Тереза невольно улыбнулась: от нее не ускользнула мягкая ирония врача. Видимо, в глазах Харрис она принадлежала к той категории беспокойных мамаш, которые считают, что их ребенок, окончив детский садик, непременно должен уметь читать. Но здесь было другое. Елена больше не оплакивала отца — она просто часами сидела, замкнувшись в себе, и отказывалась разговаривать о чем бы то ни было. Терри не могла забыть, как через два дня после ее возвращения из Италии дочь произнесла: «Папа умер, потому что я бросила его одного». Это было последнее, что она сказала о Рики.
— Скажите, как она вела себя на похоронах Рики? — спросила Харрис.
— Все так же.
Как ее мать и бабка, девочка не пролила ни единой слезинки, когда шла мимо закрытого гроба в миссии-приходе Святой Долорес. При виде внучки пристальный взгляд Сони, матери Рики, чуть смягчился, но ненадолго. В следующее же мгновение той бросилось в глаза, насколько отрешенно и несообразно моменту выглядит Елена. Рики всегда являлся для Сони единственной отрадой, остальные — даже его старшие братья — интересовали ее лишь постольку, поскольку выражали свою преданность ее младшему сыну. Соня была одержима Рикардо и, видя теперь сухие, без единой слезинки, глаза Елены, почла это за оскорбление его памяти. У Терри же нежное очертание лица девочки — в профиль точная копия Розы — внезапно оживило в памяти утро шестнадцатилетней давности, когда в этой самой церкви шла похоронная месса по Рамону Перальте. В тот день, как и теперь, на лице Розы лежала печать спокойного и величественного достоинства женщины, чьи переживания слишком сложны, чтобы слезы или иные проявления скорби могли их выразить. В тот момент Терри подавила рыдания и не стала плакать, чтобы не оставлять свою мать в одиночестве. И сейчас рядом с ней точно так же, не проронив ни слезинки, стояла ее дочь, Елена.
Когда под холодным моросящим дождем они, взявшись за руки, уходили втроем с кладбища, Соня остановила Терри и сказала:
— Рикардо не наложил на себя руки — он не мог совершить такой грех.
В голосе свекрови было столько гнева и осуждения, что Терри, отведя ее в сторону, тихо произнесла:
— Соня, я сожалею о его смерти. Но если ты сделаешь что-то такое, что причинит боль Елене, то больше никогда не увидишь ее.
— Терри? — услышала она голос Харрис.
Встряхнувшись, словно освобождаясь ото сна, Тереза увидела обращенный на нее взгляд психиатра. Денис (ее лицо, губы, фигура) представляла собой нечто мягкое и округлое, а глаза ее выражали одновременно тревогу и любопытство, предупреждение и сочувствие, сострадание и удивление. Однако подсознательно Терри чувствовала, что по-настоящему ее трудно чем-либо удивить. По своему внутреннему складу Харрис напоминала талантливую актрису, чьим ремеслом было вывернуть человека наизнанку, но сделать это так, чтобы тот не понял, насколько хорошо она его изучила.
— Я вот о чем подумала, — прерывая затянувшееся молчание, произнесла Тереза. — Наш разговор останется между нами?
Минуту Харрис, казалось, обдумывала вопрос, оперевшись подбородком на руку. (Терри отметила про себя тонкость и изящество ее пальцев.)
— Елена мой клиент, — ответила психиатр. — Но помимо этого она еще и ребенок, а вы ее мать. Как бы я ни старалась помочь ей — или хотя бы понять ее, — у меня ничего не получится без вашей помощи. Но я не буду уверена, что вы готовы оказать мне эту помощь, пока вы не убедитесь в конфиденциальности наших встреч. За исключением двух случаев, о которых, полагаю, вы как юрист знаете.
Терри понимающе кивнула.
— Если вскроются факты насилия или совращения, вы будете обязаны сообщить о них. Кроме того, не подлежат утайке сведения о еще не совершенном преступлении или потенциальной угрозе третьему лицу. — Харрис не стала спрашивать, почему Терри подняла этот вопрос: по ее бесстрастному выражению было понятно, что они поняли друг друга, а все остальное было не ее заботой. — Итак, — продолжала она, — на чем мы остановились?
— Похороны Рикардо, — подумав, ответила Терри. — Елена могла услышать, как его мать сказала мне, что не верит в самоубийство Рики.
— Вы считаете, Елена поняла? — спросила Харрис, вскинув брови.
Терри попыталась собраться с мыслями. Вопрос психиатра можно было истолковать двояко: поняла ли Елена, что смерть ее отца не просто несчастный случай, или считает ли Соня, что ее сына убили. По вежливо-бесстрастному выражению лица Харрис она не могла понять, что именно та имеет в виду.
— Трудно сказать, — произнесла Тереза. — По дороге домой, да и потом, Елена ничего об этом не говорила. А когда мы сели в машину, она свернулась калачиком на заднем сиденье, обхватив себя руками. — Женщина откинула прядь волос со лба. — Ужасно то, что смерть Рики, будучи трагедией для Елены, некоторым образом устраивает остальных. Я получила Елену, Рики больше не может причинить зла Карло. Что касается Криса, то он — если рискнет — может даже выставить свою кандидатуру на выборы в Сенат. И я боюсь, что Елена интуитивно чувствует это.
— Разумеется, не следует вести себя так, будто все вы рады его смерти, — сказала Харрис, испытующе глядя на нее. — С другой стороны, притворяться, что вы убиты горем, тоже не стоит — дети весьма тонко чувствуют любую фальшь. Самое лучшее — это жить нормальной жизнью, чтобы Елена постепенно успокоилась. — Она говорила мягким, приятным голосом. — Этот ребенок выстрадал слишком много за последние примерно полгода: развод родителей, возможно, сексуальное насилие в той или иной форме, наконец, смерть отца. Отчасти она еще просто не в состоянии выразить все это словами, но проблема усугубляется и тем, что навязчивое желание Рики заставить шестилетнего ребенка почувствовать ответственность за отца еще больше укрепляло Елену в ее наивной вере: она несет ответственность за все. Хотя должна сказать, что суждения Елены по поводу смерти Рики были бы интересны по другим причинам.
— Какие же это причины?
— Возможно, девочка каким-то шестым чувством угадывала, когда ее отцу угрожала опасность. — Улыбнувшись, Харрис пояснила свою мысль: — Я вовсе не имею в виду, что она владела некими основами парапсихологии. Это чувство могло передаваться к ней от него самого.
— Но как заставить ее говорить?
— Постепенно. — Харрис наклонилась вперед, точно умоляя Терри понять ее. — От вас потребуется все ваше терпение. Первоначальным поводом вашего обращения ко мне были подозрения на развратные действия в отношении ребенка. Кроме того, вы хотели понять, почему Елена стала такой замкнутой. Некоторые особенности ее поведения, которые вы мне описывали: беспокойство, регресс, безотчетное проявление подавленных желаний, даже кошмары — все это вполне может быть истолковано как последствия совершенных с ней развратных действий. Но даже если подобное на самом деле имело место — я прошу понять меня правильно, — сейчас это уже не самое худшее из того, с чем столкнулась Елена. — Харрис помолчала и тихо добавила: — Погиб ее отец, и это последнее обстоятельство затмевает все остальное, что выпало на ее долю.
— Но что же вы намерены делать? — в отчаянии воскликнула Тереза.
Денис только пожала плечами.
— Возможно, мне потребуется не одна неделя, чтобы она согласилась хотя бы играть со мной. Может быть, при помощи игр мне удастся понять внутренний мир Елены, понять, что ее беспокоит. А ей будет проще выразить опосредованно свои переживания по поводу происшедшего. А это, в свою очередь, подразумевает необходимость правильно истолковать результаты наблюдений. — Она многозначительно посмотрела на Терри. — Здесь мне может потребоваться ваша помощь.
— Чем же я могу помочь?
— Я хочу иметь о Елене как можно больше информации. Разумеется, вы мне ее дадите. Но мне хотелось бы, чтобы вы рассказали также и о себе. Не только о вашем браке с Рики, но и о том, что, по-вашему, заставило вас заключить этот союз.
Терри занервничала.
— Все это довольно сложно. Не уверена, что до конца понимаю вас.
— Я не стремлюсь стать вашим психотерапевтом, да я и не могу им быть, — с улыбкой произнесла Харрис. — Но мне необходимо иметь представление о семье, в которой жила Елена. Например, что вы знали о Рики до замужества? О его родных?
— Не много. — Терри задумалась. — Рики не любил распространяться о своем детстве. — Вдруг ее осенило. — Правда, он говорил, что привык всегда и во всем быть первым и что мать — Сони — называла его своим маленьким принцем. И в ее глазах Рики был именно таким, достойным восхищения, а в его неудачах она всегда винила кого-то другого.
— А его отец?
Терри покачала головой.
— Его родители жили в Нью-Йорке, и Рикардо-старшего я видела всего раза два. Он был довольно крут: Рики говорил, что он частенько раздавал подзатыльники своим сыновьям.
