— Вы сказали, что полиция до сих пор не нашла оружия, — заметила Эллен. — Как они могли установить, что всех убили из одного пистолета?
— Вы правы, у них нет оружия, — призналась Натали Бондурант. — Зато есть пули, изъятые из тел Лэнгли. Они идентичны и соответствуют пулям, проходившим по предыдущим убийствам. Вы не знаете, существовала ли какая-нибудь связь между вашим сыном и теми двумя людьми?
— Никакой, — одновременно ответили мы. — Полицейские хотят обвинить Дерека и в тех убийствах?
— Такого разговора пока что не было. Но согласно данным баллистической экспертизы все эти случаи связаны. Этой информацией я могу с вами поделиться, так как хочу, чтобы вы были в курсе расследования. Я всегда так работаю. — Взглянув на наши мрачные лица, она, видимо, поняла, что нас нужно приободрить. — Послушайте, я никогда не страдала неоправданным оптимизмом. Поэтому не буду говорить, что вам не о чем волноваться. Причин для беспокойства предостаточно. Но обвинения, предъявленные вашему сыну, весьма шаткие. В них многое держится на честном слове, и Барри это прекрасно понимает. Насколько мне известно, главный мотив выглядит весьма неубедительным. Сейчас у вас, пожалуй, самое трудное время. Вы еще не пришли в себя от потрясения. Ваш мир развалился на части. Но крайне важно постараться собрать его. К тому же вы должны знать, что у меня для вас есть и хорошие новости.
Мыс Эллен удивленно моргнули.
— Что еще? — спросил я.
— Если принимать во внимание версию Дерека о том, что он был в доме и слышал, как происходили убийства, и что ему удалось убежать, оставаясь незамеченным для преступника или преступников, то вашему сыну очень повезло. Ведь он остался жив.
Мы с Эллен переглянулись и взялись за руку. Мы вовсе не считали случайное спасение Дерека, который чудом избежал участи Лэнгли, таким уж везением.
— А вы верите его показаниям? — спросил я.
Натали Бондурант помолчала некоторое время, потом посмотрела мне прямо в глаза:
— Для меня это не имеет значения. Я должна считать своих клиентов невиновными, иначе не смогу их защищать. Но мне кажется, что Дерек не обманывал меня.
— Может, стоит рассказать обо всем Барри? — спросил я. — О том, что он слышал? Ведь возможно, что Дерек слышал что-то, и это помогло бы полиции найти настоящих преступников. Тот, кто убил Лэнгли, до сих пор находится на свободе.
— Дакуорту обо всем известно. Но сейчас он думает, что поймал убийцу. — Натали замолчала. — Кстати, Дерек сказал, что слышал одно слово, которое произнес преступник.
— Какое? — спросила жена.
— «Позор». Он слышал, как мужчина сказал: «Позор».
Мы с Эллен переглянулись, не зная, что и думать.
Я передал Натали дискету, которую принес излому. На ней была записана «Недостающая деталь», или, как назвал свою книгу Бретт Стокуэлл, «Николас Бесчленный».
— Что это? — спросила адвокат. Эллен наблюдала, как я передаю ей дискету.
— Просто сохраните это у себя. На всякий случай.
Глава двадцать вторая
Я спросил у Бондурант, не хочет ли она выпить вместе с нами кофе и все обсудить, но ей предстояла еще одна напряженная встреча в суде. Поэтому я предложил Эллен найти какое-нибудь кафе поблизости от суда и перекусить там. С утра мы так и не позавтракали. Было уже около полудня, и, несмотря на дурное самочувствие, я испытывал голод.
— Не смогу есть, — возразила Эллен.
— Но мы должны поддерживать силы, иначе не сможем помочь Дереку.
Но едва мы вышли из здания суда и увидели с дюжину ожидавших нас фотографов и трех операторов с камерами, как пришлось срочно менять планы. Репортеры взяли нас в кольцо и одновременно стали выкрикивать вопросы. Они были донельзя однообразными: «Вы верите в невиновность вашего сына?», «Как вы думаете, его вину признают?» Я взял Эллен за руку и стал продираться сквозь толпу, не отвечая ни на один из вопросов. Даже на такой: «Что вы чувствуете, узнав, что ваш сын — убийца?»
Я заметил, как жена вся напряглась, и подумал, что она захочет остановиться и ответить, поэтому прошептал ей на ухо: «Пошли».
Мы добрались до ее «мазды» и едва успели сесть в салон — фотографы окружили автомобиль со всех сторон. Однако у них хватило ума расступиться, когда я тронулся с места. «Постарайся никого не задавить», — повторял я про себя. Если собью человека, то еще больше усложню наше и без того тяжелое положение. Услуги адвоката только по одному делу и так едва не обанкротили нас. Хотя в тот момент мы совсем не думали о финансах.
Когда отъехали от здания суда и свернули на дорогу, ведущую к нашему дому, я решил, что нам удалось сбежать от журналистов. Но едва вдали показался съезд с шоссе в сторону нашего дома, мы увидели два припаркованных на обочине микроавтобуса, принадлежавших телеканалам. Неподалеку стояли еще две неизвестные машины.
— Черт! — воскликнул я.
Включил поворотник, медленно свернул на нашу дорогу и поехал мимо людей, которые бросились к нам и стали выкрикивать вопросы. Дом Лэнгли по-прежнему окружала желтая лента, и когда мы поравнялись с дежурившим там полицейским, он вылез из служебной машины и перегородил репортерам дорогу, не позволяя приблизиться к нашему дому.
Позже мы принесли ему лимонада.
Дома Эллен приготовила кофе и стала делать бутерброды с арахисовым маслом. Но едва начала намазывать масло на хлеб, как слезы потекли из глаз, а все тело задрожало от громких отчаянных рыданий.
Я подошел и обнял ее покрепче, чтобы она успокоилась и перестала плакать. И у меня это получилось, но только через полчаса.
Жена спустилась с веранды, где мы оба некоторое время сидели, и направилась к гаражу по усыпанной гравием дорожке. Отсюда открывался хороший вид на шоссе и дом Лэнгли.
— Кажется, им надоело ждать, — рассказала она, возвращаясь на веранду. — Уехали. Репортеров больше не видно.
Я все еще сидел на стуле и даже не знал, хватит ли у меня сил подняться. Мы находились дома уже около двух часов. И хотя вокруг никого не было видно, я подозревал, что кое-кто из репортеров мог специально отъехать на некоторое расстояние и затаиться, поджидая нас.
— Нам ведь сегодня никуда не нужно ехать. Так что давай останемся дома, и пускай тех, кто нас ждет в засаде, постигнет большое разочарование.
Эллен села, тяжело вздохнула и посмотрела на меня:
— Я хочу сказать тебе кое-что.
— Хорошо, — медленно ответил я.
— Я не пережила бы всего этого без тебя. Не смогла бы пройти через этот кошмар без твоей поддержки.
Я решил, что глупо будет просто сказать ей спасибо. Мог бы, конечно, прокомментировать сказанное, но в нашей ситуации все мои слова показались бы неискренними. Поэтому лишь кивнул.
— Знаю, иногда я обвиняю тебя в том, что ты никак не можешь забыть прошлого, — прошептала она. — Того, что было десять лет назад. Что настало время простить меня за ошибки, которые я совершила, и зарыть топор войны. Но дело в том, что я сама себя до сих пор не простила. Когда я делала это, не думала ни о ком, кроме себя. Ни о тебе, ни о Дереке. Ни о нашей семье. Не проходит и дня, чтобы я не напоминала себе о том, чего едва не лишилась, и как мне повезло, что ты все-таки остался со мной, даже если я этого не стою.
— Эллен.
— И когда происходит нечто ужасное, вроде того, что случилось с Дереком, думаю: как я справилась бы с этим одна? У меня ничего не получилось бы. Ты моя опора, Джим. Моя стена. И я едва не потеряла тебя однажды. Но я люблю тебя.
— Я тебя тоже люблю.
— Это не единственная ошибка, которую я совершила, — призналась она. — Возможно, их было больше, чем ты способен мне простить.
— Эллен, что…
Но она встала и пошла в дом.
— Мне нужно заняться делом. Надо подумать, как мы будем расплачиваться с адвокатом нашего сына.
Я пошел в сарай.
Проверил уровень бензина в газонокосилках и в тракторе, смазал электрический кусторез — он поскрипывал в прошлый раз. Потом почистил пикап, убрался в сарае, посмотрел на собственные холсты и подумал, не порвать ли их на куски.
В тот день мы с Дереком должны были привести в порядок шесть дворов. И я не мог позволить себе позвонить клиентам и сказать, что у меня нет возможности это сделать. Если они смотрят или слушают новости, то, вероятно, поймут, что у нас есть более серьезные дела, чем стрижка газонов и одуванчиков.
Мой сын в тюрьме. Его обвинили в трех убийствах.
Я взял первый предмет, который попался под руку. Это была машинка для подрезки кромок газонов, с маленьким полукруглым лезвием на конце рукоятки в три фута длиной. Взвесил ее в руке, потом размахнулся, как топором, и запустил в стену сарая. Она просвистела в воздухе и впилась в дерево. Я вытащил ее, с силой размахнулся. Из стены полетели щепки. Снова бросил, но в этот раз, когда машинка ударилась о стену, лезвие соскочило и полетело назад, как бумеранг, прямо мне в лицо. Я вовремя отскочил, но если бы помедлил хоть секунду, остался бы без глаза.
