— Я познакомлю тебя с Сэмюелем Баррерой и позабочусь, чтобы он заключил с тобой честную сделку.
— Цена будет намного выше, сынок.
— Кто-то уже крепко приложил тебя по ребрам, Кэм. Думаешь, ты получишь более выгодное предложение?
Улыбка Кэма исчезла.
— Проваливай отсюда.
— Тебе стоит поговорить со мной, Кэм.
Он пересек комнату, взял пистолет и спокойно направил на меня, причем его совершенно не волновало, что там не было патронов.
Я сказал ему все, что хотел и мог.
Когда я распахнул дверь, жара моментально начала просачиваться в комнату вместе с шумом транспорта и выхлопными газами.
Когда я уходил, Кэм Комптон стоял возле своей музыкальной коллекции, зажав пистолет под мышкой, разглядывал один за другим компакт-диски, которые я вынимал, вытирал их краем грязной футболки и ставил на прежнее место.
Глава 28
Вечером я с трудом уговорил себя выйти из дома, отказаться от чалупы на ужин, книги по средневековой драме и сна, чтобы поехать по адресу, который дала мне Миранда Дэниелс, на ее семейное ранчо возле Булверде.
Прошло меньше года с тех пор, как история с наследством привела меня сюда, но перемены поражали. Теперь приходилось ехать гораздо дольше до того, как в воздухе появлялись ароматы кедров и удобрений.
Сан-Антонио растет концентрическими кругами, как дерево, это один из немногих принципов упорядочения города.
Мой дед редко удалялся от центра за пределы парка Брекенридж, если только не собирался подстрелить оленя. Мать всегда считала, что магазин тканей Скривенера, расположенный на Петле 410, находится на окраине города. Когда я учился в школе, последней границей являлась Петля 1604, и даже внутри нее оставалось множество участков, где было полно толченого известняка и росли виргинские дубы и кактусы.
Сейчас же я выехал далеко за Петлю 1604 и преодолел половину расстояния до Булверде, прежде чем исчезли вывески бесконечных магазинчиков.
Небо у меня за спиной было серо-оранжевого городского цвета, но впереди поражало сельской чернотой. Сразу над холмами из-за туманного покрова облаков выглядывала полная луна.
Я съехал с автострады по Ранч-роуд 22, узкому двухполосному шоссе без освещения и знаков ограничения скорости, с множеством поворотов. На обочинах я видел лишь гравий и колючую проволоку. Смертельная дорога, как назвал бы ее мой отец.
В годы моей далекой кровожадной юности я часто приставал к отцу с просьбой рассказывать о несчастных случаях, которые ему доводилось расследовать на узких дорогах вроде РР22. Обычно он отказывался, но однажды напился и поделился со мной некоторым количеством жутких подробностей об одном лобовом столкновении. И рассказал, что сцены убийства бледнеют по сравнению с автомобильными катастрофами, доказав это на примере. Больше я никогда не задавал ему подобных вопросов.
Один раз мне пришлось резко свернуть в сторону, чтобы не столкнуться с телом мертвого оленя. Надписи на оградах и дорожные столбики появлялись и исчезали в свете фар. Изредка я проезжал мимо рекламных щитов, сообщавших о строительстве новых домов — «КАЛЛЕ ВЕРДЕ, ОТЛИЧНОЕ ЖИЛЬЕ ОТ 120-Й». Могу спорить, что людям, которые переехали сюда жить после ухода на пенсию, здесь нравилось. Через некоторое время тут непременно появятся «Севен-илевен» и Н.Е.В.[116]
Знака поворота на Серра-Роуд я не нашел, несмотря на объяснения Миранды. К тому же он оказался не шире обычной подъездной дороги. К счастью, еще с РР22 я увидел, что вечеринка у Дэниелсов уже в полном разгаре. На другом конце темного луга, примерно в четверти мили, горели костры и на деревьях сияли огни, я даже слышал звуки музыки.
Я поехал по ухабистому покрытию Серра-роуд, чувствуя, как камни норовят разбить колеса моего «ФВ». Воздух был теплым, как вода в ванне, и я улавливал необычную смесь запахов навоза, древесного дыма, бензина и ноготков. Еще один правый поворот, и я увидел решетчатый въезд[117] во владения Дэниелсов.
Двор ранчо, засыпанный гравием и заросший травой, занимал целый акр. Возле виргинского дуба высотой с дом в несколько этажей, ветви которого сияли белыми рождественскими огнями, припарковалось около дюжины пикапов. Я сразу заметил огромный черный пикап с оранжевыми полосами и серебристой куклой Барби на грязевом щитке, и мне стало интересно, существует ли в мире хотя бы еще одна такая машина. Учитывая мою удачу — вряд ли.
Дом был длинным, низким и белым, с крыльцом вдоль всей стены, на котором собралось огромное количество людей. В центре внимания находились Уиллис Дэниелс и его контрабас. Вместе с небольшой группой пожилых музыкантов-ковбоев, не входящих в состав оркестра Миранды, он играл старую джазовую пьезу — Милтон Браун, если меня не подвели воспоминания о коллекции отца. Все музыканты успели сильно набраться, но со своей задачей справлялись вполне прилично.
Небольшие группы людей разговаривали, выпивали и смеялись. Полдюжины мужчин развлекались, бросая в цель подковы; их освещали голые электрические лампочки, висевшие между мескитовыми деревьями и сараем. Вокруг костра женщины в платьях и сапогах, с множеством серебряных украшений помогали детям с уставшими глазами жарить на огне маршмэллоу. Свет в кабинах пикапов не горел, но далеко не все они пустовали.
Возле дуба разговаривали двое мужчин — Брент Дэниелс и мой новый приятель Джин.
Даже ради вечеринки Брент не переодел выцветшую клетчатую рубашку и черные джинсы, в которых я его видел уже три раза; те, как и он сам, не стали выглядеть лучше. Его черные волосы напоминали шерсть животного, сбитого на дороге машиной пару дней назад. Он нервно переступал с ноги на ногу.
Джин был в темно-синей полотняной куртке, брюках, которые не совсем сходились на животе, белой шелковой рубашке без воротника и черных сапогах. На руке, слишком крепко сжимавшей плечо Брента, я разглядел серебряный браслет. Джин что-то говорил, наклонившись к уху Брента.
Когда Джин понял, что кто-то наблюдает за их беседой, он быстро оглянулся и увидел меня. На секунду его маленькие равнодушные глаза задержались на мне, он закончил фразу, чуть отодвинулся от Брента и рассмеялся, потрепав его по плечу, словно только что рассказал забавную историю. Тот не засмеялся. Он сердито повернулся к Джину спиной и зашагал к дому.
Джин снова прислонился к дубу, поставил каблук на ствол, вытащил самодельную сигарету и принялся шарить по карманам в поисках зажигалки. Пока я шел к нему, он не спускал с меня глаз.
— Специалист по стил-гитаре.
— Это честная работа.
Джин закурил и кивнул.
— Вне всякого сомнения. Честная работа.
— Почему ты торчишь здесь, в темноте? — спросил я. — Твой босс стесняется пригласить тебя на вечеринку?
Джин прищурился, беззвучно повторил «твой босс», словно пытался получше вникнуть в мои слова и опасался, что в них заключено оскорбление.
— Шекли, — решил он.
— Да, большой уродливый белый тип. Ты его знаешь.
В сиянии рождественских огней улыбка Джина получилась неестественно яркой. В глазах полыхнула ярость.
— Понятно.
— Вы отлично поработали, убрав Алекса Бланксигла прошлой ночью.
Никакой реакции. Джин сделал глубокую затяжку, повернул голову и лениво выдохнул дым в сторону крыльца. Старые пьяненькие музыканты заиграли новую мелодию, которая смутно напомнила мне Лестера Скраггса.[118] Пара женщин танцевала на подъездной дорожке что-то народное.
Я посмотрел в сторону входной двери. Брент Дэниелс стоял рядом с мусорным баком и огромными глотками пил пиво. Несколько человек что-то ему говорили, но он не обращал на них ни малейшего внимания.
— Что произошло? — спросил я у Джина.
Тот проследил за моим взглядом и понял, что я имею в виду.
— Ага, как когда-то делал Кэм Комптон. Отличная курьерская служба, точно? Чудное прикрытие — гастроли вместе с группой, с кучей оборудования… ежели у тебя есть товар, который ты собираешься распихать по всей Европе.
— Я сказал Бренту Дэниелсу, что восхищаюсь его сестрой и ее пением. И надеюсь, что в самое ближайшее время она отправится на гастроли в Европу.
Джин выпустил новую струю дыма и выпучил глаза.
— Хочешь меня спровоцировать, мистер Наварр, или ты просто идиот?
— Как правило, я так себя не веду, — признался я. — Но с другой стороны, мне еще не приходилось находить такое количество трупов в течение одной недели. А для тебя это нормально — оставлять за собой столько мертвецов?
Джин холодно улыбнулся.
— Идиот, — решил он, отклеился от дерева и наклонился вперед, чтобы что-то сказать, но в этот момент из-за угла дома послышался шум.
— О-о-ой! — закричал кто-то возле сарая, словно только что увидел тройную игру.[119]
Завизжала женщина. Вокруг стены, возле которой метали подковы, начала собираться толпа; одни громко ругались, другие смеялись. Оркестр Уиллиса Дэниелса перестал играть — музыкантам стало любопытно, что случилось.
