— У меня в багаже медицинский набор, — сказал отец. — Как только прибудут вещи, организую здесь медпункт. А как насчет еды?
— Скоро будем завтракать, — ответил Парди, пилот. — Я поручил экипажу собрать у дальней стены импровизированный стол. Кажется, в нашем распоряжении две керосиновые плитки и простейшие продукты. Надеюсь, вы любите бобы. Как только все примутся за еду, сделаем объявление про медпункт.
Однажды я уже попадал в карантин, когда шел в супермаркет. Оказалось, ничего серьезного, просто у какого-то студента обнаружили сыпь. Когда вспыхнула по-настоящему серьезная эпидемия, три года назад, я сидел дома и играл в видеоприставку. Отец все это время оставался в больнице, но наш холодильник был неслабо забит замороженной пиццей. Отец не покидал больницу. Я сам мог о себе позаботиться. Получив е-мейл насчет мамы и брата, я даже не передал ему. Все равно он не в состоянии был ничего поделать. Я просто дождался, пока он вернется домой, и тогда все ему выложил.
Тогда грипп выкосил многих. Известные актеры, бывшие президенты и семеро учителей из нашей школы. Двое ребят из моей футбольной команды. Девочка с почти белоснежными волосами, которая кричала: «Привет, Дорн!» — каждый раз, как мы встречались в школьном коридоре. Она приходила на все мои игры.
Наша первая еда в ангаре подавалась в самых огромных посудинах, какие я только видел: яичница из яичного порошка, жареная картошка и много-много бобов. То же самое со второй едой и со всеми остальными, пока мы были в ангаре. Радуйтесь, что вам никогда не приходилось жить в ангаре с восемьюдесятью четырьмя соседями, которые питаются бобами на завтрак, обед и ужин. Для разнообразия там были еще маленькие толстые желто-зеленые бананы и большие, промышленных размеров банки с похожим на резину, липким цилиндрическим содержимым, которое Наоми называла сердцевиной пальмы.
Отец пару раз обращался ко мне. Я его игнорировал. Поэтому он завел разговор с Наоми, про инопланетян и Коста-Рику.
После завтрака я вернулся к своей раскладушке, лег на нее и стал размышлять о том, как бы мне попасть домой. Я успел добраться до какого-то диковинного места, где все бегали туда-сюда вокруг стерильных надувных домов и разводили костры, а потом проснулся. Лицо, руки и ноги вспотели и прилипли к пластиковому матрасу, я был растерян, мне стало жарко и не по себе. Я не понимал, где я и почему, а потом, когда понял, лучше мне от этого не сделалось. Та девчонка, Наоми, сидела на полу возле своей раскладушки. Она читала старую потрепанную книжку в бумажной обложке. Я сразу догадался, у кого она ее одолжила.
— Ты пропустил самое интересное, — сказала она. — Какой-то крутой начальник вдруг вскипел и попытался затеять драку с охраной. Он твердил чего-то насчет того, что они не могут так с ним поступать, потому что он гражданин Соединенных Штатов и у него есть права. Я думала, от этого уж сто лет как отказались. Зулета-Аранго и остальные схватили его и держали, а твой отец вколол ему успокаивающее. Ты это читал? Я таких изданий давным-давно не видела. Я — и с книгой в руках, умереть не встать! Есть хорошая новость: доставили наш багаж, правда, все паспорта изъяли. Никогда в жизни не слышала об Олафе Стэплтоне. А он ничего пишет. Твой папаша не самый практичный в мире турист — похоже, у него в багаже еще не меньше сотни книжек. А ты храпишь.
— Ничего я не храплю. А где он?
— Вон там. Организовал себе кабинет. Меряет температуру и беседует с ипохондриками.
— Слушай, — прервал ее я. — Прежде чем он вернется, нам с тобой надо кое-что прояснить. Ты не моя нянька, ясно?
— Конечно, нет, — сказала она. — К тому же, не староват ли ты для нянек? Сколько тебе? Шестнадцать?
— Четырнадцать, — поправил я. — Хорошо, ладно. С этим улажено. Другая вещь, которую нам надо прояснить, это Ханс Блисс. Я на твоей стороне. Он неудачник, и я не хочу тут оставаться. Как только отменят карантин, я позвоню в Филадельфию, своему футбольному тренеру, чтобы он купил мне билет и вытащил меня отсюда.
— Конечно, — сказала она. — Флаг тебе в руки. Ужасно будет, если глобальная эпидемия гриппа оборвет твою футбольную карьеру.
— Пандемия, — уточнил я. — Если эпидемия глобальная, она называется пандемия. Сейчас ведутся работы над вакциной. Еще пара дней и пара инъекций, и все снова вернется к норме, ну более или менее, и я попаду домой.
— Дом — здесь, — сказала Наоми. — По крайней мере, для меня.
Пока она читала Стэплтона, я покопался в багаже — хотел посмотреть, что захватил с собой отец. Проще сказать, чего он не захватил: мои награды, мои футбольные журналы, плетеный кожаный браслет, который мне в прошлом году подарила девочка по имени Таня, когда мы вроде как встречались. Тот браслет мне нравился.
То, что он упаковал, обеспокоило меня еще больше, чем то, чего он взять не удосужился. Потому что по вещам было ясно, как долго он все планировал. Он уложил в чемодан едва ли не треть своей коллекции научной фантастики в мягких обложках. А в моей спортивной сумке были футболки с символикой кубка мира, мой ноутбук, спальник, зубная щетка и еще два футбольных мяча. Конверт с фотографиями мамы и моего брата, Стивена. Маленькая стеклянная бутылочка, совсем пустая, которую мама дала мне, когда я видел ее в последний раз. Интересно, что подумал отец, когда нашел эту бутылочку в ящике моего гардероба. Это была первая вещь, которую он когда-то подарил маме. Она любила рассказывать мне эту историю. У них что-то не срослось, но после развода они не испытывали друг к другу ненависти, как бывает у некоторых других родителей. Разговаривая по телефону, они смеялись и сплетничали про общих знакомых, как будто все еще оставались друзьями. И она так и не выбросила эту пустую бутылочку. Поэтому я тоже не мог.
Мой отец собирает книги, в основном фантастику и в основном в мягких обложках. Многие хранят книги в наладонниках или на флэшках, но мой отец предпочитает бумагу. Когда мне случалось заскучать, я читал какую-нибудь из его книжек. Иногда отец кое-что записывал на полях или на пустых страницах, оставлял комментарии о том, обнадеживает ли нарисованный в книге образ будущего, правдоподобен ли он, не напоминает ли какие-то другие книги. Иногда он чирикал портреты каплеобразных или пернатых инопланетян, или женщин, похожих на маму, только с торчащими из головы щупальцами или фасеточными глазами. Они обычно стояли на вершине скалы, уперев руки в бока, или сидели, держа за руку мужчин в скафандрах. Отец перечитывал свои книжки снова и снова, поэтому иногда я тоже оставлял пометки — специально для него. Он взял с собой два чемодана, и один был почти целиком заполнен книгами. Я достал «Р — значит ракета» Рэя Бредбери и написал на первой странице первого рассказа, в нижнем поле: «Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ». Потом поставил дату и вернул книжку в чемодан.
Один из двух маленьких закутков, имевшихся в ангаре, стал для моего отца приемным кабинетом. Он провел там большую часть дня: среди пассажиров нашего рейса нашлось семь диабетиков, один человек со слабым сердцем, две беременных женщины (девятый месяц и шестой), десяток астматиков, один страдающий мигренью, трое сидящих на метадоне, один с раком простаты, один на учете у психиатра и двое детишек с кашлем. Отец установил во втором закутке раскладушки для детей и их родителей, заверив их, что это всего лишь мера предосторожности. На самом деле им бы стоило смотреть на это как на привилегию. Всем остальным приходилось спать в ангаре одним огромным лагерем.
Когда он вернулся, от него пахло жидкостью для дезинфекции и потом.
— Ты как, лучше? — спросил он у меня.
Я сменил футболку и надел джинсы, но, наверное, тоже вонял.
— Лучше, чем что? — спросил я.
— Ужин в семь, — сказала Наоми. — Пока ты спал, Дорн, нас разделили на смены. Смены с симпатичными именами. Двупалые Ленивцы — Perezoso de dos Dedos, Mono Congos, то есть по-нашему Обезьяны-Ревуны, и Tucancillos. Это мы. Мы, Tucancillos, ужинаем сегодня первыми. Расписание и обязанности по кухне каждый день меняются. Мы сегодня вечером моем посуду. Mono Congos — дежурные по туалету. Вот эта перспектива меня не особо радует.
Из еды снова были бобы, рис и яйца, и еще какая-то острая волокнистая колбаса. Чоризо. Я навалил себе в тарелку столько еды, что Наоми обозвала меня свиньей. Но пищи хватало на всех. После ужина мы с Наоми отправились мыть посуду. Сполоснув несколько стопок грязных тарелок и сбрызнув их дезинфектантом, я вылил себе на голову ковшик воды.
Я мыл посуду в бочке рядом с девушкой, перед которой сегодня красовался. Конечно, так получилось неслучайно. При ближайшем рассмотрении она оказалась более чем симпатичная, даже несмотря на маску.
— Американец? — спросила она.
— Ага, — ответил я. — Из Филадельфии. Колокол Свободы, Декларация о независимости, AOL, Кабельные Бунты в 2012-м. А ты костариканка?
