Лишь тихим фотографам разрешили входить в зал собрания. Две группы телевизионщиков, остановленные в вестибюле отеля, заявили протест Терезе Ван Бэрен. Она сказала им:
— Было решено, что если мы разрешим телеоператорам войти, собрание превратится в цирк. Телевизионный техник проворчал:
— Судя по тому, что я вижу, тут уже цирк. Ван Бэрен первой подала сигнал тревоги, когда вскоре после двенадцати часов тридцати минут стало ясно, что помещения и зарезервированных посадочных мест совершенно недостаточно. Быстро созвали конференцию сотрудников “ГСП энд Л” и гостиницы. Договорились открыть еще один зал, примерно вдвое меньше банкетного по размеру, где можно было разместить еще группу в полторы тысячи: происходящее в главном зале через систему громкоговорителей должно было транслироваться туда. Вскоре группа работников гостиницы расставляла стулья в дополнительном зале. Но новоприбывшие сразу запротестовали:
— Как бы не так! Я не в каком-то второразрядном сортире! — громко закричала краснолицая женщина. — Я — пайщица и имею право присутствовать на годичном собрании, и я там буду. — Своей мясистой рукой она отстранила пожилого работника охраны, раздвинула ограждение, важно вошла в уже переполненный банкетный зал. Несколько человек оттеснили стражника и последовали за ней. Он только беспомощно пожимал плечами, затем попросту снял веревку и даже попытался навести порядок в потоке людей, двигающихся в банкетный зал.
К Терезе Ван Бэрен обратился худой, серьезного вида человек:
— Странно все получается! Я прилетел сюда из Нью-Йорка и хочу задать на собрании кое-какие вопросы.
— Во втором зале будет микрофон, — заверила она его, — и все вопросы, как и ответы, оттуда услышат в обоих залах. Человек с ненавистью глянул на беспорядочную толпу:
— Большинство из них лишь мелкие пайщики. А у меня десять тысяч акций. Сзади раздался голос:
— У меня двадцать акций, мистер, но мои права ничуть не меньше ваших.
В конечном счете обоим пришлось пройти в малый зал.
— Насчет мелких пайщиков он прав, — заметила Ван Бэрен, обращаясь к Шарлетт Андерхил, на некоторое время оказавшейся рядом с ней в фойе.
Шарлетт покачала головой:
— Многие из здесь присутствующих имеют не более десятка акций. Лишь у очень немногих их более ста.
Нэнси Молино из “Калифорния экзэминер” наблюдала за людским потоком. Она стояла неподалеку от Терезы и Шарлетт.
— Слышишь? — спросила ее Ван Бэрен. — Самое настоящее опровержение утверждений, будто мы огромная монолитная компания. Те люди, которых ты видишь здесь, и есть ее владельцы.
Молино скептически заметила:
— Но здесь немало и крупных, состоятельных держателей акций.
— Не так много, как вам может показаться, — вставила Шарлетт Андерхил. — Более пятидесяти процентов наших пайщиков — мелкие вкладчики со ста акциями и даже меньше. Наш крупнейший единоличный пайщик — трест, владеющий капиталом работников компании, у него восемь процентов акций. То же самое вы обнаружите и в других компаниях коммунального хозяйства.
Судя по всему, это не убедило журналистку.
— Я не видела тебя, Нэнси, с тех пор как ты написала эту пакостную статейку о Ниме Голдмане, — сказала Тереза. — Неужели тебе и в самом деле нужно было это сделать? Ним — отличный работящий парень.
Нэнси Молино слегка улыбнулась.
— Тебе она не понравилась? А мой редактор посчитал, что заметка великолепная. — Сочтя тему законченной, она продолжала осматривать фойе отеля, а потом бросила:
— “Голден стейт пауэр энд лайт”, видимо, не в состоянии вести дело должным образом. Многие из собравшихся здесь столь же недовольны своими счетами за энергию, как и своими дивидендами.
Ван Бэрен посмотрела туда же, куда устремила свой взгляд журналистка, — на маленькую группку, окружившую стол бухгалтеров. Понимая, что многие пайщики являются одновременно и потребителями, “ГСП энд Л” на годичных собраниях устанавливала этот стол, чтобы любой мог подойти и сразу же на месте справиться о плате за газ и электричество. Три клерка за столом разбирали жалобы, рядом стояла все увеличивающаяся толпа ожидающих своей очереди. Раздался протестующий женский голос:
— Меня не волнует, что вы говорите, но этот счет не правильный. Я живу одна и не расходую энергии больше, чем два года назад, а плата возросла вдвое.
Справляясь с показаниями на видеодисплее, связанном с компьютером, молодой служащий продолжал объяснять, что именно вошло в этот счет. Но женщина оставалась непреклонной.
— Иногда, — сказала Ван Бэрен Нэнси Молино, — одни и те же люди хотят меньше платить и больше получать. Сложно объяснить, почему невозможно одновременно то и другое.
Ничего не сказав, журналистка ушла.
В час сорок, за двадцать минут до начала собрания, во втором зале можно было лишь стоять, а люди все подходили.
— Я здорово обеспокоен, — признался Гарри Лондон Ниму Голдману. Оба находились сейчас между банкетным залом и дополнительным помещением, в том месте, где шум достигал апогея.
Лондона и нескольких человек из его отдела “взяли в аренду” по случаю собрания, чтобы укрепить обычный персонал “ГСП энд Л”, занимающийся обеспечением безопасности. Несколько минут назад Эрик Хэмфри послал Нима лично оценить состояние дел. Президент, обычно раскованно общавшийся с пайщиками перед собранием, по совету начальника службы безопасности сегодня ввиду агрессивного настроения толпы в холле отеля не появился. В этот момент Хэмфри проводил совещание с высшими служащими и директорами, которые должны были вместе с ним выйти на сцену банкетного зала в два часа.
— Я обеспокоен, — повторил Лондон, — потому что думаю, что еще до окончания всего этого мы столкнемся с насилием. Ты был снаружи?
Ним покачал головой, а потом, сделав приглашающий жест, повел его к внешнему вестибюлю и на улицу. Они проскользнули через боковую дверь и, свернув, оказались перед отелем.
На площади перед отелем “Святой Чарлз” обычно располагался гостиничный транспорт — такси, личные автомобили и автобусы. Но сейчас все движение было заблокировано толпой из нескольких сотен кричащих и размахивающих плакатами демонстрантов. Узкий проход для пешеходов оцепили полицейские, они же не позволяли демонстрантам продвинуться ближе к зданию.
Телевизионщики, которым не разрешили присутствовать на собрании пайщиков, вышли на улицу и стали снимать происходящее там. Над головами толпы были подняты фанерные щиты с лозунгами: “Поддержите “Энергию и свет для народа”, “Народ требует снижения тарифов на газ и электричество”, “Уничтожьте капиталистического монстра “ГСП энд Л”, “Энергия и свет для народа” выступает за передачу “ГСП энд Л” в общественную собственность”, “Люди важнее прибылей”.
Все прибывающие группы пайщиков “ГСП энд Л”, проходя через полицейские наряды, читали эти призывы.
Низкорослый, небрежно одетый лысоватый мужчина со слуховым аппаратом остановился и со злостью закричал на демонстрантов:
— Я такой же народ, как и вы, и я всю жизнь работал, чтобы купить несколько акций…
Бледный юноша в очках, одетый в спортивный костюм Стэнфордского университета, съязвил:
— Обожрись, капиталистическая жадюга! Одна из новоприбывших — моложавая привлекательная женщина — отпарировала:
— Быть может, если бы некоторые из вас получше работали и накопили немного…
Ее слова потонули в хоре голосов: “Зажмем спекулянтов!”, “Власть принадлежит народу!”
Женщина двинулась на кричащих, подняв кулак:
— Послушайте, бездельники! Я не спекулянтка. Я рабочая, в профсоюзе и…
— Спекулянтка!.. Капиталистка, кровопийца!.. — Один из щитов опустился совсем рядом с головой женщины. Вышедший вперед сержант полиции оттолкнул лозунг и быстро провел женщину и мужчину со слуховым аппаратом в гостиницу. Вдогонку им полетели крики и язвительные насмешки. Демонстранты подались вперед, но полицейские стояли твердо.
К телевизионщикам присоединились газетчики, среди них Ним увидел Нэнси Молино. Но у него не было желания встречаться с ней. Гарри Лондон тихо заметил:
— Видишь вон там твоего приятеля Бердсона, заправляющего всем?
— Он мне не приятель, — ответил Ним. — Но я его вижу. Крупная фигура бородача Дейви Бердсона виднелась позади демонстрантов. Когда глаза их встретились, Бердсон широко улыбнулся и поднес к губам “уоки-токи”.
— Он, видимо, говорит с кем-то в толпе, — сказал Лондон. — Он уже появлялся то там, то здесь; на его имя есть одна акция. Я проверял.
— Знаю. И наверное, некоторые из его людей их тоже имеют. Они спланировали и еще что-то, я уверен.
Ним и Лондон незаметно вернулись в гостиницу. А на улице демонстранты становились все более шумными.
В небольшой комнате для служебных встреч за сценой банкетного зала беспокойно расхаживал взад и вперед Дж. Эрик Хэмфри, просматривая речь, с которой ему вскоре предстояло выступить. За последние три дня было напечатано и перепечатано с десяток вариантов. Даже сейчас, беззвучно бормоча что-то на ходу, он вдруг останавливался и вносил карандашом изменения в последний вариант доклада. Из уважения к поглощенному работой президенту остальные присутствующие в комнате — Шарлетт Андерхил, Оскар О'Брайен, Стюарт Ино, Рей Паулсен и пять директоров — молчали, кто-то готовил в баре напитки.
