здесь оставаться, уйдите, пожалуйста! – Прошу я настойчиво.
– Не видишь? Здесь занято! – Рявкает парень, снимая ремень и расстегивая молнию на сарафане своей подруги. – Вали!
– Слушай, давай-ка полегче, – подходит к нему мой спутник.
– И ты вали! – Толкает его незнакомец.
Девица, хихикая избавляется от одежды. Ее наше присутствие, похоже, не смущает совершенно. И взгляд у нее какой-то странный – пустой, отсутствующий. Она словно не в себе.
– Убирайтесь отсюда оба! – Не выдержав, кричу я.
Подхватываю с пола их одежду и вышвыриваю в коридор. Парень пытается мне помешать, но Виктор хватает его за грудки. Они начинают толкаться, а я в этот момент стягиваю с кровати девицу.
– Встань с этой кровати! – Истерично воплю я.
Меня колотит, на глаза прорываются слезы.
– Ты кто такая, вообще? – Возмущается она.
Лягает меня ногой в плечо, и я падаю на пол. Меня начинает трясти еще сильнее. Я встаю и бросаюсь на нее снова. Ужас какой-то. Сама не понимаю, что делаю. Но слезы из глаз уже хлещут, точно из ведра.
– Какого черта тут происходит?! – Раздается вдруг голос Кая.
Это все, что я успеваю понять и услышать прежде, чем меня отрывают от незнакомки.
– Пошла вон! – Словно мусор, вышвыривает Кай ее из комнаты.
А когда парень полураздетой девицы пытается ему возразить, мой сводный брат с размаху бьет его в лицо. Слышится глухой хруст, а затем я сквозь слезы вижу, как незнакомец вылетает из спальни следом за своей подругой.
– Что с ней?! – Кай налетает на Виктора и хватает того за грудки. – Почему у нее истерика?! – Орет он ему в лицо.
Парень пытается оттолкнуть его:
– Эти двое хотели тут потрахаться, я не знаю, почему она…
Кай толкает его в сторону выхода.
– Это спальня ее родителей, ясно?! – Гремит его голос. – Скажи всем, чтобы убирались! Чтобы валили к чертовой матери отсюда! Чтобы через минуту никого не было! Иди!
– Так как я им скажу… – Разводит руками Виктор.
– У тебя минута! Пусть валят на хрен! Меня не волнует, что ты им скажешь! – Выпаливает он в лицо другу. – Иди!
Толкает его в грудь и захлопывает дверь с такой силой, что обваливается штукатурка.
Кай
Я бросаюсь к Мариане. Она перепугана. Ее лицо раскраснелось и припухло от слез, мягкие волосы взъерошены.
– Все, их нет. – Бормочу я, поправляя покрывало на широкой постели. – Видишь? Они ушли, я их выгнал. – На глаза попадается ремень от кожаного сарафана, скидываю его на пол. – Больше сюда никто не войдет.
Я усаживаю девушку на край кровати и сам опускаюсь перед ней на колени. Мне, вправду, жаль, что те двое вломились в комнату, где день за днем умирала мать Марианы. Это ужасно.
– Прости. Это моя вина. – Большими пальцами стираю слезы из ее глаз. – Никто больше не посмеет сюда войти. Слышишь?
Она дрожит.
Мне хочется ее обнять, но я не могу это сделать. Между нами словно преграда, и я сам ее возвел. Мариана поднимает на меня свои большие глаза и тоже напарывается на эту стену.
– Они… они… – задыхаясь, шепчет она.
– Знаю. – Снова вытираю горячие слезы с ее щек и с припухших алых губ. – Только ты больше не плачь. Я не знаю, как реагировать, когда плачут. Не умею. Не надо реветь. Ну.
– Ты плохо влияешь на меня. – Всхлипывая, произносит сводная сестра. – Я становлюсь злее. Не узнаю сама себя.
На этих словах я позволяю себе улыбнуться, ведь она производит на меня точно такой же эффект.
– Снова виноват. – Признаю я.
Девчонка шмыгает носом и зажмуривается в попытке успокоиться. Мне приходится взять ее за руки и сжать их. Я все еще смотрю ей в лицо и жду, когда она откроет глаза.
– Ты напугала меня.
– Так тебе и надо. – Жалобно пищит Мариана.
Я улыбаюсь снова. Теперь она дрожит уже меньше, но меня по-прежнему ломает от желания прижать ее к себе.
Внизу резко обрывается музыка, и раздается обиженный гул голосов. Кто-то свистит, другие матерятся. Совсем близко, за дверью, кто-то копошится – видно, тот тип, которого я ударил, пытается подняться на ноги. Пусть только попробует войти снова, и снова слетит с копыт.
– У тебя волосы мокрые, – замечает Мариана, размазывая остатки слез по лицу. Ее голос охрип.
Я рад, что она успокаивается, и что снова смотрит на меня. Ее глаза – луч во мраке моей жизни, они словно спасение от тьмы. Кажется, если будешь двигаться на их свет, непременно выберешься из черноты, в которой оказался.
– И я все еще в мокрых плавках. – Отвечаю с сожалением. – Без обуви и без брюк.
На мне лишь рубашка, и та застегнута всего на одну пуговицу.
А еще я пьян.
Но, несмотря на это, Мариана дарит мне свою улыбку – одну из тех, которые обычно предназначаются ее друзьям и людям, которым она доверяет. Удивительно, но я чувствую, как согреваюсь.
– У тебя действительно сегодня день рождения? – Тихо спрашивает она.
И по-детски неуклюже убирает пряди волос за уши.
Я бросаю взгляд на руку, но часов на ней нет. Смотрю на настенные: слегка за полночь.
– Наступил пару десятков минут назад.
– Поздравляю.
– Спасибо.
Она смотрит на меня, не моргая, а я вижу в ее глазах свое отражение. Звуки за дверью спасают нас от неловкого молчания. Мы будто выжидаем, когда останемся, наконец, одни.
Раньше мне казалось, что взгляд этой девушки имеет надо мной определенную силу: я будто лишался уверенности, становился уязвимым, когда Мариана пристально смотрела на меня. Но теперь я понимаю, что все намного хуже – ее взгляд пробирается внутрь меня, в самое нутро, и именно таким способом эта хрупкая девчонка полностью подчиняет меня себе.
Вот сейчас я стою перед ней коленях, а она хлопает ресницами так наивно, будто не понимает, что делает со мной.
– А как же та девушка? – Хрипло спрашивает Мариана.
– Какая? – Хмурюсь я.
В моей голове никаких девушек нет.
– Та, из бассейна.
– А что с ней?
Она сглатывает.
– Ты оставил ее одну…
– Потому что мне плевать на нее.
Мариана замирает и, кажется, не дышит. Внимательно рассматривает каждую черточку в моем лице, а затем медленно скользит взглядом по татуировкам на коже.
– А Вика? – Звенит ее голосок.
Я не сразу понимаю, о ком она, а догадавшись, прочищаю горло.
– А что с ней?
– Она тебе нравится?
Смущенный ее вопросом, я стряхиваю влагу с волос и прохожусь ладонью по лицу.
– Нет. – Отвечаю, спустя мгновение.
Мое сердце толкается в груди, грозясь сломать ребра.
– Интересно у тебя все устроено. – Едва слышно произносит сводная
