— Ужасно.
— Сказал мужик, который выстроил революцию на спинах мертвых. По крайней мере, я обошелся всего одним трупом.
Кельсер скрестил руки на груди. Парень оставался настороже: беззаботно разглагольствовал, но внимательно наблюдал за Кельсером и держался подальше, будто обдумывал нападение.
«Ему что-то нужно, — решил Кельсер. — Может, что-то от меня?» Нет, парень искренне удивился, когда обнаружил Кельсера. Он явился к Источнику. Хотел погрузиться в него, получить власть? Или просто взглянуть на существо в Запределье?
— Что ж, ты явно парень не промах, — сказал Кельсер. — Не поможешь ли мне выбраться из этой передряги?
— Увы, — ответил Бродяга. — Твое дело дрянь.
У Кельсера упало сердце.
— Да, ничего не поделать, — продолжил Бродяга. — От этой рожи тебе никуда не деться. На этой стороне у тебя проявились те же черты, а значит, даже твоя душа смирилась с тем, что ты выглядишь, как полный ур…
— Ублюдок, — перебил Кельсер. — На секунду я повелся.
— Вот уж явная ошибка. Полагаю, в этой комнате только один незаконнорожденный, и это не я. Разве что… — Бродяга постучал веслом по голове трупа. — Как насчет тебя, Красавчик?
Труп, как ни странно, что-то пробормотал.
— Родители в счастливом браке? Еще живы? Серьезно? Сочувствую их утрате. — Бродяга невинно улыбнулся Кельсеру. — У нас ублюдков нет. Что насчет тебя?
— Уж лучше быть ублюдком по рождению, чем по собственному выбору. Я признаю правду о себе, если ты сделаешь то же самое.
Бродяга усмехнулся, в глазах загорелся огонек.
— Недурно, недурно. Пока мы не ушли от темы, скажи-ка, кто ты: скаа благородных кровей или аристократ с интересами скаа? Какой половины в тебе больше, Выживший?
— В целом, — сухо ответил Кельсер, — мои знатные родственнички последние сорок лет пытались меня уничтожить, стало быть, больше склоняюсь к скаа.
— А-а-а. — Бродяга подался вперед. — Но я не спрашивал, кто тебе больше нравится. Я спросил, кто ты.
— Это важно?
— Это интересно. И этого мне достаточно.
Бродяга наклонился к трупу и вытащил что-то у него из кармана — нечто сияющее. Кельсер не мог сказать, сияет оно само по себе или просто сделано из металла.
Сияние погасло, когда Бродяга приложил предмет к своему судну и, попытавшись за кашлем скрыть от Кельсера свои действия, украдкой приладил часть свечения к веслу. Когда он опустил весло в туман, судно приблизилось к Источнику.
— Есть ли способ вытащить меня из этой тюрьмы? — поинтересовался Кельсер.
— А если так: устроим состязание в оскорблениях, — предложил Бродяга. — Победитель получает право задать вопрос, а проигравший должен ответить чистую правду. Я начну. Что это: мокрое, уродливое и со шрамами на руках?
Кельсер вскинул бровь. Судя по тому, как Бродяга подгребал ближе к тюрьме, все его разглагольствования служили отвлекающим маневром. «Он собирается прыгнуть в Источник, — подумал Кельсер. — Хочет застать меня врасплох».
— Нет догадок? — спросил Бродяга. — Ответ — любой, кто проводит время с тобой, Кельсер, поскольку все кончится тем, что он вскроет себе вены, врежет себе по морде и утопится, чтобы позабыть о встрече. Ха! Ладно, твоя очередь.
— Я тебя прикончу, — негромко пообещал Кельсер.
— Я… Постой, что?
— Если ступишь внутрь, — пояснил Кельсер, — я тебя прикончу. Перережу сухожилия на запястьях, и ты сможешь лишь беспомощно сучить руками, пока я придавлю твою глотку коленом и медленно выдавлю из тебя жизнь, при этом отрезая один палец за другим. Напоследок я позволю тебе сделать единственный отчаянный вздох, но прежде засуну твой средний палец тебе в рот, чтобы ты проглотил его вместе с воздухом. Ты умрешь с осознанием того, что подавился своей же гнилой плотью.
Бродяга изумленно разевал рот, но не издавал ни звука.
— Мне… — наконец выговорил он. — Мне кажется, ты не понимаешь, как играть в эту игру.
Кельсер пожал плечами.
— Серьезно, дружище, тебе нужна помощь. Я знаю одного парня. Высокий, лысый, носит кучу серег. Поговори с ним в следующую…
Бродяга оборвал фразу на полуслове, прыгнул к тюрьме Кельсера, оттолкнувшись от плавучего трупа, и бросился к свету.
Кельсер был начеку. Как только Бродяга ступил в свет, он схватил его одной рукой и толкнул к стенке бассейна. Прием сработал, Бродяга врезался в стену, расплескав свет. Похоже, внутри Источника он мог прикасаться к стенкам и полу.
Пока Бродяга, спотыкаясь, вставал, Кельсер попытался ударить его по голове, однако тот оперся о стенку бассейна и пнул Кельсера, сбив с ног.
Подняв брызги света, Кельсер рефлекторно попытался поджечь металлы. Ничего не произошло, хотя в свете ему почудилось что-то знакомое…
Ему удалось подняться на ноги и перехватить Бродягу, когда тот бросился в самое глубокое место в центре. Кельсер схватил его за руку и отпихнул в сторону. Чего бы ни хотел этот парень, инстинкты вопили о том, что нужно ему помешать. Кроме того, у Кельсера не было в запасе ничего, кроме Источника. Если удастся удержать Бродягу, укротить его, то, возможно, он получит ответы.
Бродяга споткнулся и ринулся вперед, пытаясь схватить Кельсера.
В свою очередь, Кельсер развернулся и двинул соперника кулаком в живот. Драка его взбудоражила. Он столько просидел сложа руки, что теперь был рад любому действию.
Бродяга охнул и пробормотал:
— Ну ладно.
Убедившись, что крепко стоит на ногах, Кельсер сжал кулаки и провел серию быстрых ударов по лицу Бродяги, рассчитывая его ошеломить.
Отступив — не желая чересчур увлекаться и серьезно навредить противнику — Кельсер обнаружил, что Бродяга улыбается.
Плохой знак.
Каким-то образом Бродяга быстро пришел в себя после ударов. Прыгнув вперед, он уклонился от кулака Кельсера, поднырнул и двинул его по почкам.
Кельсера пронзила боль. Тела у него не было, но, судя по всему, боль дух мог чувствовать. Застонав, он прикрыл лицо руками и отступил в жидкий свет. Бродяга атаковал, безжалостно обрушив на Кельсера кулаки и не заботясь о том, что может причинить себе вред.
К земле, подсказали инстинкты. Кельсер опустил одну руку и попытался схватить Бродягу за плечо, чтобы вместе погрузиться в свет и бороться с ним там.
К несчастью, Бродяга отреагировал молниеносно. Он увернулся и снова сбил Кельсера с ног, потом схватил за горло и принялся колошматить о дно бассейна там, где помельче. Свет разреженнее воды, но и в нем можно было задохнуться.
Наконец Бродяга вытащил обмякшего Кельсера. Глаза у него сияли.
— Неприятно, но удовольствие я получил, — сказал он. — Видимо, если ты уже мертв, то я могу причинить тебе вред.
Кельсер попытался схватить Бродягу за руку, но тот еще раз макнул его в свет.
— Прости за грубое обращение, Выживший, — продолжал Бродяга. — Но тебя здесь быть не должно. Ты совершил, что мне нужно, но ты темная лошадка, и разбираться с тобой сейчас я не хочу. — Он помолчал. — Если тебя это утешит, можешь гордиться: на меня уже сотни лет никто не нападал.
Он отпустил Кельсера. Тот обмяк и привалился к стенке своей тюрьмы, наполовину погрузившись в свет. Потом, зарычав, попытался броситься на Бродягу.
Вздохнув, Бродяга стал методично бить его по ноге. Заорав от боли, Кельсер схватился за ногу. От таких ударов кость уже должна была треснуть, и хотя этого не случилось, боль казалась невыносимой.
— Это урок, — сказал Бродяга, но Кельсер еле слышал его сквозь боль. — Но не о том, о чем ты, наверно, подумал. Тела у тебя нет, а вредить твоей душе я, в общем, желания не испытываю. Эта боль вызвана твоим разумом: он просчитывает, что должно произойти, и реагирует. — Он помедлил. — Я не стану заставлять тебя давиться собственной плотью.
Бродяга пошел к центру бассейна. Кельсер наблюдал сквозь боль, как тот развел руки в стороны, закрыл глаза и, шагнув в самую глубину, исчез в свете.
Миг спустя он выбрался из бассейна, но на этот раз его фигура была туманной, сияющей изнутри, словно… он находился в мире живых.
