Председатель кивнул головой
— Да
— Вот и хорошо. А то… пошел вон… не задерживайся… сто восьмой номер, короче. А деньги — убери, дорогой. Мы деньги не забираем, мы деньги даем. Хотя… Если захочешь, Мирзе можешь деньги послать. Не сейчас… потом. И карточку тебе пришлю. С письмом. Понял? Вставай с ног, Ибрагим-апа, не позорься.
Когда председатель покинул кабинет — русский, который смотрел перед собой и не проронил ни слова за все время разговора, покачал головой
— Быстро сломался…
— Это что… — Бабай снова принялся есть, он много глодал в детстве и теперь, даже когда у него была белая Волга и дом, он ел все так же, торопливо и жадно, будто боясь, что отнимут — и не таких ломали…
— Я думал — крепкий мужик
— Крепкий — не крепкий. Ты кое-что не понимаешь, дорогой. Здесь все крепкие — но только для вида. Как только припрет — эх… как солома…
Бабай жизнерадостно захохотал и хлопнул русского по плечу
— Ты мне что скажи — генерал и впрямь на душков выход имеет? А то тут может такие дела замастырить… Вот ты прикинь — кто из местных в плен попал… тут же у всех родственники, а у кого нет — махалля поможет[59]. Тут же лимон содрать — как нефик делать. Ну… лимон не лимон — но пару соток точно наберется. А?
Русского передернуло от отвращения — все-таки он не совсем еще потерял совесть — но он утвердительно кивнул
— Я поговорю с генералом
— Вот-вот. Поговори. И пусть партии увеличат. Уже начинает не хватать…
Колхоз имени Ленина
Продолжение
— Вот так вот… сын.
Акил тряханул головой как лошадь, как норовистый конь.
— Дурак ты, отец
— Что?!
— Дурак, говорю. Развели тебя как лоха. Этот Бабай, он здесь прав не имеет. Он из Ферганы. А это — наезд. На нас, узбеков — наезд. Если бы ты мне сразу сказал — его бы уже на ножи поставили. За беспредел.
— Это ты дурак! Ты думаешь, он один такой?!
— Да нет, конечно. Какой-такой — один. Он на Черного Курбаши пашет. А тот себя хозяином возомнил, баем. Всей своей сраной Киргизии, а может — и Туркестана. Но ты, батя, вот где не дотумкал. Курбаши — законник, его принимали на союзной сходке. А раз он сам себе погоны на плечи одел — значит, он законам должен подчиняться, понял? А это — по понятия голимый беспредел. Сказал бы вовремя, не сидел бы как сыч — сейчас бы по-другому дело шло. На Курбаши многие зуб имеют, что местные законники им недовольны, что грузины. Если бы ты мне сказал — его бы на сходку кликнули, и там бы правилку сделали. Потому как по беспределу — своих сдавать, понял?
Председатель горько усмехнулся
— Дурак ты, Акил. Меня, старого дураком называешь, а сам дурак дураком. Ты думаешь, Черный Курбаши на Иссык-Куле король потому что самый наглый, что ли? Там ведь завод секретный, торпеды делают. Кто бы его туда пустил с его беспределами.
Председатель плюнул на пол, что делать в доме по традиции было нельзя даже его хозяину.
— Черный Курбаши сам — пешка, его держат только потому, что он нужен, он из Оша родом и Ош держит, а там — аэродром. А я здесь — держу у себя, сколько надо, потому что на аэродроме держать нельзя. Потом через Ташкент — уже гражданскими рейсами Аэрофлота — идет. А так, в Ош — самолетами военно-транспортной авиации, прямиком из Кабула. И бабай там — не Курбаши. Люди из Москвы все это делают, сын… такие люди, что и подумать страшно. Я случайно узнал… увидел. Думал я… когда сказали, что генерал тот в Афганистане погиб — кончилось все. Ан — нет. Не кончилось. И никогда видимо не кончится.
Акил тоже плюнул — в конце концов, пол был грязный.
— А про людей этот… что говорил?
— Про людей… А ты думаешь, по этому каналу только наркотик идет?
Акил поморщился — в его среде не принято было употреблять это слово.
— А что же еще? Рыжье что ли? Стволы?
— Да какие стволы… Я грешным делом как-то слазал в мешок
Председатель наклонился вперед
— Взрывчатка там идет! Наша, взрывчатка, в армейской упаковке. Мешками! А теперь — Бабай и про людей сказал. Вот и думай, чем это пахнет. Кровью! Большой кровью. Бежать бы… Да… некуда бежать.
Афганистан, Кабул Дворец Тадж-Бек, штаб 40 ОА 17 января 1987 года
Документ подлинный
Во имя Аллаха, милостивого и милосердного!
Шура амиров Ислам Виляйят Афганистан
Вся хвала Аллаху, Господу миров, мир и благословение посланнику Аллаха, его семье, сподвижникам и всем, кто следовал за ними до Судного дня!
Аллах говорит в Коране:
Когда же завершатся запретные месяцы, то убивайте многобожников, где бы вы их ни обнаружили, берите их в плен, осаждайте их и устраивайте для них любую засаду. Если же они раскаются и станут совершать намаз и выплачивать закят, то отпустите их, ибо Аллах — Прощающий, Милосердный.
Шурой Амиров Исламского государства Афганистан следующие кяффиры приговариваются к смерти за то, что в месяце джеди одна тысяча четыреста восьмого года хиджры огнем сожгли многих наших братьев в провинции Хост, да пребудут они по правую руку от Аллаха вечно, да будет рай им домом!
— Шурави Соколов, министр обороны иттихад-и-шурави
— Шурави Дубынин, командующий муртадской армией в Афганистане
— Шурави Шеховцов, командующий двести первой муртадской дивизией
— Шурави Учкин, командующий пятой муртадской дивизией.
— Шурави Миронов, командующий сто восьмой муртадской дивизией.
— Шурави Грачев, командир сто третьей муртадской дивизии
— Шурави Кузнецов, командир триста сорок пятого муртадского полка
— Шурави Востротин, командир муртадских сил, сеявших ужас и смерть на перевале Саты-Кандав, на руках которого — кровь сотен мусульман!
И все другие шурави, а так же их пособники из числа шакалов, которых породила земля Афганистана на горе свое, коммунистов, безбожников и многобожников также приговариваются к смерти.
Тот же, кто исполнит приговор Шуры, даже и ценой собственной жизни — тот шахид и ему рай! Те, кто поможет ему на нелегком пути возмездия — тот шахид и ему рай!
Мы, муджахеддины фронта исламского спасения Афганистана, обращаемся ко всем шурави, муртадам и мунафикам — у вас есть только один путь, как спасти ваши гнусные жизни — навсегда уйти с земли Афганистана! Помните же, что сказано: "Клянусь небом с созвездиями! Клянусь днем обещанным! Клянусь свидетельствующим и засвидетельствованным! Да сгинут собравшиеся у рва огненного, поддерживаемого растопкой. Вот они уселись возле него, будучи свидетелями того, что творят с верующими. Они вымещали им только за то, что те уверовали в Аллаха Могущественного, Достохвального, которому принадлежит власть над небесами и землей. Аллах — Свидетель всякой вещи! Тем, которые подвергли искушению верующих мужчин и женщин и не раскаялись, уготованы мучения в Геенне, мучения от обжигающего Огня. Тем же, которые уверовали и совершали праведные деяния, уготованы Райские сады, в которых текут реки. Это — великий успех!" Это — сказано про вас — и слово Аллаха верно!
Мы довели до вас! Кто после этого будет сражаться с религией Аллаха, препятствовать мусульманам в соблюдении шариата Аллаха, тот будет казнен. Тот, кто обагрил руки свои кровью правоверного будет казнен! Тот, кто возводит хулу на правоверных и отрывает людей от Аллаха — будет казнен!
Мы уничтожим тех шайтанов в человеческом обличье, которые воюют с Исламом, мучают правоверных и сбивают мусульман с пути Аллаха. Аллаху Акбар!
Сражайтесь с ними. Аллах накажет их вашими руками, опозорит их и одарит вас победой над ними. Он исцелит груди верующих людей.
Дано в городе Пешавар 1408 года Хиджры.
Победа или Рай!
Аллаху Акбар!
Генерал Дубынин перечитал приговор исламской Шуры еще раз, потом пустил бумагу по кругу. Первой она досталась сидящему по левую руку от него полковнику Валерию Востротину, который прибыл в Афганистан для того, чтобы создать на базе двух бригад спецназа и оперативного штаба Экран Войска специального назначения Советского Союза.
— Что-то я не слышал про такой род войск как муртадские войска. Десантные слышал, танковые слышал, а муртадские…
— Тем не менее — разведывательная информация у них точная — заметил Востротин, перечитывая бумагу.
— Не совсем. Они неправильно назвали командующего сто восьмой муртадской… тьфу, мотострелковой дивизии. В остальном — все верно. Кстати, Валерий, а сильно ты их допек со своими ухорезами. Ты тут почитай — ты единственный в списке, кто не генерал, ты да Кузнецов. Ценить надо, в такую компанию записали.
— Непременно — отозвался Востротин, передавая бумагу дальше генералу Грачеву — как встречу этого Шуру — так ему благодарность и отвешу.
