Папины брови взлетели вверх.
Толстая девчонка пояснила:
— Ну, на студентов из университета Коста-Рики вы не похожи. Для туристов вы выглядите не очень-то богатенькими. К тому же туристическую визу довольно трудно раздобыть, разве что у вас денег куры не клюют, а это, похоже, (только не обижайтесь) не ваш случай. Так что вы тут либо потому, что работаете в сфере программирования, либо из-за инопланетян. И, опять же без обид, второе гораздо вероятнее.
— А ты тогда что тут делаешь? — спросил я. — Инопланетяне или программирование?
— Программирование, — с ноткой раздражения ответила она. — Второй курс, стипендиат университета Коста-Рики. Лет тридцать назад умер один компьютерный магнат из Тайваня и завещал все свои миллиарды университету Коста-Рики на организацию факультета современных технологий. Он оставил им все свои патенты, активы и контрольные пакеты в десятке компаний, владельцем которых являлся. За что? Ну, они присвоили ему почетную степень или что-то в этом роде. Все ребята-технари из моей школы мечтали поучаствовать в какой-нибудь программе УКР или, если повезет в визовой лотерее, приехать в Коста-Рику после колледжа и поработать в одном из новейших проектов.
— Я доктор Йодер, — представился отец. — Терапевт. Мы направляемся в коммуну «Друзья звезд» к Хансу Блиссу, вот такие дела. Их предыдущий врач собрал манатки и уехал две недели назад. Я знаком с Хансом уже много лет. Мы здесь по его приглашению.
То же самое он говорил мне в машине, когда забрал с тренировки. После того, как дал мне бутылочку «Гаторейда».
— Просто поразительно, насколько богатым психам вроде Блисса просто получить визу. Спорю на что угодно, в этом автобусе найдется человек двадцать, приехавших, чтобы вступить в его общество, — сказала девчонка. — Вот чего я никогда не могла понять, так это почему все уверены, что, если инопланетяне вернутся, они непременно захотят повидаться с Блиссом? Не обижайтесь, но я видела его в Сети. Смотрела фильм про него. Он идиот.
Мой отец открыл было рот и снова его закрыл. Женщина с заднего сиденья наклонилась вперед и сказала:
— Ханс Блисс великий человек. Мы услышали его выступление в Атланте и сразу решили, что должны поехать сюда. Инопланетяне посетили его, потому что он великий человек. Хороший человек.
Я видел Ханса Блисса, когда ходил с отцом в институт Франклина в Филадельфии в прошлом году. У меня было свое собственное мнение на этот счет.
Девчонка даже не обернулась. Только сказала:
— Ханс Блисс просто серфер, который вместе с еще десятком людей по собственной дурости оказался на пустынном пляже во время урагана 3-й категории. То, что его подобрали инопланетяне — это событие из серии «дуракам везет». Если он такой великий, почему же они вернули его на пляж и улетели? Почему не взяли его с собой, раз он такой расчудесный? По-моему, тот факт, что он был первым человеком, установившим контакт с инопланетянами, еще не прибавляет ему очков. Особенно учитывая, что контакт, по оценкам остальных, длился всего сорок семь минут. И неважно, что он сам говорит о времени своего отсутствия. Наоборот, если после разговора с человеком инопланетяне улетают и больше не возвращаются, он должен терять в очках. Как давно это произошло? Шесть лет назад? Или семь?
Теперь к разговору уже прислушивался весь автобус, даже водитель и женщина-военный с автоматом. Женщина с заднего сиденья была примерно лет на двадцать старше отца; у нее были седые кудряшки и внушительные бицепсы.
— Вы что же, не понимаете, что инопланетяне до сих пор не вернулись именно из-за таких, как вы? — обратилась она к девчонке. — Они сказали Блиссу, что прилетят, когда настанет время.
— Ну, конечно, — усмехнулась девчонка, явно довольная собой. — Как только мы назначим Блисса президентом всего мира и научимся любить друг друга и не стесняться своих тел. Когда Блисс добьется мира во всем мире, и все будут без стыда разгуливать нагишом, даже полные, такие, как я. Вот тогда-то пришельцы и вернутся. И раздавят нас как тараканов, или поймают нас, чтобы приготовить вкусные человекобургеры, или дадут нам лекарство от рака, или привезут новых крутых игрушек. Или что там еще обещает Ханс Блисс? Ну ладно, ладно, я без ума от Ханса Блисса! Так лучше? Мне нравится, что он без памяти влюбился в инопланетян, которые приземлились одним ненастным вечером и унесли его в небо, а меньше чем через час вышвырнули его, голого, на глазах у восемнадцати репортеров из новостных программ, специалистов по стихийным бедствиям и просто зевак, и теперь он до конца жизни собирается ждать их возвращения, а между тем для них это была случайная транзитная посадка. Это так мило…
— Ты, маленькая, тупая… — начала было женщина.
Люди в передней части автобуса повскакивали с мест.
Один мужчина выкрикнул что-то по-испански, и девчонка, недолюбливавшая Блисса, сказала:
— Вылезаем.
Она встала.
— Как тебя зовут? — спросил у нее отец.
Военные с автоматами вылезли наружу и жестами показывали нам, чтобы мы тоже выходили из автобуса. Пассажиры хватали свою ручную кладь. Рот сердитой женщины продолжал извергать слова. Какой-то парень положил руку ей на плечо.
— Брось, Паула, не стоит, — сказал он. Ни он, ни она не носили защитных масок. У него были такие же кудри и крупный нос — и это на фоне всей его внешности можно было считать достоинствами. Ясно, почему он надеялся на возвращение инопланетян. Ни одна земная девушка такого не полюбит.
— Я Наоми, — сказала девчонка.
— Очень приятно, Наоми, — сказал отец. — Ты явно очень умна и очень упряма. Может, мы когда-нибудь продолжим начатый разговор.
— Как хотите, — ответила Наоми. Тут она, видно, решила, что наговорила за сегодняшний день уже достаточно грубостей. — Конечно. То есть, я хочу сказать, мы ведь все равно надолго застрянем в обществе друг друга, правда?
Отец пропустил ее вперед.
— Хорошо, Наоми, но, как только я скажу местному руководству, что я врач, у меня появится уйма дел. Так что я был бы признателен, если бы вы с Адорно присматривали друг за другом. Договорились? Договорились.
Когда отец попросил Наоми понянчиться со мной, у меня не было сил протестовать. Я едва держался на ногах. Из-за этой наркоты у меня до сих пор было неладно с равновесием. В глазах щипало, во рту пересохло. И еще от меня плохо пахло. Когда мы вышли из автобуса, я остановился, чтобы оглядеться, и увидел впереди ангар. Отец подтолкнул меня вперед, и мы все устремились в ангар, где опять были солдаты с автоматами. Они держались позади, будто вовсе не заставляли нас действовать по их указке. Идти куда-то. Как будто мы сами решили зайти в ангар. Из высоко расположенных окон на нас лился солнечный свет, как раз такой свет, который должен падать на персонажей фильма или рекламы, сидящих на светлом песчаном пляже. Но ангар был огромный и пустой. Кто-то забыл подвезти песок, пальмы и великолепно прорисованные декорации. Все помалкивали. Мы все просто зашли в ангар и стояли там, озираясь. Стены были сложены из бетонных блоков, а сквозь рифленую крышу внутрь задувал теплый ветер. Крыша при этом гремела и подпрыгивала, как стальной барабан. Под ногами шуршал гравий.
Там были горы легких раскладушек, сложенных прямо вместе с пластиковыми матрасами. Одеяла с покрытием из фольги в компактной упаковке. Так что следующим пунктом программы стали суета и торопливое расхватывание, пока не сделалось ясно, что раскладушек и одеял хватит на всех и еще останется, и места, чтобы их разложить, тоже в избытке. Мы с отцом взяли две раскладушки и отнесли их к самой дальней от солдат стене. Наоми держалась неподалеку. Она как-то вдруг оробела. Разложив раскладушку, она плюхнулась на живот, перевернулась, а потом и вовсе отвернулась.
— Никуда не уходи, — велел отец. Я глядел, как он шагает к куче старых шин, возле которых собрались и разговаривали люди. Восточная женщина с длинными косичками из светлых и голубых волос взяла две шины и покатила к своей раскладушке. Она положила их одну на другую, и получился стул. Женщина села на него, достала крошечный ноутбук и начала печатать, словно она в офисе. Остальные тоже похватали шины. Послышались визги, кто-то запрыгал — это в некоторых шинах обнаружилась живность. Пауки и ящерицы. Ребятня принялась гоняться за ящерицами и давить пауков.
Отец вернулся с двумя шинами. Потом ушел и добыл еще две. Я подумал, что это для меня, но он подкатил их к Наоми. Он похлопал ее по плечу, она повернулась, увидела шины и состроила такую забавную гримаску, как будто отцовские попытки быть любезным ее раздражали. Я понимал, что она чувствует.
— Спасибо, — сказала она.
— Пойду разведаю, где тут можно помыться, — я положил футбольный мяч на постель, потом передумал и взял его. И снова положил.
