Ужин подождет. Она встала с дивана и повела его в спальню. Эта спальня была достойна арабской принцессы, украшенная цветами и ароматическими свечами, словно волшебный сад. Они начали медленно раздевать друг друга, снимая каждую часть одежды в свой черед. Медленно упало на пол платье. Одна за другой расстегнуты пуговицы на рубашке. Пояс. Медленно поползла вниз молния на брюках. Щелчок застежки, и упал на пол бюстгальтер. Она мягко прижалась к нему грудью. Они стояли, обнявшись, совершенные в своей наготе. Раны на ноге Ферриса исчезли — и для нее, и для него. Он неторопливо овладел ею, медленно, стараясь растянуть эти прекрасные мгновения, но их тела не могли ждать так долго. Только после того, как он достиг вершины, Феррис понял, что она снова плачет.
— Я люблю тебя, — сквозь слезы сказала она. — Люблю. Люблю. Люблю.
Феррис взял ее на руки, как ребенка. Он не мог успокоиться. Он ее любит, она его — тоже, и что же теперь им делать?
Она лежала на свежайших простынях, положив голову ему на грудь. На потолке над ними лениво крутил лопастями вентилятор, обдувая нагие тела прохладным ветерком и заставляя колыхаться огоньки свечей. Вскоре она встала, сходила в ванную и собрала с пола одежду. Когда она поднимала с пола куртку Ферриса, из кармана выпала небольшая пластиковая коробочка. Феррис увидел, как она упала на пол, и быстро протянул руку, чтобы подобрать ее. Это был зубной мост, который дал ему в Лэнгли Хофман. Кот Алисы, Элвис, ринулся через всю комнату и поддел пластиковую коробочку носом.
— Что это? — спросила она.
— Ничего, — ответил Феррис, взяв у нее куртку и положив коробочку обратно в карман.
Она удивленно посмотрела на него, будто понимая, что он мог бы ответить и получше. Он открыл крышку и показал полукруглую пластиковую штуковину.
— Это просто защита для зубов. Чтобы не скрипеть ими.
Она с облегчением улыбнулась:
— Знаешь, ты как-то не производил на меня впечатление человека, скрипящего зубами.
— Никогда не угадаешь. У всех нас есть о чем побеспокоиться, — сказал он, улыбаясь ей в ответ и вешая куртку.
И как это у него так легко получается лгать человеку, которого он любит?
Феррис встал в шесть утра. Они снова занялись любовью, шумно и страстно, а затем он оделся и отправился к себе домой, чтобы переодеться перед встречей с Хани. От большого количества секса и малого количества сна у него слегка кружилась голова и сосало под ложечкой. Когда он мылся в душе, перед его мысленным взором снова предстала картина двадцатилетней давности. Он сломал парню руку, не намереваясь делать этого. Или намерение все-таки было? Аналогия заставила его вздрогнуть. Где граница? Когда кость перестает сгибаться и начинает ломаться?
Хани ждал его в Офицерском клубе. Как он и предсказывал, клуб был пуст. В это утро иорданец выглядел особенно довольным собой. На нем был двубортный блейзер с блестящими латунными пуговицами, одна из рубашек тех двуцветных моделей, с белым воротничком, манжетами и цветными полосами, которые продают на Джермин-стрит и которые похожи на форменные. Здороваясь с Феррисом, он оценивающе посмотрел на него.
— Долгая ночь? — спросил иорданец. — Ты выглядишь слегка… усталым.
— Часовые пояса, — ответил Феррис. Интересно, Хани следил за ним? Конечно же, следил.
Они сели, и официант в белых перчатках подал традиционный британский завтрак. Помещение клуба было отделано темным деревом и выцветшей от времени кожей. Должно быть, его построили еще в те времена, когда Глаб-паша насаждал в хашимитской армии британскую дисциплину. Хани ел, как настоящий обжора, не переставая разговаривать всякий раз, когда не заглатывал куски яичницы-болтуньи и копченой рыбы.
— Мы простили тебя, Роджер, — сказал иорданец. — Это я хочу сказать в первую очередь. Извини, что тогда мы потеряли самообладание.
Он говорил о себе во множественном числе, как королевская особа. Даже король нечасто выражался таким образом.
— Все нормально, — ответил Феррис. — Будь я на вашем месте, я бы тоже хорошенько разозлился. И я рад, что вы позволили мне вернуться. Мне здесь нравится.
— Мы знаем. И будем приглядывать за тобой, как за младшим братом.
Это что, предупреждение?
— Спасибо, — ответил Феррис. — Очень приятно, но я могу сам присмотреть за собой.
— Как хочешь, дорогой. Я тебе верю. Даже после того, что случилось с моим человеком из Берлина, бедным Мустафой Карами. Я просто знаю, что в этом нет твоей вины. Но буду честным. Одна из причин, по которым я хотел, чтобы ты вернулся, — мое беспокойство насчет мистера Хофмана. Вот ему я не доверяю.
— Не спрашивайте меня ни о чем. Хофман никому не говорит, что он на самом деле замышляет, в том числе и мне.
— О, сомневаюсь, сомневаюсь. Ты его парень. Как вы это называете? «Любимчик», вот. Подозреваю, что тебе достаточно много известно о мистере Эдварде Хофмане и его планах. А я больше не хочу так обжигаться, понимаешь? Это меня и беспокоит. Я слышу шаги Эда. Его дыхание. Но не вижу его самого. Боюсь, мне это начинает надоедать.
— Ничем не могу помочь, извините. Ничего не вижу, ничего не слышу. Вы знаете правила игры.
— Да-да, не беспокойся. Я не пытаюсь «вербовать» тебя. Я не столь груб, как твой предшественник, Фрэнсис Элдерсон, чтобы пытаться завербовать сотрудника дружественной разведслужбы. Пожалуйста, не пугайся. Мне просто надо кое-что понять. Мы не такие тупые, какими нас считает мистер Хофман. Честное слово. Не повторяй его ошибки.
— Я знаю, что вы не глупые. По правде, я испытываю к вам глубочайшее уважение. Вы мой учитель, устаз Хани.
— Просто чудесно, — сказал иорданец. — Я никогда не забуду этого знака нашей дружбы. В этой части света дружба значит очень много. Ты же это знаешь. Ты же настоящий араб. Или, по крайней мере, нам приятно так думать.
Этим же утром Феррис приехал в посольство и принялся за расчистку своего стола от накопившихся бумаг и сообщений. Внезапно секретарша нараспашку открыла дверь и спросила его, слышал ли он новости из Саудовской Аравии. Феррис помотал головой.
— Только что взорвались две бомбы, в Рияде. Одна рядом с «Фор сизонс», другая — около местного филиала Гонконг-Шанхайского банка.
— Вот дерьмо, — сказал Феррис, качая головой. — Сколько людей погибло?
— Они не говорят. Новости только начали поступать.
Феррис одновременно включил Си-эн-эн и свой защищенный компьютер. Как обычно, телевидение в данный момент времени было более надежным источником информации, чем внутренняя сеть ЦРУ. Он позвонил Хани, который вернулся в свой офис на пару минут раньше него. Иорданец сказал, что он уже отдал приказ изолировать все важнейшие объекты в стране. К американскому посольству уже была направлена дополнительная охрана, как и к другим потенциальным целям в Аммане.
Следом Феррис позвонил Алисе. Сначала попытался найти ее по рабочему телефону, но ее не было на месте, поэтому позвонил на мобильный. Судя по шуму ветра, она была где-то вне помещения. Он рассказал ей о новостях из Рияда.
Она молчала пару секунд.
— Это, судя по всему, будет продолжаться, еще и еще, — наконец сказала она. — Ты ведь понимаешь, да? Милан, Франкфурт, Рияд, Афганистан, Ирак, Западный берег реки Иордан. Мы не остановимся, не остановятся и они.
— Ты где? — спросил Феррис.
— За городом, в одном из лагерей палестинских беженцев. Пытаюсь достать им новые компьютеры для школы.
— Думаю, тебе лучше поехать домой или хотя бы в офис. Я беспокоюсь за тебя.
— Со мной все будет в порядке. Сегодня не опаснее, чем в другие дни. И здесь есть много людей, которые защитят меня.
Она помолчала.
— Знаешь, Роджер, сегодня просто такой день, когда я не имею права прятаться. Я должна быть с людьми, чтобы показать им, что не все мы сумасшедшие, что я — их друг и меня так просто не запугаешь. Ведь ты это понимаешь, правда?
Вот за что я люблю ее, подумал Феррис.
— Я понимаю. Просто тревожусь за тебя и ничего с этим не могу поделать. Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, — медленно сказала она. — Заезжай за мной вечером. Я приготовлю ужин. Можем переночевать у тебя, если тебе так комфортнее. Я даже дам тебе подержаться за пульт телевизора. Как?
— Лучше, — ответил Феррис, улыбаясь.
Он понимал, что она права. Сегодня именно такой день, когда она должна быть вместе со своими друзьями-арабами, до последнего, но тут никогда не угадаешь, когда надо уйти, прежде чем будет поздно. Он снова принялся смотреть программу Си-эн-эн и сетевые сообщения в защищенном компьютере. Остаток дня он провел, рассылая по всему миру всякие сообщения, делая вид, что он занят чем-то нужным. К вечеру стало известно, что в отеле погибли девятнадцать человек и еще дюжина возле банка. В такие дни ты действуешь по накатанной, автоматически выполняя положенные действия, давно отложившиеся в твоем мозгу.
