Она глядела в камин, но едва ли видела огонь, едва ли видела хоть что-то. Язычки огня играли в ее карих глазах, и что-то злое проступало в ее лице.
– Но почему же мне-то ничего не сказала? – пробормотала она. – Ты же зарекалась играть в эти игры… Разве что заставили? Кто-то из городских… Из Ольгиного круга… Но почему же мне-то ни словечком не обмолвилась? Не желала втягивать?.. Дурочка… Ох дурочка…
Диана вдруг обернулась ко мне. Прищурилась. Бросила зло и жестко, как удары молота по наковальне:
– Кто это? Инга? Ника?
– Вы думаете, я знаю ваших подружек по именам?
– Они мне не подружки, – холодно проговорила Диана. И досадливо застонала сквозь зубы: – Ах да, откуда же вам-то знать их имена… Но вы ее видели? Татарка или чухонка?
– Чухонка?..
– Ну финка! Карелка, точнее… Она?
– Лица не видел. – Я ее вообще не видел. Но Диане это знать необязательно. Похоже, из нее кучу интересного можно вытащить, если аккуратно подсекать. – С лица не видел, – сказал я, – а волосы пышные. Не волосы – грива.
Диана глухо застонала.
– Ника… – процедила она сквозь зубы. Досадливо сплела и стиснула пальцы, опять глядя в сторону, в пляску огня. – Уж лучше бы Инга!.. Ника, опять Ника…
– Вы ее хорошо знаете?
– Знала, – поправила Диана. Нехорошо улыбнулась, глядя в камин невидящим взглядом. Хотела еще что-то сказать – и вдруг как очнулась. Уставилась на меня: – Постойте! Так вы собираетесь драться с ней?! Так это она вас всех чуть не перебила?
Я невесело усмехнулся:
– Это что-то меняет?
Но Диана не замечала моей усмешки.
– Сколько вас будет? – напряженно спросила она. – Один из вас попал к ней, это я уже поняла… Только один? А кого-то из ваших она убила? Ах, да не смотрите на меня как заговорщик на дыбу! Скажите только, сколько вас будет? Сумеете опять собрать четверку? Или вас меньше осталось? Трое?.. Или…
Она не договорила, будто боялась договорить.
– Перестаньте, Диана. Все ваши уловки…
– К дьяволу уловки! – вдруг взъярилась Диана. – При чем здесь это?! Вы что, в самом деле не понимаете?! Вам и втроем к ней даже соваться нечего, а вдвоем это чистое самоубийство!
– Сколько бы нас ни было, это ничего не меняет.
– Это меняет все!
– Не думаю.
– Это ваша беда, Влад. Вы вообще не думаете!
– Вы мне тоже понравились с первого взгляда.
– Вы дурак, Крамер… – процедила Диана сквозь зубы.
– Вчера был маленьким чудовищем… – заметил я. – Вы бы уж определились.
– Глупый упрямец! Как вы собираетесь ей противостоять? Вы же ничего не умеете!
– Так уж и ничего? Вас-то сдерживать научился…
Последний финт, который ты держала в запасе, – я и его выдержал. Пришлось туго, но я выдержал.
– О силы всемогущие… Вы да, кое-чему научились. А ваши друзья? Хорошо, хорошо! – Она взмахнула рукой, будто я собирался спорить с ней. – Допустим, еще один из ваших друзей небезнадежен… если сравнивать с тем, что могу я. Но я не она! Я не держала полчище слуг! Я не собирала вокруг себя десятки прирученных людей! Я просто жила в свое удовольствие, в тишине и спокойствии… В тишине, Влад.
– Ну кое-чему у вас я все-таки научился.
– Чему?! То, что вы научились выдерживать от меня… Ах, Влад! Вы что, в самом деле не понимаете? Это все равно что равнять домашний карточный фокус с мастерством шулера, который живет этим грязным ремеслом!
– Ну не наговаривайте на себя, Диана. Не надо самоуничижения.
– Перестаньте, Влад! – Она хлопнула по столу. – Я не шучу. Поймите, я пыталась жить с минимумом людей вокруг, чтобы никого не слышать… а она пытается жить, привыкнув к этому гомону мыслей и желаний, в оглушительном бурлении чужих подсознаний. Да не просто выдерживает это, а к тому же пытается навязывать им свои желания – постоянно, каждую минуту, каждый миг. Всем. Сделать их своими живыми придатками. Чувствовать и не отпускать узду, даже когда сама спит. У них, наверно, и сны одни на всех… Она привыкла держать под контролем десятки людей одновременно. А теперь подумайте, что она сделает с вами – двоими, троими… да четверыми.
Я уставился в стол.
Неприятно, когда кто-то читает твои мысли – те, которые ты сам загоняешь поглубже, чтобы их будто и вовсе не было…
– Она сомнет вас одним касанием, едва вы окажетесь к ней близко. Всех вас.
– Если повезет, я не окажусь к ней близко. Она вообще меня не заметит. Надо только по краешку прошмыгнуть… пока она спит… Вытащить одного человека.
– «Если повезет»… – передразнила меня Диана. – А если не повезет?
Я вздохнул. Пожал плечами:
– Вам-то что за горе…
Диана нахмурилась:
– Прошу прощения?
– Вы говорите так, будто хотите, чтобы у нас все получилось, – усмехнулся я. – Странно…
– Странно? Отчего же?
– Я думал, вы должны желать обратного.
– Это почему же?
– Ну как… – Я пожал плечами. Поглядел на нее внимательнее. Дурочку валяет? – Вы же с ней одной породы.
Диана удивленно посмотрела на меня, высокие брови приподнялись еще выше. И кажется, она не играла… Вдруг Диана рассмеялась. Смех был искренний и совершенно не злой, и это разозлило меня еще больше.
– Что смешного?
Диана перестала смеяться. Покачала головой.
– Это для вас мы все на одно лицо, – очень мягко сказала она. – Часть мира, которая вам не нравится и которую вы решили уничтожать…
– А разве это не так?
– Влад, вы либо очень невнимательны, либо… – Диана улыбнулась, не договорив. – Я понимаю, для вас что я, что любая другая из нас – никакой разницы. Чем мертвее, тем лучше… Но почему вы решили, что этой разницы нет и для меня? Если уж на то пошло, с чего вы взяли, что меня вообще должна заботить жизнь женщины, совершенно мне чужой?
– Вы ведь знали ее…
– Иногда знакомство делает людей еще более чужими.
Я пожал плечами.
Не знаю. Может быть. Но ведь это все мелочи? У нас с Виктором тоже не все гладко было…
– Но она такая же, как вы, – сказал я.
– Такая же, – кивнула Диана. – Но не я.
Я отложил Курносого и внимательно взглянул на Диану. Очередная ловушка? Или…
Я ведь в самом деле воспринимаю их как всех вместе. Все они живут одинаково, и все они за одно и то же… Так? Вроде бы так. Но ведь до того как мы… до того как я нашел Диану, я ни разу не видел двух чертовых сук вместе. Даже во время ритуала. Я вообще не видел, как паучихи проводят ритуалы. Только жаб видел во время ритуала. А Старик если что-то и рассказывал, я пропустил мимо ушей. И кто их знает, как они между собой ладят…
– Мне куда важнее ваша жизнь, чем ее, – сказала Диана. – Что будет со мной, если вы не вернетесь? Странно, что вы этого не понимаете…
Дожили! Одна чертова сука желает мне удачи против другой…
Диана заметила мою ухмылку:
– Я сказала что-то смешное?
– Ну… Забавное-то уж точно…
Диане было не до смеха. Она долго сверлила меня взглядом, словно взвешивала что-то важное. Наконец вздохнула.
– Вы твердо решили, – не то спросила, не то констатировала она. – Мне вас не отговорить.
Я кивнул.
– Ну что же, – прищурилась Диана. – Тогда…
Холодный ветерок мазнул по вискам – и я тут же собрался, выдавливая ее прочь. Но она не собиралась отступать. И давила всерьез!
– Диана! – рявкнул я.
После вчерашнего я ее не боюсь, но бороться с ней сейчас – увольте. Как после штанги устают мышцы, точно так же после напряженной сосредоточенности устает воля. Теряется ясность ума, ослабевает самоконтроль и чувствительность… А мне сегодня все это ох как понадобится!
– Диана!
Но она не отступала. Давила, но не пыталась вломиться в глубину меня. Ее не интересовали ни мои эмоции, ни желания, ни мысли. Она пыталась всунуть в меня что-то… Какой-то образ… Кусочек памяти… Хотела поделиться тем, что было у нее самой.
Да бери же! – чувствовал я ее раздражение.
Парк был совсем небольшой, лишь в дальнем конце, за маленьким прудом, где кусты казались совсем непролазными, внутри была крошечная полянка, на которую никто не забредал – никто, кроме нее.
Прячась за кустами, чтобы никто ее не видел – ни ее, ни путь к ее тайной полянке, – она скользила сюда. Опустив голову, сжавшись в комок, отчего горб выпячивался еще больше, не видя никого и ничего, – и все равно чувствовала чужие взгляды, обжигающие, как хлест крапивой, когда ее замечали.
Эти взгляды были хуже чем зеркала…
Зеркала она ненавидела – зеркала и то чучело в них, сутулое, горб почти выпирал из-за лопаток, и на странно короткой шее, почти не заметной между плечами, голова огромная, круглая, почти лысая, с выпученными белками глаз. Чучело, в которое какой-то злой шутник загнал ее. Почему-то она глядела на мир из этого чучела. Была им.
Она старалась не глядеть в зеркала, она воевала с ними, она почти научилась их побеждать, но чужие взгляды! От них некуда было деться. Она могла опустить глаза и все равно чувствовала их. Словно снова оказывалась перед зеркалом, от которого не могла отвести глаза, пока те сами не отводили от нее взгляда. О, эти взгляды хуже зеркал, гораздо хуже, это были злые зеркала, злые и живые: они кричали, кричали не словами, а чем-то таким, что было злее и больнее слов.
