— А кто это?
— Видишь ли, Марта, это Байрон Хардкисс, тот самый Чудо-Мальчик, которого «Миксмаг» назвал ди-джеем года…
— А, ну тогда конечно. Хорошо.
Мы берем по бокалу и неторопливой походкой приближаемся к Чудо-Мальчику. Джеки представляет меня, а ди-джей придирчиво осматривает меня с головы до ног, словно оценивает товар, выставленный в витрине. Он говорит очень быстро, так говорят только обнюхавшиеся кокаином люди, и наша беседа заканчивается, так и не успев по-настоящему начаться. Но это, правда, не слишком меня расстраивает, поскольку я так и не поняла из его монолога ни единого слова.
— Ну, ничего, поговорим позже, — обещает ему Джеки после того, как он успел сообщить ей о том, что ему удалось перейти с тяжелого европейского прогрессивного стиля на оживающий ныне в Нью-Йорке примитивный уличный.
— Куда же вы?..
— Припудрить носики.
И мы их припудриваем. Вернее, этим занимается Джеки.
Вернувшись в толпу, я выбираю свой «наркотик», которому обязана благодаря любезности Хосе Куэрво.
Вот это должно быстро вернуть меня к жизни. Я почти сразу же ощущаю, как тепло текилы проникает в мою грудь. Проходит еще несколько секунд, и мне по-настоящему хорошо. «Забудь о Люке, — твержу я себе. — Забудь о Дездемоне. Забудь об Алексе. Они для тебя никто. Сегодня вечером их просто не существует. Жизнь так коротка. Наслаждайся! Танцевальный зал ждет тебя, предлагая бессловесное удовольствие и нетронутый потенциал счастья».
Когда я училась в университете, в некоторых городских барах устраивались комедийные представления, но я никогда их не посещала. Вы не поверите, но я смеялась и расслаблялась, получая заряд юмора каждый вторник на лекциях по эволюционной психологии. Для непосвященных поясню, что эта наука базируется на убеждении, что психология современных мужчин и женщин корнями уходит в поведенческие инстинкты наших далеких предков. Пока что все понятно. Комедия начинается с эксцентричных теорий, которые выдвигает наш бородатый горе-лектор доктор Джон Флинстоун (каково? А ведь это его настоящая фамилия).
Например, в попытке покорить нашу аудиторию, он в течение целого часа с четвертью распространялся о том, почему мужчина не может сам найти в холодильнике масло (потому что, как он считал, у мужчин преобладает туннельное зрение, развившееся у предков в результате занятий войной и охотой) или почему женщины не разбираются в географических картах (потому что целыми днями торчали в пещерах, ожидая возвращения своих добытчиков). В отличие от меня, Фионе все это не казалось забавным. Не будучи циничной, она все принимала за чистую монету, не пытаясь повеселиться над попыткой доктора побить Бернарда Маннинга на его поле. А я с нетерпением ожидала, когда же Флинстоун начнет, до полного комплекта, приплетать сюда и тещу.
Хотя почти все из того, что он нам впаривал, объяснялось его позицией женофоба, все же одна из его теорий, на мой взгляд, была не лишена оснований. А именно, эволюционно-психологическая теория танца.
— Танец — изобретение далеко не современное, — говорил он. — Не вижу причин не верить, что танец развился очень давно, возможно, даже раньше, чем разговорная речь. — У Флинстоуна всегда занимало немало времени добраться до сути, а мы с Фионой пока, как обычно, обменивались записками, решая, в какую компанию мы пойдем развлекаться нынешним вечером.
— Кажется, существует какая-то ментальная награда, — вещал он, — в том, что движение происходит в определенном ритме. Тот факт, что люди умеют наслаждаться танцем (произнося это слово, он выбрасывал обе руки вперед, словно хватая быка за рога, и принимался неистово трясти своими жирными телесами), уже говорит о том, что мы сами всячески развивали его. Так же, как наши предки полюбили секс, чтобы передавать свои гены потомству, я полагаю, что у них имелась не менее веская причина так же относиться и к танцам. Я считаю, что мужчины и женщины танцуют для того, чтобы побольше узнать друг о друге и оценить возможности партнера, как потенциального любовника.
Потом Флинстоун несколько отклонялся от темы, увязывая способность мужчины к танцу с его способностями к драке (по ходу дела подчеркивая, что знаменитый боец и актер Брюс Ли был еще и чемпионом Гонконга по ча-ча-ча).
— Могу высказать предположение, — продолжал он, — что те мужчины, которые танцуют хорошо, скорее начнут изменять женам, нежели те, кто танцует плохо. Были проведены исследования, которые доказали, что процент верных супругов среди плохих танцоров все же выше, чем среди хороших…
Хотя эти слова тогда для меня имели какой-то смысл, теперь я начала сомневаться в их справедливости. Люк — самый отвратительный из всех танцоров, которых мне довелось видеть. В тех редких случаях, когда он все же выходил на танцплощадку, он привлекал к себе внимание в самом плохом смысле. Недостаток координации движений приводил к ощущению, будто с человеком случился припадок.
Тем не менее меня это от него не отталкивало. Мне до сих пор нравится главная мысль, что по танцу всегда можно отличить мужчину от мальчика.
Как раз сейчас я и думаю об этом, находясь в середине танцзала и покачиваясь в ритм самбаподобной музыке, рвущейся из колонок под самым потолком. И тут я встречаюсь взглядом с весьма сексуального вида парнем, танцующим самозабвенно, как Траволта, в уверенности, что завтрашнего дня уже не будет.
Джеки уже отправилась домой, обеспечив себя на ночь добычей, так что я здесь одна, но меня это ничуть не волнует. Тут, кажется, каждый существует сам по себе. Я приближаюсь к замеченному мной парню, и мы танцуем рядом, проделывая телодвижения, еще более недвусмысленные, чем в фильме «Флиртуй». Хотя я и не королева танца, но принятая мной золотая текила убеждает меня в обратном.
Вы только посмотрите, как я двигаюсь.
Я резко поворачиваюсь и, прежде чем успеваю что-либо сообразить, ощущаю, что мои губы касаются губ этого заводного танцора. Может быть, все вокруг сейчас смотрят на нас. А возможно, никто и не обращает внимания. Откуда мне знать? Но в данную минуту я не дала бы за чужое мнение и ржавого цента. Вернее, у меня нет такой возможности.
Да, я знаю, что вы подумали.
Шлюха. Потаскушка. Руки прочь, он мой.
А мне плевать. Дайте насладиться моментом. Позвольте хоть раз забыть о всех предосторожностях. Разрешите мне вытащить его, извиняюсь, из вашей помойки и показать чудеса вселенной. Хочу убедиться, что эти виляющие, как у Элвиса, бедра, означают именно то, что я предполагаю.
Мы не прерываем поцелуя, выбираясь из зала, садясь в такси и пересекая город с Востока на Запад. Все это оказалось гораздо проще, чем я думала.
