– И что вы думаете, урожайность с ходу поднялась? – с недоверием спросил Прищурин. – Для того, чтобы земля богато родила хлеб, одного объединения недостаточно. Нужно землю удобрять, нужна современная техника. И пора отменить трудодни и заменить оплату труда в денежном выражении, а иначе близость города будет всегда увлекать людей. Для укрупнения колхозов, прежде всего, необходимо не увеличение земельных угодий, а в первую очередь необходима забота о быте и здоровье людей. Также важно готовить механизаторов, агрономов, зоотехников. И добиваться личной заинтересованности колхозников в конечном результате труда. А для этого пора отменить трудодень и заменить его рублём. Это самый убедительный стимул.
– Ничего, как партия решит, так и будет. Главное запретить выходить из колхозов! – сказал Селиванов. – Надо молодёжь во что бы то ни стало удержать и чтобы из армии ехали домой, а не блудили по свету. И отслуживших посылать на учёбы только на механизаторов, агрономов, зоотехников. Другого выхода у нас нет! Товарищ Сталин не предлагает изменить политику в отношении села, он только сетует повысить культуру обработки земли, идти по пути научного развития животноводства. Колхозы должны повысить урожайность за счёт правильного использования удобрений и хороших сортов семян.
На этом заседании было принято постановление о порядке объединения мелких колхозов в одно крепкое хозяйство. Однако все колхозники остались при своих бригадах с единой машинно-тракторной станцией. Те машинно-тракторные станции, которые обслуживали сразу несколько мелких колхозов, были прикреплены к одному, укреплённому.
Колхозники же встретили новое ведение сельского хозяйства с неудовольствием, так как Корсаков из председателя превратился в бригадира, а колхозная бригада стала подчиняться мишкинскому Правлению. И сельский совет стал опять единым – мишкинским, откуда приезжали уполномоченные переписывать все надворные постройки, всю живность: скот, свиней, овец (если они были). А в самом бывшем колхозе произвели такую же опись всего хозяйственного имущества: ферм, сараев, амбаров, контору, коровьи базы, конюшни, птичьего двора, уток, коров, свиней, овец, быков, лошадей. В правление объединённого колхоза, которое находилось в хуторе Большой Мишкин, Корсаков, как и бригадиры хутора Малый Мишкина и хутора Александровка, ездили по понедельникам на двуколке.
Председатель Павленко, выбранный активом четырёх хуторов в клубе центральной усадьбы колхоза, в новых бригадах стал появляться раза два в неделю. А спустя время ездил два раз в месяц. Это было связано с тем, что Григорий Карпович понял, что колхозники его принимали не очень охотно, а то и просто настороженно, не зная, как им следует принимать его. Так что привыкание к новому объединённому положению происходило не очень гладко. И что странно, в газетах об укрупнении почти не писали как о прогрессивном явлении, которое принесло колхозникам обоюдную выгоду. Но на самом деле в этом слиянии мелких колхозов люди не видели для себя никакой выгоды. Только прибавился ещё один начальник, призванный быть над ними самым главным. Ведь они не стали быстрей сеять, лучше обрабатывать поля, и трудодни те же самые, что и до объединения. Правда, Корсаков повысил требование к самодисциплине при выполнении нарядов. Но потом увеличили на порядок норму выработки трудодней с 180 до 260, кто выхаживал больше, те поощрялись дополнительными сверхнормативными килограммами зерна и т. д.
Глава двадцатая
После того, как Сталин заговорил о Пономаренко, разумеется, он это сделал с той же целью, как когда-то своим преемником назвал Вознесенского. Правда, тогда у него действительно резко пошатнулось здоровье, и он, серьёзно боясь за судьбу страны, что управление ею может попасть в надёжные руки, был вынужден подумать о преемнике, и это подвигло рассмотреть коллегиально кандидатуру на его место. Одним из них был Вознесенский, хотя большее предпочтение он отдавал А. А. Жданову. Но тот был не всесторонне образован, тогда как организаторских способностей и верности делу революции для преемника было недостаточно.
Одно время большие надежды Сталин возлагал на Маленкова. Георгий Максимилианович, на его взгляд, хоть и считался одним из лучших, кто хорошо разбирался в руководящих кадрах, но не обладал широтой взглядов. Это он в 1936 году организовал по всей стране проверку личных дел членов партии и выявил сотни, тысячи неблагонадёжных, причём немало было и таких, кто вступал в партию по подложным документам. Если бы не эта проверка Маленкова, то, как считают некоторые историки, 1937 года могло бы и не быть. Ведь чистка партии привела к массовым репрессиям и расстрелам…
«А всэ думают, что этот террор провёл я, – рассуждал Сталин. – Маленков хорош тем, что угадывает мои настроения. А когда будет вместо меня, нэ будет у него уже такого усердия. Моя установка на жёсткую дисциплину превратила его в Нерона. Он из трусости и мотался по стране, чтобы мне угодить. А на местах ему подражали, зная, что он мой верный пёс сторожевой. Раскрутил маховик, как бы самому под него не угодить. Но мы этого не допустим. Пока я буду живой, все передо мной будут трепетать. А Вознесенский умница, горяч, твёрд. Главное, он знает, что следует делать и как идти по намеченному нами пути. А чем плох Берия? Он напористый, деятельный, со своим мнением и своими задачами. Но его пока не будем рассматривать, его мы проверим в чрезвычайно важном деле, деле поднятия обороноспособности».
Сталин единственно не любил вспоминать, когда стало ясно, что Гитлер опередил его, не дал подготовиться к войне. И он тогда произнёс самые обидные для себя слова: «Началась война, она развивается катастрофически. Ленин создал государство рабочих и крестьян, оставил пролетарское Советское государство, а мы его прозевали. Я отказываюсь от руководства». И ушёл, сел в машину и уехал на ближнюю дачу. Он тогда впервые проявил небывалую слабость духа и был не похож на себя прежнего: уверенного, собранного, жёсткого. Этот позорный для себя момент Сталин не любил вспоминать. А когда припоминал, кто из членов Политбюро присутствовал, он не мог точно восстановить картину. И никто ему не напоминал тот момент, когда он с досадой и болью проговаривал те горькие слова, проявленного малодушия. Но тогда на даче он долго не мог прийти в себя, а когда к нему приехал Берия со свитой, Сталин, увидев целую делегацию, серьёзно испугался, и подумал, что за отказ принять все меры для отражения вероломно напавшего врага его приехали арестовать. И вот во второй раз он оказался в схожем состоянии, когда получил известие о смерти Вознесенского, потому что авторитетнейшего экономиста в его понимании для него больше не было. Многие старые экономисты-учёные были репрессированы и казнены, но о них он не жалел, так как все они были не практики, а теоретики. И вот Сталин, точно очнулся после тяжёлого сна и долго не мог прийти в себя: как он так легковесно поверил оговорщикам? Хотя ему докладывали, кроме Берии, и Абакумов, что ленинградские руководители собираются вместе и ведут вольные разговоры о судьбе Российской Федерации, которая в своём статусе несвободная республика в СССР в отличие от других союзных республик. И на этих сборищах они вспоминали Вознесенского, который лучше их понимал, как надо продвигать наверх вопрос о независимости России.
Но Сталин ни тогда, ни позже, так и не узнал, что Абакумов прослушивал ленинградцев по келейной подсказке Берии, а тот докладывал Маленкову и Хрущёву.
– Давай, Жора, действуй! – напутствовал Никита Сергеевич. – Я ещё не наработал большого авторитета в Первопрестольной! А ты и с хозяином договорился! Главное, покажи ему все козыри против этих басурманов и смутьянов. Молодёжь расхваленная за нашими спинами задумывает произвести переворот! Показать им надо кузькину мать!
– А чего, в кусты убегаешь? Пошли, Никита, вместе! – в его же весёлом тоне предложил Маленков, видя, как на холёном лице Хрущёва, особенно в светло-серых глазах, излучавших обычно простодушие, сейчас светилась лукавость, хитрость курского мужика.
– Ты говорил Виктору, чтобы не вздумал нас прослушивать? Абакумов мне не нравится. Двойную игру ведёт человек Берии. Семёна Игнатьева надо ставить, отозвать из ссылки. Где он там? В Белоруссии?
– А ты думаешь, Семён не будет прослушивать? Такая у них работа! Скажу тебе откровенно: Абакумовым не доволен и хозяин…
– Семён наш человек! Его надо выдвигать, и тогда Игнатьев будет в наших руках, когда хозяин его отзовёт из Белоруссии. Арест проведём после совещания у меня. Созвать всех ленинградцев. В первую очередь Кузнецова и Родионова я бы расстрелял без суда и следствия. Вот чего захотели: им нужна столица России! Так ты со мной пойдёшь?
