— …но это!
— Что это?
— Казак Сенька!
— Тебе понравилось? — польщенно спросил я.
Начиналась она как обычно. Гекльберри Финн с беглым рабом-негром плывет на плоту по реке. По дороге они общаются с разными типами, хорошими и плохими. Повесть воспитания и взросления. Естественно, все переносится в нашу Россию. Гек превращается в однодворца, после смерти отца оставшегося с кучей долгов и вырастившим его холопом. Ни отдавать, ни продавать не хочет, а кредиторы заберут дядьку обязательно. Вот они и сбегают.
Примерно в третьей главе все пошло в совершенно непредсказуемом направлении. Злобный боярин, лихие казаки, Дикое поле и стычки с татарами. А к десятой он угодил в подручные атамана Кондратия Булавина. Тяжкая жизнь простого люда, сыск беглых на Дону и восстание. Я все-таки не удержался и попер заячий тулупчик из «Капитанской дочки», ну и до кучи бурчание старика и уход к врагам сына: «Я тебя породил — я тебя и убью». Но в остальном чисто моя история, без чужого сюжета и влияния. Достаточно я слышал баек от некрасовцев и других казаков. Даже документы кое-какие задним числом поднял, уточняя даты боев. Потому и приятен отзыв. Не чужое — свое. Выстраданное и много раз правленное.
— Это действительно страшная книга, — не задумываясь сказала Софья. — И не сценами сражений или казней, будто срисованными с реальности. Сами люди, их судьбы, царское повеление, когда страдают тысячи и безоглядно льется кровь. Необузданные нравы, дикие страсти. Народные заступники или бандиты, или грабители — твои герои?
А так и есть. Именно этого эффекта и добивался. Потому что не ангелы казаки и дворяне. И нет у них своей отдельной правды, а есть обычные интересы. Иногда совпадающие с интересами других групп, чаще нет.
— Но почему все это лежит в чулане?!
— Ты уже взрослая и должна соображать. За призывы к мятежу недолго и на каторгу загреметь.
— Но там же нет… — Она осеклась и задумалась.
Еще как есть. Описание нравов дворянства я брал из хорошо знакомых по судебным делам. Гаремы из крепостных девок, пытки, отрывание детей от родителей, продажа на шахты, забривание в рекруты с отпеванием, как по мертвому, — это все не выдумки. Как и убитые деревенскими всей семьей помещики, причем заодно с дворовыми, чтобы свидетелей не осталось. Крестьяне в этом отношении оказались ничем не лучше своих мучителей. И это не литература, а нормальная, обычная, привычная жизнь. Не зря сначала хотел писать про Стеньку Разина, оттого и имя такое у персонажа. Отказался от первоначального намерения. Все же давно было, и детали могли оказаться иными, в том числе законы и правила. Сознательно перенес в более поздние времена.
— Я когда закончил, сам испугался. Понятно, не стали бы меня в кандалы забивать да по этапу. Но и хвалить бы никто не стал. Сам не ожидал, что такой ненавистью плеснет. Нельзя это печатать, — развел руками я. — Пасквиль бы приняли, а такое… Правда глаза колет. И что однажды может снова взорваться, как при Разине, никому думать не хочется.
А я еще и поминал его «подвиги» в рукописи неоднократно, и песню про персидскую утопленницу привел целиком. Она и так ходит, разнесли ее казаки по Дону и дальше, но не буди лихо, пока тихо.
— Но ведь сейчас этого нет… такого… скотства.
— Я с самой коронации государыни пытался если не пресечь, так смягчить. Отсюда Кодекс христианина и многое другое. А добился… где это?.. — Я покопался в ящике среди документов. — Ага! На вот, читай, — предложил, протянув Софье лист.
Простенькая сводка за три месяца по западным губерниям. И для полного понимания ситуации по каждому случаю приговор местного суда. Эконом имения избил двух больных крестьян, не вышедших на работы. Один от побоев скончался. Месяц ареста и наложенное ксендзом церковное покаяние.
Другое имение: после избиения экономом у крестьянки произошел выкидыш. Обвиняемый освобожден.
Помещик принуждал крестьян к работе в воскресные и праздничные дни. Дело вообще не рассматривалось судом.
По обвинению в чрезмерно суровом наказании соседских (даже не своих!) крестьян, один из которых повесился, шляхтич был «временно» посажен под домашний арест.
Землевладелец до смерти забил одного из своих крепостных. Два месяца ареста.
Помещица забила до смерти одну из своих служанок. Судом принято решение: «На то воля Божья».
Служанка повесилась после порки, устроенной помещицей. Истязательница оправдана.
Избита беременная, случился выкидыш. Сделано замечание, что впредь наказание будет назначено в соответствии с законом.
Побиты до смерти еще пятнадцать человек в разных имениях. В одном случае к эконому, убившему человека, применена исключительная строгость — ему запрещалось занимать данную должность впредь. В основном находились причины избегать какой-либо ответственности. Максимум обходилось покаянием.
— И так все время? — с отчетливым ужасом спросила Софья, подняв голову от записей.
— Девочка моя, так это еще хорошо. Крестьяне перестали бояться подавать жалобы, а суды их принимают. Другое дело проверка и выводы. Обычно у помещиков хватает денег на взятки, и они в дружбе с уездным начальством. Потому челобитная о поборах помещицей Гальтинской налогов, превышающих предусмотренное государством, и прочего в том же духе: забирает у крестьян большую часть зерна для производства водки, захватывает лучшие наделы земли, притесняет барщиной, в том числе заставляя работать на винокуренном заводе, и не оставляет мужикам времени для работы на собственных наделах, — встречает обвинение, что «характер крепостных имения всегда отличался самыми резкими чертами неукротимой страсти к бродяжничеству, буйству и своеволию». Естественно, верят ей, особенно когда вручает кому надо суммы на подмазку.
— И чем закончилось?
— Это конкретное дело? Она еще и дурища оказалась. Потребовала суда над жалобщиками. И тут мне стукнули по инстанции. О, не из мечты помочь мужичью. Исключительно с целью подставить начальника или хотя бы выйти в следующий чин. Доносчик правильно сыграл, и тот умник-взяточник свое получил. Будучи высшей властью, я прислал своих ревизоров с проверкой.
Думаешь, так просто закончилось? Три года следствие тянулось. Одни отказываются от показаний, другие изменяют, третьи заболевают или вдруг обзаводятся новой собственностью. Крестьян это тоже касается. Кого купили, иного напугали. Но бабу эту сквалыжную я все-таки прижал. Исключительно в показательных целях. Ведь на самом деле с нее помимо штрафов и взять особо нечего. Разве прищучить за запрет ходить к исповеди, чтобы не разболтали. О, тут и Синод возмутился! Не поленился до высших иерархов донести весть.
Перевел дух, уж очень монолог вышел длинный.
— А вот убивцев разных приходилось за глотку всерьез брать, невзирая на сроки и расходы. На моих генерал-губернаторских землях почти полмиллиона крестьян переданы в государственное управление за преступления владельцев. А это совсем другой оборот. Их нельзя ни продать для казенных нужд, ни пожаловать в качестве награды, ни приписать к заводам. Им разрешено участвовать в сделках по продаже и покупке недвижимости как юридически состоятельным лицам (ранее приобретение ими земли или предприятия происходило на имя помещика). Расширено самоуправление.
Правда, школы теперь содержат за свой счет. Пока два года обучения с простейшей арифметикой, грамотой, географией и историей с Законом Божьим. Многим не понравилось платить и отдавать детей вместо работы. Ничего, не бывает одних доходов и льгот, иногда приходится идти на расходы. А государству дополнительный бонус через поколение — грамотные люди. Пусть даже минимально. Дети их, пусть ничтожный процент от общего количества, точно получат образование. Протыриться в господа никто не откажется, и достаточно людей с мозгами. И деньги, на то потраченные, не пропадут зря.
— Многие помещики замечательно усвоили урок и стараются палку не перегибать, — продолжил я. — Это не означает всеобщую благодать. Всегда найдутся подлецы и негодяи. Причем не надо думать, что с одной стороны. Будут вечно и мужики с топором по пьянке, и выжимающие последнее хозяева. Но то, о чем ты прочитала, — это моя победа.
— Что? — изумилась Софья.
— Да-да! Именно так: огромная победа. Раньше за убийство и не пожурили бы. В своем праве. Высшая власть вогнала народ и сословия в определенные законные рамки. Это бюрократия, и не всегда удобно, однако помещики лишены абсолютного господства над своими крепостными. Те даже уйти могут или выкупиться на определенных условиях. А значит, отсутствует возможность творить что душеньке угодно. Приходится считаться с чужими интересами и договариваться. Может быть, через поколение и суд станет действовать по правилам без нажима сверху. Ведь знаешь, в стране много изменилось.
