Джина почувствовала, что заливается краской, разглядывая фотографии обнаженной молодой женщины: это была прелестная княгиня Максимова, чье лицо часто появлялось на театральных афишах. У Джины закружилась голова. Она взяла себя в руки и положила альбом на место, в карман пиджака. Потом бросила взгляд на Кэндзи, который безмятежно спал, свесив руку с кровати.
Джина вышла и стала мерить шагами гостиную, пораженная только что сделанным открытием. Как могла она быть столь наивной? Ей казалось, что Кэндзи не такой, как другие мужчины!
«Идиотка! Какая же ты идиотка, – повторяла она про себя. – Разве может хоть один мужчина устоять перед хорошенькой внешностью. Права пословица: “Сердце человека и дно океана – вот две самые глубокие бездны”. Надо быть реалисткой, не наступать второй раз на те же грабли, нельзя зависеть от мужских капризов. Я очень люблю его, но не стану строить далеко идущие планы: свиданий пару раз в неделю вполне достаточно. – Джина остановилась перед зеркалом: едва заметные морщинки в уголках глаз, серебристые нити в волосах, да и талия уже не такая тонкая, как раньше… – Время берет свое. А ты ведешь себя, как наивная девочка!»
Опустились сумерки. Джина бросила полено в очаг. Сухое дерево затрещало, взметнулся сноп искр.
Запахнувшись в широкое синее кимоно, в комнату вошел Кэндзи и уселся в кресло, положив ногу на ногу. Он смотрел на Джину, склонив голову на бок.
– Который час? – спросил он.
– Начало десятого.
– Перестань метаться, как тигр в клетке. Что с тобой?
– Ничего.
Кэндзи нахмурился. Джина улыбнулась ему.
– Хорошо, я скажу тебе…
Она взяла его за руки и притянула к себе:
– Выслушай меня, не перебивая. Я уезжаю в Краков. Рахиль, моя младшая дочь, скоро должна родить, я нужна ей.
– Когда ты вернешься?
– В следующем году.
– Что?!
– Сейчас уже конец ноября, дурачок. Я приеду в начале весны.
– Что я буду делать без тебя?
– Ах ты, старый хитрец! Думаю, ты найдешь, чем заняться, и потом, у тебя же магазин…
– Я люблю тебя, – прошептал он ей на ухо и нежно прижал к себе.
У Джины перехватило дыхание. Он просунул руку под пеньюар. Она развязала пояс кимоно.
Потом они долго лежали, обнявшись.
– Пойдем, перекусим, – сказал он.
– Позволь мне, милая, это слишком тяжело для тебя.
– Брось, Лазар, каждый занимается своим делом, как всегда! Ты же не на белоручке какой женился!
И, закусив губу, Рен Дюкудре потащила к примыкающей к магазину кладовой небольшую двухколесную тележку, на которую ее муж сложил ящики с товаром.
– У нее постоянно болит поясница из-за того, что она таскает всякие тяжести, но она не желает это признавать, – объяснил месье Дюкудре вознице фургона, который заканчивал разгрузку.
– Радуйтесь, что у вас такая крепкая жена, моя-то – кожа да кости! Подпишите здесь, – сказал тот, ткнув пальцем в накладную, а потом взобрался на козлы и стегнул кнутом двух замученных кляч, которые, тяжело ступая, поплелись к площади Бастилии. Он злился, что попадет домой в Банеле не раньше десяти вечера, но ему оставалось только браниться. – Боже правый, еле плетутся, как будто мы свинец возим!
Этот славный человек был не так уж далек от истины. Действительно, в бо́льшей части коробок, что он выгрузил на тротуар, были оловянные солдатики. Лазар заказал их в таком количестве, потому что в период рождественских праздников солдатиков хорошо разбирали. Красивые куклы тоже пользовались спросом у покупателей, как и блеющие барашки, говорящие кролики и прочая ерунда.
Лазар Дюкудре появился на свет в 1843 году в семье школьного учителя. Закончив школу, он отказался продолжать учебу и устроился служащим в секретариате столичной мэрии. На балу, недалеко от Марна, он познакомился с Рен Дроссе, чьи родители были людьми состоятельными, они держали гостиницу. По их мнению, дочь засиделась в девках, поэтому свадьбу сыграли быстро. Лазар собирался завербоваться в зуавы[120], но Рен настояла на том, чтобы они открыли в центре столицы магазин игрушек. Супруги сняли квартиру на улице Крозатье, и вскоре у них родился сын. Лазар был счастлив. Но в 1868 году случилась трагедия. 12 сентября, эта дата огненными буквами впечаталась в сердце Лазара, его сын Арно выбежал на мостовую за укатившимся обручем и погиб под колесами экипажа.
На кладбище Пер-Лашез супруги Дюкудре познакомились с пожилым эксцентричным человеком, Эмилем Легри, который принес букет роз на могилу известного сочинителя песен Беранже. Он посочувствовал Рен и Лазару и вскоре сделал им интересное предложение. Эмиль был знаком с владельцем лавки на бульваре Бомарше, с прилегающим складом и квартирой на антресольном этаже, который собирался продать все это и уехать в провинцию. Эмиль Легри одолжил супругам Дюкудре сумму, необходимую для обустройства будущей «Лошадки-качалки». Годы шли, магазин процветал, но Лазар замкнулся в себе, сердце его очерствело. Работа не грела ему душу, а чужие малыши, наполнявшие магазин своим смехом, делали его горе только острее. Однако свои страдания Лазар прятал за напускным добродушием, и о его загадках среди покупателей ходили легенды.
– Он невидим, но сгибает нас к земле, – сказал он жене, которая вернулась с пустой тележкой, чтобы забрать очередную партию товара.
– Ты уже загадывал мне эту загадку! Стареешь, что ли? Настольные игры и заводные игрушки привезли?
– Нет, их доставят завтра вместе с бильбоке[121], арбалетами, качелями и игрушечной мебелью.
Они закончили перевозить ящики на склад, все стены которого занимали стеллажи. Лазар прислонил к ним лестницу и, взвалив ящик с товаром на плечо, полез наверх, чтобы положить его на полку.
Упершись руками в бока, Рен насмешливо наблюдала за мужем.
– Может, мой позвоночник и не в порядке, зато руки у меня растут, откуда надо, чего не скажешь о тебе. Нам надо поменяться местами.
– Об этом не может быть и речи, – отрезал Лазар, поднимая ящик с этикеткой «Гусары».
Несмотря на полноту, Рен была проворнее мужа. Когда он спустился за очередным ящиком, она, опередив его, ловко взобралась по ступенькам, прижимая к груди коробку с куклами. Освободившись от своей ноши, она почувствовала, как скрипнули ее шейные позвонки.
«В один прекрасный день мы загнемся, либо он, либо я. Давно пора нанять подручного!» – думала мадам Дюкудре, спускаясь вниз.
– Прошу тебя, милая, передохни хотя бы пять минут, – сказал Лазар.
Поскольку каждый новый подъем давался ему все труднее, он взял сразу три коробки.
– Кукол и плюшевых игрушек оставь мне, ты совсем запыхался, – приказала Рен.
– Если ты настаиваешь, я подчинюсь, но лестницу надо передвинуть влево, на этих полках уже нет места.
Лазар удостоверился, что лестница стоит крепко, и предупредил жену, что пойдет за лампой, так как на улице темнело и света из окон уже не хватало, чтобы осветить просторное помещение.
Рен схватила большую коробку с погремушками и арлекинами. Она поднялась на верхнюю перекладину лестницы и попыталась впихнуть ее между коробками с кеглями, но не смогла дотянуться. Лестница покачнулась, Рен едва успела ухватиться за полку. Хорошо, что Лазар этого не видел, иначе на нее бы обрушился целый поток нравоучений. Подняв голову, Рен увидела свободную полку, положила туда коробку и уже собиралась спуститься, как весь товар со стеллажа посыпался ей на голову. Она не успела ни уклониться, ни даже закричать. И вдруг, как при землетрясении, рухнул и сам стеллаж, погребая несчастную женщину под обломками железа, фарфора и дерева.
– Рен!!
Лазар попытался разгрести завал. Наконец, он увидел ее лицо с округлившимися от ужаса глазами и глубокими порезами на щеках.
– Дорогая, я сейчас тебя вытащу, только скажи хоть что-нибудь, – умолял он.
Но через мгновение взгляд Рен Дюкудре остановился. В уголках ее губ образовался и медленно лопнул кровавый пузырь. Лазар поднялся на ноги. Холодный пот струился у него по спине, пелена застилала глаза. Силы оставили его, и он осел на пол рядом с помятым заводным медведем, который упорно бил в медные тарелки.
Глава девятнадцатая
Суббота, 30 ноября
Сквозь щели в ставнях серый свет рождающегося утра проникал в комнату, и постепенно вырисовывались очертания мебели. Дафнэ возилась в своей кроватке и время от времени пронзительно кричала, напоминая родителям о том, что проголодалась. А потом замолкала, словно прислушиваясь к храпу Жозефа, и двигала ножками и ручками в такт этой «музыке».
Айрис подошла к кроватке, взяла малышку на руки и перенесла в свою постель, положив между собой и мужем. Дафнэ тут же успокоилась и уснула. Айрис с нежностью прижала дочку к груди. Это был один из тех сладостных моментов материнства, когда все твои мысли и чувства сосредоточены на крошечном, бесконечно родном существе. Накануне Айрис закончила сказку. Полюбив хромого скарабея Леми Жука, превращавшегося в прекрасного принца, как только он раскрывал крылья, божья коровка без пятнышек улетела с ним вместе. Они решили посетить разноцветную страну, где хотели избавиться от воспоминаний. Айрис уже представила себе акварели Таша, которые украсят будущую книжку, и заранее радовалась, предвкушая, как будет читать ее дочери.
