словно участвую в какой-то игре, застрял на уровне; и я на этом уровне хорошо проводил время… но, послушай, Анни: даже ты сказала бы, что это уровень с кучей демонов. Кучей демонов. Демонов и…
– Извини… ты разговариваешь с добропорядочной католической девушкой, которая…
– Дай мне договорить! Хотя бы раз!
Анни безмолвно кивнула.
– Ну вот, потерял нить.
– Демоны, – сказала Анна.
– Да. И я их убил. И это было нелегко, а теперь они мертвы, и я завершил этот уровень, и пришло время перейти на другой. И вопрос даже не в том, чтобы взять тебя на следующий уровень. Ты явно туда не хочешь.
Такую речь он приготовил. И теперь, когда он ее произнес, ему уже не казалось, что она так изощренно глубока, какой была в его голове, и все же он видел, что какой-то эффект она произвела: Анни вышла из позы йоги, глаза ее широко раскрылись, руки она расплела, и теперь они лежали на полу.
– Ты слышишь? Следующий уровень. Я готов играть дальше. Люди могут всю свою жизнь проводить в размышлениях. Я мог провести свою жизнь в размышлениях о какой-нибудь случившейся со мной ерунде. Так я и делал. Но пришло время перейти на следующий уровень. Я к этому готов.
– Да-да, я поняла твою метафору, можешь не повторять. – Анни закурила, глубоко затянулась, выдохнула через нос. – Жизнь, Феликс, – это не видеоигра, в которой ты набрал столько-то очков – и уже на другом уровне. Да и вообще нет в жизни никакого следующего уровня. Плохая новость в том, что в конце все умирают. Игра окончена.
Несколько облачков, остававшихся на небе, плыли к Трафальгарской площади. Феликс посмотрел на них, надеясь, что на лице у него в это время возвышенное выражение.
– Что ж, это твое мнение, так ведь? Каждому позволено иметь свое мнение.
– Мое, Ницше, Сартра, многих людей. Феликс, дорогой, спасибо, что пришел ко мне для своего «серьезного разговора», спасибо, что поделился мыслями о боге, но мне сейчас наскучило говорить и хотелось бы знать: мы с тобой сегодня будем трахаться или нет?
Она игриво ухватила его за ногу. Он попытался встать, но она принялась целовать его щиколотки, и он вскоре опустился на колени. Он потерпел поражение и винил в этом ее. Он без всякой нежности взял ее за плечи, и они вместе отползли к краю стены, где, как они решили, они ниоткуда не будут видны. Он сжал в кулаке прядь волос Анни и попытался жестко ее поцеловать, но она владела талантом обращать всякое злонамеренное движение в страсть. Они подходили друг другу. Так у них было всегда. Но какой был смысл в том, чтобы подходить друг другу именно так, а не иначе? Он почувствовал ее руки на своих плечах – она толкала его вниз, и вскоре его лицо оказалось на уровне ее шрама – ей удаляли аппендикс. Он ухватил ее ягодицы. Сжал обеими руками и вдавил свое лицо в ее пах. Ему было четырнадцать, когда Ллойд объяснил, что удовлетворять женщину ртом – негигиенично, унизительно. Только под дулом пистолета – так считал его отец, да и то только после того, как все волосы будут сбриты. И до Анни у него этого не было. Годы следования отцовскому наставлению оказались преданы в один день. Он подумал, что бы сказал Ллойд ему теперь, когда его нос уперся в изобильные заросли прямых волос, и он ощутил языком странный вкус.
– Если он тебе мешает, вытащи!
Он ухватил мышиный хвостик зубами и потянул. Тампон легко выскользнул. На белом полу он казался мертвым красным зверьком. Он повернулся обратно и вошел в нее языком. Ему казалось, что он неистово прокладывает через что-то тоннель в надежде выйти с другой стороны. Во рту он чувствовал металлический привкус, и когда пять минут спустя отпрянул, чтобы глотнуть воздуха, ему представилось кровавое кольцо вокруг его рта. На самом деле на его коже осталась только капелька. Он слизнул ее. Остальное свершилось быстро. Они давно приспособились друг к другу, знали привычные позиции. Стоя на коленях лицами к распростершемуся под ними городу, они быстро пришли к приятным, надежно разделенным финалам, которые стали некоторым разочарованием по сравнению с предыдущими пятью минутами, когда казалось возможным полностью исчезнуть головой вперед в другом человеке.
Потом он лежал на ней, чувствуя неприятную потную близость и прикидывая, когда правила вежливости позволят подняться. Он не стал долго ждать. Перекатился на спину. Она перебросила волосы на одну сторону и положила голову ему на грудь. Они проводили взглядом вертолет на пути в Ковент-Гарден.
– Извини, – сказал Феликс.
– За что?
Феликс взял джинсы, надел.
– Ты все еще принимаешь эту свою фигню?
Он увидел, как на ее лице мелькнула ярость, а еще какой сдержанной и рассеянной она стала, когда открывала пачку сигарет, вытаскивала одну, закуривала, мрачно улыбалась, смеялась.
– Нет необходимости. Больше шансов угодить под удар молнии. Кровь все еще течет, но поверь мне: колодец почти пуст. Природа, головорез. Уничтожитель! Кстати говоря, дорогой братец Джеймс собирается отвести меня в Вулси на празднование нашего общего одряхления – он звонил вчера по телефону, разговаривал, как будто так все и должно быть. Можно подумать, что мы с ним каждый день говорим. Просто смешно. Но я подыграла, сказала: «Привет, близняшка!» Он предлагает праздничный ланч в честь нашего дня рождения – обрати внимание: наш день рождения в октябре, – и я ему говорю, отлично, но я-то прекрасно знаю, что у него на уме: он хочет, чтобы я подписала эту гребаную бумагу на право собственности, чтобы он мог все продать без моего участия. Он, похоже, не понимает, что, какие бы мысли ни возникали в его голове, часть этого места принадлежит мне, и одному богу известно, сколько он уже отдал под залог, чтобы дать образование своим крошкам, наверняка все заложил, там уже и пенса не осталось, а мы все знаем, что он хотел проглотить меня в материнском чреве, но, боюсь, ему это не удалось, и пока наша матушка жива, я, ей-богу, не понимаю, зачем это продавать, куда она пойдет, если продать? И кто будет за это платить. Такой уход стоит денег. Но он всегда был такой: Джеймс всегда действовал так, будто он единственный ребенок, а меня вообще не существует. Знаешь, как они с отцом называли меня за спиной? Последыш. Ну, выпьем еще? Как-то душно.
Она снова легла на живот. Она поцеловала его в шею над футболкой. Он запустил пальцы ей в
