Уголовник! Как пить дать уголовник! Вопрос – что он делает в кровати Кузьмина – оставался открытым. Хотя…
Кому, как не этому расписанному под пасхальное яйцо дяде – она углядела купола с крестами на его боках, – совершать заказные убийства?! Кузьмин поумнел за годы тюрьмы, сам теперь никуда не полезет. Наверняка, да что там – стопроцентно, в койке мирно посапывает тот самый мужик, который и на даче всех убил, и начальника ее тоже грохнул.
Вот попала! Вот она попала, дура!!!
– Кто он, Кузьмин? Убийца, да?!
Дина смотрела на свои ладони с четкими ровными линиями, обещавшими ей когда-то спокойную сытую жизнь с мужем и тремя детьми. Это все ей преподавательница философии «предрекла», когда Дина училась в институте.
Помешана была тетя на хиромантии, совершенствовалась постоянно, что-то изучала, даже на симпозиумы какие-то летала за границу. Интересно, а сегодняшнюю ситуацию она видела на ее ладони или нет? Если видела, почему смолчала? Если нет, то грош цена всем ее изучениям и предсказаниям!
Какая, к черту, спокойная сытая жизнь?! Дина… она же без работы, без жилья, в кошельке пусто, на банковской карте – почти пусто. Какой муж, какие дети? Ее окружение теперь – сплошные уголовники, чье общество вряд ли может обещать ей долгую жизнь.
– Это мой друг, – неожиданно отозвался Кузьмин минут через десять, устал, наверное, изображать сонную негу. – Друг, который помог мне выжить там, куда ты меня отправила посредством своего болтливого языка и куриных мозгов. Ох, дылда… Если бы не он, меня теперь на свете не было бы вообще!
Лучше бы и не было, чуть не ляпнула она. Некому тогда было бы убивать супругов Иванцовых, ее начальника, никто ее не сфотографировал бы – как она склоняется над убитыми, как пытается повернуть тело мертвого Иванцова. Да ничего вообще бы тогда не было! Она бы передала эту чертову коробку из рук в руки и забыла бы на веки вечные и о дачном поселке, и вообще обо всем!
Коробка! Она о ней как-то и забыла совсем. И странное дело: она совсем не помнила – рассказывая свою страшную историю Кузьмину, – обмолвилась она о коробке или нет? Если да, то почему он не заинтересовался этим всерьез? Если нет, то надо молчать и дальше.
– Ты вообще когда-нибудь способен будешь простить меня или нет?
Дина взглянула на него.
Красивый, хорошо тренированный и, можно было бы добавить, довольный жизнью парень, если бы не постоянная настороженность в его взгляде. В этом, надо думать, тоже она виновата? Кузьмин лежал на подушках, разбросав ноги и закинув руки за голову. Он вздрогнул, услышав ее вопрос, но не повернул голову в ее сторону. Продолжал смотреть, не мигая, в потолок.
– Данила, я задала тебе вопрос.
Зачем-то она встала со стула и пошла к дивану.
Зачем? Что ее подтолкнуло? Отсутствие разума. Куриные мозги, как сказал только что Кузьмин. Больше никаких причин не было, похоже.
Села с краю, уставилась на его загорелый твердый живот, обнажившийся, потому что рубашка его задралась. Поползла глазами выше, нашла подбородок, слегка тронутый щетиной. Рот, сомкнутый в одну тугую линию. Глаза, не мигавшие и искавшие ответ где-то на потолке. И захотелось…
– Что ты делаешь, дылда?! – Он поймал ее руку еще до того, как она успела дотронуться до его щеки, когда она потянулась к ней, поддавшись очередному непонятному порыву.
– Я? – Она смутилась. – Не знаю.
– А я тебе скажу, что ты делаешь, – Кузьмин осторожно потянул ее за руку на себя. – Ты пытаешься меня соблазнить, дылда! Смешно и неумело! Ты же… Ты же такая дура, дылда!
– Отстань, урод!
Она начала вырываться, но безуспешно. Кузьмин рывком уложил ее рядом с собой, развернулся и навис над ней, рассматривая ее лицо с наглой понимающей улыбкой. Она видела, как бьется жилка на его загорелой шее. Слышала его дыхание, сдержанное и вполне спокойное. Ей бы так научиться дышать, когда он рядом!
– Ну, какой же я урод, Диночка? – прошептал он вкрадчиво, втискивая свое колено меж ее ног, обтянутых дешевыми лосинами из цветного, в полоску, трикотажа. – Я очень даже симпатичный. Многие женщины, не тебе чета, между прочим, готовы в ногах у меня валяться. А ты?
– Что – я?!
Она вдруг вспомнила, что на ней отвратительного вида трусы, резинка которых натирала ей пупок. Лифчик с полуоторвавшейся лямкой, прицепленной ею утром булавкой. И вообще, она не готова!
– Данила, не смей! – запыхтела она, изо всех сил упираясь локтями в его грудь.
– Не смей – что? Я же ничего не делаю. – Его усмехавшиеся глаза изумленно округлились.
Он и в самом деле ничего не делал такого. Просто навис над ней и потешался, потешался, гад! Ну, и еще это чертово колено, которое нагло вторглось меж ее ног и ползло все выше и выше.
Вдруг ей вспомнилось, как тогда, давно, еще до Вити, они как-то шли вечером вместе с Кузьминым домой. Откуда они возвращались? Из школы? С тренировки? Из кино? И возвращались ли вообще, может, просто прогуливались?
Она не помнила!
Они шли рядом, это Дина помнила отчетливо, и болтали о чем-то забавном. Смеялись, помнила, до упаду, когда полил дождь. Да такой сильный и холодный, что они мгновенно промокли до нитки и промерзли до костей. Влетели в первое попавшееся по пути парадное. Стуча зубами и похохатывая, Кузьмин начал растирать ее руки, плечи и все время спрашивал, в порядке она или нет.
А она не была в порядке! Ей было очень холодно и очень стыдно. Тонкая кофта промокла, облепив ее тело и выставив на всеобщее обозрение затвердевшие соски под тонким кружевом лифчика. Юбка тоже прилипла к ногам, и она все пыталась ее отлепить и разгладить окостеневшими пальцами. Волосы повисли слипшимися прядками, нос покраснел, губы наверняка посинели. Она не была в порядке, потому что самой себе она казалась неуклюжей и некрасивой.
– Эй, ты чего? – Его руки прекратили растирать ее плечи и руки, плотно обхватив ее талию. – Совсем скисла, да?
– Нет, – едва шевеля губами, шепнула она и подняла на него беспомощный взгляд. – Не надо, Данила.
– Чего не надо?
Он не понял или сделал вид, что не понял. Да и разве мог он понять, что, пытаясь согреть ее, обнимая, он лишает ее способности дышать вообще? Ей казалось, что даже мокрая кофточка на груди вздувается от бешеных скачков ее бедного сердца. Она же никогда…
Она же никогда прежде не обнималась, не целовалась с парнями. Не прижималась к ним. И не позволяла крепко обнимать себя за талию, как это делал теперь Данила… пытаясь ее согреть.
– Не надо! – Она попыталась отступить, вцепилась в его ладони, начала разжимать его пальцы. – Не надо, Данила.
– Так я же ничего не делаю, – возразил он, и пальцы его медленно разжались. – Я же ничего с тобой не делаю…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
