«Об активных мероприятиях внешней разведки КГБ, проект концепции» составил начальник службы «А» – и пока Шебаршин ее внимательно читал, у него в голове родилось несколько конкретных идей.
Восемь месяцев спустя, в августе 1991 г., председатель КГБ Крючков возглавил государственный переворот против Горбачева, который в то время отдыхал в Крыму. Противостояние длилось три дня, и 21 августа демократически настроенные москвичи под предводительством харизматичного Бориса Ельцина победили путчистов. В эти дни Шебаршин грамотно и осторожно разыграл свои карты, тщательно дистанцируясь от своего босса и от Лубянки. Вернувшись в Москву, Горбачев назначил его временно исполняющим обязанности председателя КГБ. Но на этой должности Шебаршин продержался всего день: 23 августа его заменили человеком со стороны, представителем либеральных кругов. Шебаршин оставался на посту главы внешней разведки еще месяц, после чего вынужден был уйти – новое демократическое правительство было решительно настроено реформировать КГБ.
Два месяца спустя внешняя разведка стала независимым агентством. А в декабре СССР прекратил свое существование.
Наследник ПГУ КГБ получил новое название – Служба внешней разведки (СВР), а также нового руководителя – Евгения Примакова, вальяжного советского функционера с внешностью респектабельного академика.
Как и Шебаршин, Примаков специализировался на Ближнем Востоке. Хитрый и осторожный, он был советской версией Киссинджера; несколько десятилетий Примаков провел в постоянных разъездах, налаживая отношения между Москвой и режимами в Ливане, Египте, Сирии, Ираке, Иране и Израиле.
Примаков занял кабинет Шебаршина в Ясенево – и оказался в центре бюрократического шторма. Угроза полного расформирования СВР еще висела в воздухе: новое демократическое правительство Ельцина начало расследование роли КГБ в неудавшемся государственном перевороте. Внешней разведке требовалось срочно дистанцироваться от Лубянки, отмыть свою репутацию и создать себе новый имидж в глазах общественности – и избежать серьезных внутренних реформ. План Шебаршина как нельзя лучше подходил для этой цели.
Примаков пригласил Шебаршина вернуться в Ясенево, предложив кресло заместителя. Шебаршин вежливо отказался – он был слишком амбициозен, чтобы согласиться на роль подчиненного. Тогда Примаков решил действовать сам: и выбранная им стратегия поразительно напоминала ту, которую несколькими месяцами ранее разработали Шебаршин и служба «А».
Прежде всего новый директор СВР создал две структуры, предложенные специалистами службы «А». Он поддержал инициативу Шебаршина по формированию Ассоциации ветеранов внешней разведки, объединившей бывших сотрудников Первого главного управления. Эта ветеранская организация взяла на себя функцию неофициального канала коммуникации между Ясеневым и представителями общественности – историками и журналистами.
Далее Примаков создал пресс-бюро СВР, укомплектовав его несколькими сотрудниками с хорошими навыками общения с журналистами. Пресс-бюро въехало в небольшой, но импозантный бело-голубой особняк в тихом Колпачном переулке в центре Москвы, где теперь должны были проходить встречи с российскими и иностранными журналистами. Вместе с ассоциацией ветеранов пресс-бюро взялось за продвижение тщательно продуманной легенды о СВР, которая строилась на четырех основных тезисах.
Во-первых, утверждали в СВР, методы разведки не менялись с библейских времен, оставаясь одинаковыми и для ЦРУ, и для КГБ, поэтому в реформировании методов российской внешней разведки нет никакой необходимости.
Во-вторых, поскольку сотрудники внешней разведки КГБ много времени проводили на Западе, у них был более широкий взгляд на вещи и более прогрессивные, даже либеральные взгляды, чем у других подразделений Комитета госбезопасности. И они всегда гораздо критичнее относились к советской действительности, чем их коллеги, работавшие внутри страны.
В-третьих, поскольку сфера деятельности внешней разведки – другие страны, она не могла принимать участия в преследовании инакомыслия в Советском Союзе.
И, наконец, в-четвертых: советская внешняя разведка отказалась от практики убийств за границей еще в конце 1950-х гг. Последней такой операцией, уверяли сотрудники пресс-бюро, было отравление цианистым калием Степана Бандеры, лидера военного крыла украинской эмигрантской организации в Мюнхене в 1959 г.
К реальности эта версия имела, мягко говоря, очень мало отношения. Тем не менее СВР успешно использовала ее для создания своего нового имиджа – имиджа организации, объединившей самые либеральные элементы прежнего КГБ.
Примаков добавил к схеме Шебаршина пятый, изобретенный им самим, компонент: в январе 1993 г. появился «Открытый доклад СВР», посвященный анализу глобальной угрозы распространения оружия массового уничтожения после окончания холодной войны[238]. Публикация этого доклада и других подобных документов должна была создать СВР имидж аналитического центра по вопросам внешней политики, а не разведслужбы. С той же целью Примаков переименовал сотрудников Ясенева: «оперативники» превратились в «референтов», как в советских академических институтах. СВР даже перестала официально рассматривать Соединенные Штаты как главного противника: Примаков объединил первый Североамериканский отдел, занимавшийся Соединенными Штатами, с отделом по Латинской и Южной Америке, чтобы показать, что теперь речь идет только о географии.
Операция по ребрендингу прошла успешно, и новый имидж внешней разведки серьезно восприняли даже многие либеральные журналисты. Активные мероприятия внутри России оказались так же эффективны, как и за границей. План Шебаршина сработал.
Теперь нужно было найти способ продвинуть этот новый прогрессивный образ российской разведки за рубежом, в первую очередь в Соединенных Штатах.
Глава 19
Смена имиджа
Сентябрь 1992 г., Москва. Директор ЦРУ поднялся со своего места с бокалом в руке. Перед ним за длинным столом в просторном зале особняка СВР в Колпачном переулке напротив друг друга сидели десять американцев и десять русских. Роберту Гейтсу только что исполнилось 49 лет, из них 26 он прослужил в разведке и Совете национальной безопасности, занимаясь в основном советской угрозой, и несколько месяцев назад президент Джордж Буш – старший назначил его директором ЦРУ. «Я хочу предложить тост», – сказал он[239].
Между собой американцы окрестили этот бело-голубой особняк домом Берии. (На самом деле в свое время этот дом принадлежал не зловещему шефу НКВД, а другому – не менее кровавому – министру государственной безопасности Виктору Абакумову[240].) Теперь особняк использовался СВР для встреч с представителями прессы и американцами.
Гейтс прилетел в Москву, чтобы наладить контакты между разведками США и России. В честь его приезда СВР и российское контрразведывательное агентство, которое вскоре станет известно как ФСБ, устроили в особняке в Колпачном торжественный обед. «Сегодня я здесь, – начал Гейтс, – потому что отношения между нашими странами требуют сотрудничества наших спецслужб в областях, представляющих взаимный интерес. Настало время, когда мы должны перевернуть страницу истории – разумеется, не забывая о наших прошлых и настоящих различиях, – и совместными силами взяться за устранение угроз, с которыми мы сталкиваемся с наступлением новой эпохи».
Русские генералы довольно улыбались. Концепция «сотрудничества» как нельзя лучше вписывалась в новый имидж СВР.
В следующем году директор СВР Примаков полетел в США. Руководитель разведки такого уровня прибыл в Америку впервые после поездки туда Крючкова. Но Крючков приезжал в тайне, под видом обычного дипломата; Примаков
