Сходные подозрения (о том, что Троцкого «выставили») могли появиться и у Ленина, на собственном опыте убедившегося, на какие интриги способны триумвиры, и привыкшего к тому, что подлинная информация скрывается от него или же доходит до него в искажённом виде.
Следующим психологическим ударом по Ленину явились сообщения о ходе и итогах XIII конференции, окончательно подтвердившие поражение оппозиции.
На близость во времени двух факторов — знакомства Ленина с резолюциями конференции и наступившей на следующий день смерти — обращают внимание наиболее серьёзные зарубежные историки, посвятившие специальные работы загадке ленинской смерти. Выдвигая две версии возможного преступления Сталина — «медицинское убийство» (об этой версии пойдет речь в следующей главе нашей работы) и «психологическое убийство», — они в конечном счете склоняются в пользу второй версии.
В подтверждение её А. Авторханов напоминает, что задолго до смерти Ленина, «твёрдо знающий свою цель и своё дело, Сталин… отменил медицинский режим для Ленина, снял информационный карантин (кроме секретных материалов самого ЦК), разрешил визиты друзей Ленина, но строго следил за тем, чтобы Ленин не приезжал в Москву (за одну такую поездку Ленина в Кремль и на Сельхозвыставку в октябре 1923 г. Сталин пригрозил ему дисциплинарным взысканием Политбюро), а также не встречался с Троцким… Троцкий был единственным из членов Политбюро, который ни разу не посетил Ленина во время его болезни»[366].
Сталин не мог не понимать, что Ленин, получивший доступ к официальной информации (текущим газетам и журналам, стенографическому отчёту XII съезда и т. д.), неизбежно будет испытывать страдания и волнения по поводу того, что внутренняя жизнь партии развивается в том направлении, которое он считал наиболее опасным для её судеб.
Нельзя не согласиться с Авторхановым и в том, что величайший психологический удар огромной взрывчатой силы Сталин нанёс Ленину своими по форме антитроцкистскими, а по существу антиленинскими речами на XIII партконференции и её резолюцией от 19 января 1924 года, согласно которой Троцкий и оппозиция в целом осуждались за якобы антиленинский «мелкобуржуазный уклон». «Ленин — опытный читатель своей и чужой прессы — увидел из «Правды», что то, чего он боялся, уже совершилось: Сталин фактически захватил власть над ЦК и начал ею злоупотреблять. Если 20 января Ленин только «волновался» (при чтении ему резолюций партконференции — В. Р.), то 21 января в 18 часов 50 минут с ним случился последний — смертельный удар»[367].
Авторханов ссылается на Стефана Поссони, который в фундаментальной биографии Ленина, вышедшей в ФРГ в 1965 году, также склонялся к выводу о том, что скорее всего Сталин приблизил смерть Ленина наиболее бесшумным методом «психологического убийства». В подтверждение этого своего предположения Поссони писал: «Три раза у Ленина был медицинский кризис, каждый раз в результате сильнейшего психического давления, предпринимаемого умело и с определённым намерением Сталина… Конец Ленина был ускорен психическим воздействием на него — это тоже можно ясно доказать. Волнения, которые Сталин регулярно провоцирует у Ленина, повышают его кровяное давление и служат тем самым заменителем противопоказанных лекарств»[368].
XXIII «Сверхборджиа в Кремле»
Наряду с версией «психологического убийства» существует ещё одна версия смерти Ленина, впервые изложенная Троцким в статье «Сверхборджиа в Кремле», которая была опубликована в американской газете «Либерти» 10 августа 1940 года. В пользу этой версии, наряду с упоминавшимся нами ранее сообщением о заседании Политбюро в начале 1923 года, Троцкий выдвигал ряд важных аргументов. Во-первых, неуклонное улучшение здоровья Ленина с июля 1923 года сменилось 20 января 1924 года резким и непонятным врачам переломом к худшему, приведшему спустя день к скоропостижной смерти. Во-вторых, этот перелом наступил сразу после отъезда Троцкого на Кавказ, откуда он не имел возможности возвратиться ко дню похорон и тем более — ко дню вскрытия тела. В-третьих, Сталин, хорошо знавший о положительных сдвигах в здоровье Ленина, в январе 1924 года был более чем когда-либо заинтересован в его смерти.
В подтверждение первого аргумента Троцкий ссылался на свои неоднократные разговоры с врачом Ф. А. Гетье, лечившим его и Ленина: «Неужели же, Федор Александрович, это конец? — спрашивали мы с женой его не раз.
— Никак нельзя этого сказать; Владимир Ильич может снова подняться, — организм мощный.
— А умственные способности?
— В основном останутся незатронуты. Не всякая нота будет, может быть, иметь прежнюю чистоту, но виртуоз останется виртуозом»[369].
К этому можно прибавить, что из всех врачей, лечивших Ленина, Гетье имел наилучшие возможности наблюдать за его здоровьем. По свидетельству другого лечащего врача С. М. Доброгаева, у Ленина обычно устанавливалось отрицательное отношение ко всем лечившим его врачам, и им поэтому приходилось производить свои наблюдения в известной мере скрытно, наблюдая больного из соседней комнаты либо расспрашивая о его состоянии Надежду Константиновну, Марию Ильиничну и ухаживавших за Лениным медсестер и санитаров. «Только один из врачей — Ф. А. Гетье не вызывал против себя этой отрицательной реакции больного, и это делало возможным осуществление более непосредственного, систематического врачебного наблюдения за больным»[370]
Троцкий писал, что, почувствовав после марта 1923 года прилив уверенности, «Сталин действовал так, как если б Ленин был уже мертв. Но больной обманул его ожидания. Могучий организм, поддерживаемый непреклонной волей, взял своё. К зиме Ленин начал медленно поправляться… Врачи давали всё более обнадеживающие заключения»[371].
Эти слова подтверждаются данными, опубликованными в 12-м томе Биохроники Ленина. С середины июля 1923 года началось медленное, но неуклонное улучшение его здоровья. Уже в середине августа оно улучшилось настолько, что были отменены постоянные дежурства у постели больного врачей, а в сентябре — и медсестер. С 10 августа по настойчивой просьбе Ленина врачи разрешили ему чтение газет. С этого и до последнего дня своей жизни он просматривал «Правду» и другие газеты, журналы, книги, смотрел кинофильмы и был, таким образом, в курсе всех основных событий политической жизни. В ноябре он выезжал в Москву, принимал делегацию рабочих Глуховской мануфактуры, встречался с товарищами по партии (Преображенским, Пятницким, Веронским, Крестинским, Скворцовым-Степановым), рассказывавшими ему о внутриполитических и международных событиях. (Особое внимание и даже воодушевление Ленина вызвали рассказы его товарищей по партии о назревании революционной ситуации в Германии). В конце ноября приглашённый на консультацию профессор Бехтерев нашёл, что с весны 1923 года, когда он впервые осматривал Ленина, его здоровье значительно улучшилось.
Об устойчивом улучшении здоровья Ленина свидетельствуют и письма Крупской, обращённые к близким ей людям. «То, что достигнуто за последний месяц, обычно достигается месяцами. Настроение у него очень хорошее, теперь и он видит уж, что выздоравливает…» (2 сентября). «…Как далеко пойдет поправка, — никто сказать не может, может и полное восстановление быть» (13 сентября). «Доктора надеются на полное выздоровление Владимира Ильича, сейчас он почти совершенно поправился, физически чувствует себя неплохо, внимательно следит за газетами и вновь выходящей литературой, нашей и белогвардейской, но работать ещё не может». (4 января 1924 года)[372].
Внезапный перелом в состоянии здоровья Ленина (в сторону резкого ухудшения) произошёл 20 января. В этот день его посетил профессор Авербах, который в ходе осмотра не нашёл болезненных изменений. С 16 часов у постели Ленина непрерывно шли консультации лечащих врачей. Последняя консультация произошла за 15 минут до резкого перехода Ленина в бессознательное состояние. Ещё спустя час 20 минут наступила смерть.
Рассмотрим теперь другие аргументы Троцкого в пользу версии об отравлении Ленина.
Сообщения из Горок в начале 1924 года говорили о том, что перспективу выздоровления Ленина и хотя бы его частичного возвращения к политической жизни нельзя исключать. Сталин не мог не понимать, что в этом случае ленинское вмешательство в ход событий почти наверняка ударит прежде всего по нему, Сталину.
В эти, как впрочем и в последующие годы, Сталин без стеснения раскрывал в разговорах со своими ближайшими союзниками свои отталкивающие черты и вероломные замыслы. После разрыва со Сталиным Каменев рассказал Троцкому о «задушевной беседе» Сталина с ним и Дзержинским в 1923 году. Сталин сказал, что «высшее наслаждение в жизни — это зорко наметить врага, тщательно всё подготовить, беспощадно отомстить, а затем пойти спать»[373].
