– Я надеюсь, что тебе не поставили никакого срока? – барон Луи понимал, что отсрочка необходима, как воздух.
– Надо действовать немедленно! Генерал Адлерберг умеет говорить деликатно, но очень ясно.
– Раньше всего мы должны обдумать положение. Ты можешь положиться на меня, мой дорогой. Если беда неотвратима, мы найдем невесту, достойную тебя.
– Я ее нашел!
Барону Луи Геккерену пришлось еще раз впасть в столбняк. Жорж покатывался со смеху.
– Неужто вам не пришла на память послушная, согласная на все Катенька Гончарова?
При упоминании этого имени к посланнику сразу вернулся дар речи:
– Теперь я действительно вижу, что ты потерял последний разум. Ее состояние расстроено вконец. Эту перезрелую дуру не пустят ни в одну порядочную гостиную в Европе.
– Я прошу не оскорблять мою невесту… – Дантес принял позу жениха.
– Но на какого дьявола она тебе сдалась? – барон Луи был на грани бешенства. – Неужто ты не нашел другого способа погубить свое будущее? Жорж, я умоляю тебя – прекрати эту недостойную шутку!
– А я буду просить вас, батюшка, выслушать меня с должным спокойствием. Мы не можем расточать время зря.
С обстоятельностью, которая удивила многоопытного барона Луи, Жорж изложил свои соображения: если государь, в чем не приходится сомневаться, хочет отстранить его, Жоржа, от Натали, то какое же может быть наилучшее средство усыпить подозрения его величества, как не женитьба на ее родной сестре? Кстати сказать, эта женитьба усыпит подозрения мужа Натали. После этого барон Жорж Дантес-Геккерен подвел итог: одним выстрелом он поражает обе цели…
– А потом, – продолжал молодой человек, – я, как родственник, стану ближе к Натали. Вы меня понимаете?
Барон Луи в негодовании закрыл лицо. Дантес не обращал на него никакого внимания.
– Итак, – заключил младший из баронов Геккеренов, – вы видите, что ваш сын умеет размышлять вовсе не без пользы. Женитьбой на Катеньке я верну благоволение императора, которое сейчас – буду говорить мягко – сильно поколебалось. И я приобрету новые права на Натали… Ах, да! – спохватился он. – Чуть было не забыл: в придачу я получу еще Катеньку. Ну что ж? Мы сделаем из нее надежную ширму…
Чем больше говорил Жорж, тем мрачнее становился барон Луи.
– Не печальтесь, – утешил его дальновидный сын. – Я сумею быть и смел и осторожен, а Натали не болтлива. Конечно, она потеряет голову, когда я скажу ей о моей женитьбе. Будем снисходительны к женской слабости. Я дам ей время, чтобы свыкнуться с новостью. Кстати, мой дорогой отец и друг, мне пора. В эту важную минуту я не могу опаздывать на свидание с Натали.
– Ты к ней не поедешь! – старый барон схватил Дантеса за руку. – Слышишь?
– Вы злоупотребляете отцовской властью, – отвечал Жорж, отводя руку Луи Геккерена, – и обращаете во зло мою доверчивость… Но успокойтесь. Как только меня объявят женихом моей Катеньки, я буду видеть Натали столько, сколько захочу.
Барон при упоминании о нависшей свадьбе опять уцепился за последнюю соломинку надежды. Он все еще хотел проверить, насколько решительны пожелания его величества, высказанные через генерала Адлерберга.
Жорж, смеясь, отмахнулся:
– Вы исполните отцовский долг и будете просить для меня руки моей обожаемой Катеньки. Я прошу вас не жалеть красок при описании моих чувств. Вы, разумеется, дадите мне некоторое время, чтобы разыграть в свете роль счастливого жениха мадемуазель Гончаровой. Иначе кто поверит в эту невероятную свадьбу?..
Поручик Геккерен остановился перед креслом барона Луи, отдал ему почтительный поклон и пошел к выходу. В дверях он обернулся:
– Можете ли вы представить себе физиономию господина Пушкина в тот час, когда ему придется назвать меня братом!.. Клянусь, одна эта мысль способна увлечь меня в объятия Катеньки!..
Глава семнадцатая
Еще с утра Наталья Николаевна не могла отделаться от предчувствия: должно случиться что-то недоброе. Короткой запиской, переданной через горничную, тетушка Екатерина Ивановна звала к себе любимую племянницу ровно в два часа дня. Никаких объяснений в записке не было. Оставалось ждать назначенного часа.
Одевшись на выезд, Таша зашла к мужу. День был так хмур, что Пушкин работал при свечах. Тусклые огни освещали стол и его склоненную голову.
– Ты опять заработался?
– Если бы так, мой ангел!
– Так что же с тобой?
– Сам не знаю. Лезет в голову всякая дурь: вот бы, мол, вам, Александр Сергеевич, никогда не ездить ни в Аничков дворец, ни на балы и рауты – никуда. А ехать бы вам, милостивый государь мой, в деревню… Да ты не пугайся. Сейчас же сам и спохвачусь: боже мой! Что будет говорить Наталья Николаевна?! Ну, и опять возьмусь за перо… – Поэт откинулся в кресле. Оглядел жену долгим взглядом. – Как пристало тебе это строгое платье! Чудо, как ты в нем хороша!
– Только что привезли от модистки. Обновлю визитом к тетушке.
– Ну, с богом, жёнка!
Наталья Николаевна вышла к карете. Снег шел вперемежку с дождем. Тяжелой, мокрой пеленой нависло небо. Тревожные предчувствия вернулись.
В гостиной фрейлины Загряжской ее ждал Дантес.
– Здоровы ли вы, барон?
– Моя жизнь кончена! – отвечал он с жестом отчаяния. Казалось, он решился умереть сейчас же, здесь, у нее на глазах. – Но прежде я должен спасти вас, Натали!
Должно быть, он опять принялся за свои старые выходки. Наталья Николаевна попробовала отшутиться:
– Вы очень великодушны, барон. Но, право, я не вижу никакой опасности.
– Не смейтесь! Ради всего святого, не смейтесь!..
О чем он говорил? Об императоре? Но при чем тут император? Он говорил еще о генерале Адлерберге. Откуда взялся генерал Адлерберг?.. Господи, кто же женится на Екатерине?..
Сцена, разыгранная по всем правилам высокой французской трагедии, произвела, по-видимому, бо́льшее впечатление, чем рассчитывал Дантес. Наталья Николаевна ничего не понимала. А он все еще говорил и говорил. Опасность грозит не только ей, но и ему. Он готов на все, пусть сошлют его в Сибирь, но он не перенесет разлуки с ней. Лучше женитьба на Катеньке, чем Сибирь и разлука с Натали… И разве женитьба что-нибудь может изменить?
Мысль о его вероломстве только начинала смутно проникать в сознание Натальи Николаевны.
Дантес не успел дать ей объяснений более убедительных и подробных. Тетушка Екатерина Ивановна к ним присоединилась. Впрочем, сегодня Дантес вовсе не корил ее за торопливость. Он сам спешил покинуть гостиную фрейлины Загряжской. Надо дать время Натали свыкнуться с новостью.
Екатерина Ивановна посмотрела на любимую племянницу с полным недоумением.
Наталья Николаевна привычно улыбалась. Вернее, хотела улыбаться, а губы кривило… Такая страшная вдруг разыгралась у нее мигрень. Скорее в карету!
Дома за обедом несносная Коко, как нарочно, болтала без умолку.
«Неужто она уже знает?» – подумала Наталья Николаевна. И новая мысль, еще страшнее прежней: может быть, Екатерина тоже участвует в заговоре и теперь они вместе над ней смеются?
Наталья Николаевна едва нашла в себе силы, чтобы не закричать: «Этого никогда не будет! Никогда!»
– Что ты говоришь? – обратилась к ней Азинька, не расслышавшая ее шепота.
– Я? – Наталья Николаевна очнулась. – Право, я ничего не говорила. – Голос ее вновь прервался: – У меня разыгралась ужасная мигрень. Нет сил терпеть…
Но она досидела до конца обеда.
Пушкин уехал. Двери в спальню Натальи Николаевны наглухо закрылись.
– Что случилось с тихоней? – спросила у Азиньки Екатерина Николаевна. Ее привычная подозрительность проснулась: – Где она была?
– Не знаю, – коротко ответила Азинька. – Надо приготовить ей компресс для головы.
Она пошла в спальню Натальи Николаевны. При появлении Азиньки та с трудом подняла голову:
– Позови ко мне Екатерину!
– Изволь, – согласилась Азинька, беспокойно присматриваясь. – Но стоит ли давать лишнюю пищу ее любопытству? Может быть, будет лучше, если сначала ты скажешь мне, что произошло?
– Позови ко мне Екатерину!
– Я никого не могу к тебе позвать, – сказала Александра Николаевна, – до тех пор, пока ты не придешь в себя…
– Оставьте меня… Оставьте меня все!…
Азинька выждала, потом тихо вышла из спальни, плотно закрыв за собой дверь. Когда она вернулась в свои комнаты, Екатерина с увлечением гадала на картах. Карты ложились без толку. Не сулили никакой перемены судьбы. Должно быть, все путал бестолковый король треф. Екатерина смешала колоду.
– Ну что? – спросила она, увидев Азиньку.
Азинька пожала плечами. Настал день, когда и она перестала что-либо понимать.
Глава восемнадцатая
Ночная мгла распростерлась над Петербургом.
Может быть, где-нибудь далеко от Северной Пальмиры восходит по утрам солнце. В Петербурге зажигают свечи… Может быть, в других городах оживают площади, улицы и дома, залитые светом. В Петербурге едва виднеется в сумраке Зимний дворец, слышатся звуки полковых барабанов да в черных глазницах окон начинают теплиться огни – из окна в окно, из этажа в этаж…
