Бежать.
Концентрироваться.
Бороться за право существовать.
Ему вспомнилась другая борьба, когда он с окровавленными руками выбирался из ямы. Его так просто не взять!
Ориентиром служила пульсация, те волны, что время от времени прокатывались по туманному миру. Он искал ее источник: не обращая внимания ни на металл, ни на души людей, пробивался сквозь дома, пересекал оживленные улицы, пока не добрался до серого туманного силуэта Кредикской Рощи, Холма Тысячи Шпилей.
Здесь Мутный наконец уяснил, что происходит.
— Ах ты цинковоязыкий ворон. — Бог без усилий держался наравне с Кельсером, хотя тому приходилось бежать изо всех сил. — Тебе не добраться вовремя.
Кельсер снова мчался сквозь пустой туман. Стены, люди, дома растаяли. Ничего, кроме темного клубящегося тумана.
Но туман никогда не был его врагом.
Определяя направление по пульсации, Кельсер продирался через текучее небытие, пока не увидел впереди столп света. Здесь! Вот он, пылает сквозь туман. Кельсер почти добрался, почти…
Он упускал его. Упускал себя. Больше не мог двигаться.
Его кто-то схватил.
— Пожалуйста… — прошептал Кельсер, распадаясь, ускользая прочь.
«Это неправильно», — голос Мутного.
— Хочешь увидеть кое-что… поразительное? — прошептал Кельсер. — Помоги мне выжить. И я… поражу твое воображение.
Мутный дрогнул, и Кельсер почувствовал божественную нерешительность. За ней последовало ощущение целеустремленности, словно вспыхнул фонарь, и смех.
«Хорошо. Будь охранен, Кельсер, Выживший».
Кельсера толкнуло вперед, и он слился со светом.
Несколько мгновений спустя он очнулся и заморгал. Вокруг по-прежнему простирался мир тумана, но его тело, вернее, дух, стал целым. Кельсер лежал в бассейне света, похожего на жидкий металл, и чувствовал его живительное тепло.
За пределами бассейна виднелась туманная пещера. Казалось, она из настоящего камня, но точно не скажешь, поскольку на этой стороне все соткано из тумана.
Сквозь Кельсера прокатилась волна.
— Сила. — Мутный стоял за границами света. — Теперь ты ее часть, Кельсер.
— Ага. — Кельсер поднялся на ноги. С него стекал сияющий свет. — Я ее чувствую, она проходит сквозь меня.
— Ты в ловушке вместе с ним. — По сравнению с мощным светом, в котором стоял Кельсер, Мутный казался плоским и тусклым. — Я тебя предупреждал. Это тюрьма.
С каждым вдохом и выдохом Кельсер успокаивался.
— Я жив.
— В очень узком смысле слова.
Кельсер улыбнулся.
— Сойдет и так.
2Бессмертие на поверку оказалось гораздо более унылым, чем ожидал Кельсер.
Конечно, неизвестно, в самом ли деле он бессмертен. Сердце не билось, что лишь обескуражило его, когда он заметил; не нужно было дышать. Но как узнать, старится ли его душа в этом месте?
После того как удалось выжить, Кельсер потратил несколько часов на изучение своего нового дома. Бог прав, это тюрьма. Глубина бассейна увеличивалась ближе к центру. Жидкий свет казался отражением чего-то более… активного на другой стороне.
К счастью, Источник оказался не широким, и только в самом центре его глубина превышала рост Кельсера. Можно было держаться с краю, где свет достигал пояса. Свет казался менее плотным, чем вода, и двигаться сквозь него не составляло труда.
Еще можно было вылезти из бассейна на каменную кромку. В пещере все состояло из тумана, но вот кромка Источника… Камень проявлялся здесь лучше, полнее, немного в цвете, будто был призрачным лишь отчасти, как и сам Кельсер.
Он мог сидеть на краю Источника, свесив ноги в свет, однако если пытался отойти, туманные завитки все той же силы тянулись за ним и удерживали, будто цепи. Удалиться от бассейна получалось не больше чем на несколько футов. Кельсер тянул, давил, продвигался рывками, но ничего не помогало. Как только он отходил на несколько футов, его каждый раз резко притягивало обратно.
Потратив несколько часов на попытки вырваться, он уселся на краю Источника, чувствуя себя… изнуренным? Можно так сказать? У него не было тела, он не испытывал обычных признаков усталости — ни головной боли, ни напряжения в мышцах. Однако он утомился. Вымотался, как истрепанный дождем и ветром старый флаг.
Вынужденно расслабившись, Кельсер перебрал то немногое, что можно было различить вокруг. Мутный исчез — его что-то отвлекло вскоре после охранения Кельсера. Оставалась туманная пещера, сияющий бассейн и несколько колонн. На другом конце пещеры поблескивали зернышки металла, но Кельсер не мог разобрать, что это такое.
Вот и все его бытие. Неужели он заточил себя в этой крошечной тюрьме навечно? Какая жестокая ирония, если он обманул смерть лишь затем, чтобы обречь себя на еще худшую долю.
Что станется с его рассудком, если он проведет здесь несколько десятилетий? А если столетий?
Кельсер уселся на кромку Источника и попробовал отвлечься, переключившись на мысли о друзьях. В миг смерти он верил в свой план поднять мятеж, но теперь видел в нем множество недочетов. Что, если скаа не восстанут? Что, если подготовленных резервов окажется недостаточно?
Даже если все сработает, тяжелая ноша ляжет на плечи нескольких плохо подготовленных мужчин и одной замечательной девушки.
Внимание Кельсера привлекли огни, и он вскочил на ноги, радуясь любому развлечению. В комнату вошли несколько сияющих душ. Что-то с ними не так. Глаза…
Инквизиторы.
Кельсер не дрогнул, хотя инстинктивно испытывал ужас перед этими существами. Ему удалось одержать верх над одним из них, и он больше не боится. Он принялся мерить шагами границы своего пространства, пытаясь рассмотреть, что тащат трое инквизиторов. Что-то большое и тяжелое, но оно вообще не светилось.
Тело, понял Кельсер. Без головы.
Не тот ли это, которого он убил? Да, скорее всего. Еще один инквизитор с почтением нес штыри мертвого — целую охапку в большой банке с какой-то жидкостью. Прищурившись, Кельсер шагнул из тюрьмы, пытаясь определить, что это такое.
— Кровь. — Мутный возник словно из ниоткуда. — Штыри держат в крови, пока не используют. Это помогает сохранить их эффективность.
— Вот как. — Кельсер отошел в сторону, когда инквизиторы бросили в Источник сначала тело, а потом голову. И то, и другое испарилось. — И часто они так делают?
— Каждый раз, как умирает один из них. Вряд ли они понимают, что делают. Бросать мертвые тела в этот бассейн совершенно бессмысленно.
Инквизиторы ушли со штырями павшего. Судя по сгорбленным спинам, эти четверо были измотаны.
— Мой план. — Кельсер глянул на Мутного. — Как он там? Команда уже должна была обнаружить склад. Горожане… все сработало? Скаа разозлились?
— Гм-м-м? — протянул Мутный.
— Революция, мой план.
Кельсер шагнул к богу. Тот сдвинулся назад, за пределы досягаемости Кельсера, и взялся за нож на поясе. Наверно, не стоило его бить при знакомстве.
— Мутный, послушай. Тебе надо их подтолкнуть. Другого шанса свергнуть его у нас не будет.
— План… — проговорил Мутный и на мгновение распался. — Да, был план. Я… помню, что у меня был план. Когда я был умнее…
— План в том, чтобы поднять бунт среди скаа. Если мы закуем Вседержителя в цепи и заточим, будет уже неважно, насколько он могущественный, и неважно, что он бессмертный.
Бог рассеянно кивнул.
— Мутный?
Тот задрожал, глянув на Кельсера. От его головы медленно отделялись туманные струйки и исчезали в никуда, словно вылезали нитки из растрепанного коврика.
— Знаешь, он меня убивает. Хочет, чтобы меня не стало до начала нового цикла, хотя… возможно, я смогу продержаться. Слышишь, Разрушитель?! Я еще не умер. Все еще… все еще жив…
«Проклятье, — похолодел Кельсер. — Бог сходит с ума».
Мутный зашагал взад-вперед.
— Я знаю, ты слушаешь меня. Меняешь то, что я пишу и что написал раньше. Присваиваешь нашу религию себе. Они едва помнят истину. Как всегда, скользкий, как червь.