вода в нём уже принимается побулькивать.
Я сажусь на лавку в ожидании обеда и сам не замечаю, как меня клонит в сон. Это, впрочем, неудивительно после такой-то ночи.
Просыпаюсь я от чьей-то болтовни. Не открывая глаза, прислушиваюсь: говорят Нела с Андраником.
— …вот как, — задумчиво произносит Андраник. — И ещё я хотел спросить, может, глупо прозвучит, но… знаете, бывает, кого-то знаешь с детства, и человек вырастает, но при взгляде на него видишь всё того же ребёнка?
— Конечно, такое не редкость, — соглашается Нела.
— А потом вдруг что-то случается, — продолжает Андраник, — и рядом с тем человеком становится как-то… неловко. Не из-за того, что было сделано что-то плохое, нет. А просто — будто смотришь другими глазами и замечаешь его впервые. Как будто она незнакомка, а не девочка, которую я знал всю жизнь. И это так смущает!
— Я могу не очень хорошо разбираться в подобном, — слышу я ответ Нелы, — но что, если между вами теперь что-то большее, чем дружба, оттого и твои ощущения изменились?
— Ох, я должен это обдумать, — бормочет Андраник. — Большое вам спасибо, вы так мне помогли!
— Ме-е!
— …благодари, — отвечают ему одновременно Нела и коза Орешек. — Не уверена, что чем-то помогла, но если что, обращайся, я готова выслушать тебя в любое время.
Между тем от очага уже так вкусно пахнет, наверное, еда почти готова. Я шумно потягиваюсь, делая вид, что только проснулся и ничего не слышал. Хоть Андраник и болтал о какой-то ерунде, но ему, похоже, не хотелось обсуждать это ни с кем, кроме Нелы.
Тут я начинаю даже гордиться собой. Пусть только кто-нибудь ещё скажет, что я нечуткий, и я сразу же приведу этот случай в пример.
Возвращаются Тилли и Харди, страшно озябшие, и долго греются у огня. Нела зовёт Гилберта, который отдыхал наверху, мы наконец обедаем и принимаемся ждать сумерек, чтобы отыскать призрак старухи. Удивительное дело, сейчас мне вовсе и не страшно — может быть, потому, что с нами теперь Нела.
Впрочем, мои ощущения меняются, когда за окнами сгущается тьма.
— Да-а! — радостно восклицает Дамиан, единственный из нас, кого ничуть не тревожат мысли о призраках.
— Ох, нет! — вскрикивает Андраник, неосмотрительно усевшийся на скамью в опасной близости от цепких пальчиков. — Ай, мои волосы!
— Не шевелись, — просит Нела, — погоди, сейчас… Дамиан, ну-ка отпусти. Ох, это нельзя кушать, выплюнь. Ш-ш-ш, не плачь, давай-ка посмотрим, что это там за окном. У-у, смотри, кто идёт! Сильвер, держи-ка его, я на улицу.
— Призрак! — ахает Тилли. — Она вернулась!
— И страшная-то какая! — бормочет Харди. — Седая, косматая!
Не успеваю я подхватить брата, как Нела вылетает наружу, только дверь хлопает.
С улицы доносится смех, оканчивающийся всхлипыванием, затем стоны и рыдания. Правда, я мало что разбираю, поскольку Дамиан принимается реветь басом мне в ухо. И я хорошо его понимаю: любой был бы огорчён, если б у него силой отняли законную добычу, а затем ещё самый близкий человек внезапно предал и сбежал неведомо куда.
— Сидите здесь! — говорит нам Гилберт и исчезает за дверью.
— Ну уж нет! — не соглашаюсь я. — Тилли, позаботься о…
— Я тоже пойду, — заявляет девчонка, ловко уворачивается от Дамиана в моих протянутых руках и ныряет за дверь.
— Что ж, Андраник, — перевожу я взгляд, но тот уже на пороге.
— Прости, Сильвер, — вздыхает он и исчезает с глаз моих.
— Харди! — цепляюсь я за последнюю надежду. — Давайте-ка вы, самые младшие, побудете тут…
— Нетушки, — отвечает негодник, показывая мне язык, и улепётывает. За ним в неплотно прикрытую дверь проскальзывает коза, и мы с ревущим Дамианом остаёмся совсем одни.
— Неужели, о брат мой, мы пропустим такие славные приключения, сидя в этой унылой комнатёнке? — спрашиваю я у него.
— Уо-о-о! — голосит он в ответ.
— Что, даже сама мысль об этом причиняет тебе боль? Воистину ты — мой брат! Давай-ка последуем за остальными, — предлагаю я ему. — Мы будем осторожны, и твоя мать не рассердится.
Мои спутники стоят в дальней части переулка, осматривая какую-то дверь и переговариваясь.
— Сильвер! — сердито произносит Нела, заметив меня. — Я кого просила побыть в доме?
— Я и собирался, но твой сын уговорил меня последовать за остальными, — оправдываюсь я. — Его и вини. Смотри, как он доволен!
— А-а, — подтверждает Дамиан и тянется к матери. Та, покачав головой, берёт его на руки.
— Я войду туда, — говорит Гилберт, продолжая прерванный разговор, — и погляжу.
— Будь осторожен, — напутствует Нела.
Гилберт приоткрывает дверь, осматривается, затем входит в дом. Спустя довольно долгое время на втором этаже открывается окно и раздаётся голос:
— Можете зайти! Здесь уже никого нет, но кое-что вы должны увидеть.
Друг за другом мы входим в дом. Он невелик — может быть, здесь обитал всего один человек. Но хозяин дома явно заботился об уюте: на окнах висят кружевные занавеси, на полу — ковры, в шкафу у печи утварь из серебра такой изящной работы, что ею впору пользоваться и во дворце. Жадные людишки, обитающие внизу, каким-то чудом пропустили это небольшое жилище и не разграбили его. Впрочем, одного такого мы случайно притащили с собой.
— Ох, я возьму это! И это! — восторженно ахает мальчишка, поднося моховой фонарь к полкам, чтобы лучше разглядеть. Серебро и фарфор поблёскивают в голубоватом свете.
— Не тронь! — внезапно вмешивается Тилли. — Ты подумай только, здесь всё сохранилось в том же виде, в котором оно было сотни лет назад. А ты разрушить хочешь, растащить и испортить! Да этот дом стоило бы оставить, чтобы посетители ходили и любовались!
— Много пользы от любования! — фыркает Харди. — Вещи не для того нужны, чтобы без дела стоять.
— Когда-то в прошлом они служили для дела, верно, — соглашается Тилли, — а сейчас им цены нет. Я тебе, если хочешь, три воза тарелок куплю, только в этом доме ничего не трогай и другим не позволяй, договорились?
— И кровать ещё хочу, — деловито заявляет мальчишка. — Как в том доме. Тогда подумаю.
— И кровать, — вздыхает Тилли. — Обещаю.
Поднявшись гуськом по узкой лестнице из светлого дерева, украшенной резными перилами, мы оказываемся наверху. У двери одной из комнат стоит заждавшийся Гилберт. Он машет нам рукой.
— Сюда! Чего вы так долго?
Мы входим в помещение, похожее на маленький кабинет, и внутри тут же становится очень тесно. Здесь есть большое окно во всю стену, изящный столик, небольшой шкаф и кушетка в углу. Очень похоже на комнату королевы Мьюриэл, где та пишет письма.
Но главное не это. На стене, обтянутой нежно-зелёной материей, выведено углём:
«Здесь мы смешали кровь и поклялись друг другу в верности.
