Пойманную овсянку в течение месяца держат в клетке и кормят исключительно фигами, после чего живьем топят в бренди и жарят целиком в течение нескольких минут на сильном огне. Это традиционное блюдо влюбленных. В романе Колетт «Жижи», например, одноименную героиню учат есть яйца и омаров, чтобы она не выделялась в высшем обществе. Но когда ее обучают ремеслу проститутки, ей говорят, что она должна «научиться правильно есть птичку-овсянку».
Я вспомнил об этом историческом казусе, когда заставил пресыщенного себя вместе с моей пресыщенной подругой Фионой заглянуть в несомненно убогий римский «Il Cuoco». Если вы любите рестораны — а я их ненавижу, — вам там должно понравиться. Там совершенно обычные столики, стулья, привлекательные официантки и тому подобное, хотя меня всегда угнетает огромное количество посетителей. Еда, впрочем, была неплоха, хотя, как это ни печально, птички-овсянки в меню не оказалось. Не помню, что мы заказали. Но на Фиону эта пища явно подействовала возбуждающе: позже вечером она сообщила, что уходит от меня. Честно говоря, я почувствовал облегчение, поскольку ее сексуальные аппетиты сильно меня изнуряли. Желающие занять место Фионы могут писать мне на прежний адрес, приложив свою фотографию и конверт с обратным адресом.
Из «Ромиче»:
Лучшая еда, которую когда-либо пробовал автор этой статьи. В каждом блюде чувствуется вкус ингредиентов, безусловно, высочайшего качества. Простые, аккуратные интерпретации классических рецептов. Шеф-повар Томмазо Масси великолепен. Столик нужно заказывать заранее.
Зал был полон посетителей. И не только в выходные: каждый вечер и каждый день во время ланча. Приходили парами, в соответствии с репутацией «Il Cuoco», над которой поработал доктор Феррара: клиенты рассчитывали не только на изумительно вкусную еду, но и на тот эффект, который она оказывала на женское либидо. Мужья обнаружили, что жены прощают им их опоздания с работы; молодые люди, впервые пригласившие девушек на свидание, пришли к выводу, что столик в «Il Cuoco» действует лучше любых комплиментов; ленивые любовники пользовались тем, что ужин из пяти блюд полностью заменяет собой предварительные ласки.
Пришлось взять в помощь еще двоих поваров, но Бруно был по-прежнему загружен так, как никогда в жизни. Его рабочий день начинался сразу же после восхода солнца, когда он приезжал в ресторан, чтобы проверить поставки. К десяти он готовил десерты, к одиннадцати — ланч. В Италии второй завтрак всегда поздний. К трем часам посетители еще не расходились. Поразительно, но итальянцы, проводящие на бегу весь день и громко ругающиеся друг с другом, вдруг теряют всякое желание спешить, едва усаживаются за стол, и смертельно обижаются, если secondo им подают меньше чем через полчаса после primo. Таким образом, посетители, заглянувшие в ресторан пообедать, в пять или шесть часов еще доедают свои distallati, в то время как за два часа до этого уже появляются вечерние клиенты. Бруно считал, что ему везло, если удавалось уйти из ресторана в полночь и поспать несколько часов, чтобы на рассвете начать все сначала.
Но он готовил, и ничего больше его не интересовало. Впервые в жизни те блюда, которые выносили в зал, были его блюдами. Все зависело только от него самого: римлянина, поскольку он родился в Риме; виртуоза, поскольку он был таковым; и свойственной только ему чувственности и страсти. А то, что ему не везло в личной жизни и его любовь к Лауре осталась без ответа, только добавляло этим блюдам пикантности; мучительные порывы страсти смешивались в них с печалью. «Съешь меня, — казалось, шептали они, — хватай немедленно. Фрукты хранят свой сок только сутки, а мясо быстро теряет нежность. Все проходит. Бери от жизни то, что можешь».
Томмазо научил Марию всему, что знал про обслуживание столиков: как нести на одной руке поднос с горячими блюдами, как разливать вино, как превратить подачу блюд в театрализованное представление, чтобы клиенты, еще не попробовав блюдо, уже знали, насколько здесь все серьезно и требует уважения. Униформу Мария придумала себе сама: облегающая черная блузка, заправленная в белоснежный фартук. Спереди было похоже на обычную форму официантки, но когда Мария поворачивалась спиной, всем была видна невероятно короткая юбочка. Ее костюм стал прекрасным добавлением к безрассудной атмосфере «Il Cuoco». Бруно готовил так, что после третьего или четвертого блюда клиенты внезапно чувствовали пробуждение волчьего аппетита. Завсегдатаи, пришедшие без спутницы, — и даже те, которые были с дамами, — иногда ловили себя на том, что глазеют на красавицу брюнетку с горящими глазами, официантку Марию, и ей неоднократно приходилось отбиваться от особенно назойливых поклонников. Впрочем, у римлянок это в крови, и каждый, кто позволит себе перейти определенную границу, вынужден будет ретироваться, сгорая от стыда и обиды.
Томмазо по-прежнему было нечего делать. Мария, хоть и сбивалась с ног, делала все так ловко, что помощник ей не был нужен. Томмазо мог помогать Бруно на кухне, но после срыва в день открытия его друг работал, как автомат, по наитию расправляясь с десятками заказов одновременно, поэтому помощь дилетанта ему не требовалась. Звездным часом Томмазо был ночной обход столиков в зале. Комплименты, которые он получал, были ему необходимы, как дождь увядающему растению. Его не долго приходилось упрашивать, чтобы он присел за столик и выпил стакан вина вместе с преклоняющейся перед ним публикой.
Во время одного из таких обходов и приключилась История с сигарой. Томмазо угостили бокалом самбуки — ликера с ароматом аниса, который поджигают перед тем, как выпить. Две молодые посетительницы во всех подробностях рассказывали Томмазо, как он прекрасен, и тут от соседнего столика потянуло дымом сигары.
Томмазо отогнал его рукой. Потом посмотрел на курившего и увидел, что его спутник все еще ест. Он нагнулся к ним и очень доброжелательно сказал:
— Я думаю, вкус моего орехового мусса понравится вашему другу еще больше, если в нем не будет примеси табака.
Мужчина устало улыбнулся.
— Che cazzo stai dicendo?[36]
— Я говорю, сэр, о вашей сигаре, которую уместнее было бы закурить после того, как поедят остальные посетители.
Молодая женщина за соседним столиком громко сказала:
— Он весь вечер курит эти штуки.
Лицо у Томмазо болезненно перекосилось.
— Это несколько неосмотрительно с вашей стороны, друг мой.
— Vaffanculo a lei, e a sua soreta[37], — буркнул мужчина с сигарой, указывая на проходившую мимо Марию.
Томмазо вынул у него из пальцев сигару и окунул ее в стоявший перед мужчиной стакан.
