ее измученный супруг, господин Дюдеффан, предпочел покинуть семейный дом и никогда больше туда не возвращаться, отделившись от жены официально. В своем «Историческом и критическом словаре» Пьер Бейль отмечает, что адюльтер в городской среде стал общим местом: «Если бы всеми этими безобразиями занимались представители юстиции, адвокаты и прокуроры стали бы самыми богатыми людьми в королевстве».
Либерализация нравов? Распущенность? Полюбовное расставание? Несмотря на недовольство Церкви, прошения о раздельном проживании по взаимному согласию, поданные нотариусам, удовлетворяются достаточно легко, при условии, что это раздельное проживание будет временным. Обращение к органам правосудия с целью получить право на раздельное проживание имеет место все чаще; исследования по регионам — например, Алена Лоттена (север Франции, XVII и XVIII века) или Жан-Пьера Гюттона (провинции Лионне и Божоле, XVIII век) — показывают, что, как правило, решения выносятся в пользу раздельного проживания (без права повторной женитьбы или замужества, потому что разводов не существует), что подобные прошения чаще подают женщины, на протяжении долгого времени занимавшие «более низкое с юридической точки зрения положение», и что отныне это касается всех социальных слоев. Например, в епархиальном округе Камбре, который по историческим причинам зависел от канонического права, две трети прошений были поданы женщинами, многие из которых имели среднее или низкое происхождение. Ходатайства касались измены или жестокого отношения со стороны мужа, и решения суда оказались в пользу жен: с 1710 по 1791 год из четырехсот шестнадцати приговоров триста сорок пять давали право на раздельное проживание. То же самое видим в Лионне: прошения часто исходят от женщин, им удается добиться возвращения приданого и прочих прав, «треть прошений подается в первые пять лет супружества». Мотивы всегда одни и те же: импотенция, измена, финансовая несостоятельность, скупость, разврат… Болезнь, даже заразная, не является поводом для раздельного проживания, хотя некоторые суды делают исключение для венерических заболеваний и психических расстройств. В «Кратком перечне знаменитых дел» (Abrege des causes celebres) рассказывается о некоторых необычных расставаниях, например, приводится история одного ремесленника, который, устав от семейных ссор, после четырех лет неудачного брака решил тайком уйти от жены. Он отправился в Германию и устроился там лакеем к одному барону, потом научился отливать колокола и отсутствовал в течение сорока лет. Его супруга подделала свидетельство о смерти, чтобы иметь возможность повторно выйти замуж: в отсутствие удостоверений личности и идентификации по изображению случаи двоеженства (или двоемужества) не были редкостью.
В конце века Луи Себастьен Мерсье отмечал, что «закон неявно благоприятствует женщинам», и шутливым тоном сообщал, что супругам «достаточно щелкнуть друг друга по носу в присутствии двух свидетелей, и им тут же присудят раздельное проживание». Но каковы бы ни были мотивы и длительность этого раздельного проживания, женщина была обязана хранить супружескую верность, в противном случае ее могли преследовать за адюльтер. Вне юридического поля следует отметить, что начиная со второй половины XVIII века постепенно увеличивалось количество незаконнорожденных детей, о крещении которых делались записи в приходских книгах, — в 1760 году таких было два-три процента. Согласно историку Эдварду Шортеру, эта цифра в метрических книгах стремительно растет в первые годы XIX века, с началом промышленной революции и до прогресса в сфере контрацепции: солдаты, моряки, домашняя прислуга, компаньоны, рабочие, ищущие работу и вырванные из своей привычной среды, дают обещания жениться своим забеременевшим «невестам», связь с которыми продолжается несколько недель или месяцев, после чего «женихи», как правило, исчезают; принуждение жениться «по необходимости» редко выносилось судом.
Иногда расставание оборачивается драмой: когда брак был заключен против воли молодых, случались преступления на почве страсти, предумышленные или спонтанные. От этого не была застрахована ни одна социальная группа. Среди самых тяжелых случаев — истории жен, отравивших мужей: в Бургундии в 1732 и 1733 годах три женщины были приговорены к смертной казни — к сожжению на костре или к виселице. В 1769 году на рассмотрении в уголовной палате парижского парламента находится двадцать девять дел по поводу отравлений и убийств в супружеских парах. В случае измены по письмам с печатью[34], затребованным мужьями, несчастные неверные жены заточались в монастыри, напоминавшие исправительные дома. Очень драматична была месть господина де Стенвиля, узнавшего об измене жены, бывшей на двадцать пять лет моложе его, с актером Клервалем, которого она без памяти любила. Обманутый муж добился получения письма с королевской печатью. Молодая женщина была арестована в момент, когда она собиралась выходить из дома, в драгоценностях и бальном платье. Ее препроводили в монастырь в Нанси, где и закончились ее дни.
Многие монастыри играли роль тюрьмы, но еще больше было таких монастырей, которые служили убежищем для женщин, желавших получить независимость, скрывавшихся от принуждения со стороны родителей или ожидавших окончания судебного процесса. Женщине практически невозможно жить одной, и многие монастыри, располагающие помещениями в прилегающих зданиях, вне монастырских стен, предоставляют убежище вдовам или женщинам, порвавшим отношения с мужьями. Мадам Дюдеффан устроилась в 1748 году за небольшую плату в монастыре Сен-Жозеф и зачастую приглашала туда своих друзей на званые ужины.
Свободные нравы
Волна сентиментальности, заставляющая лить слезы, сопровождается стремлением к получению удовольствия, этой новой светской забавой. После кончины Людовика XIV Филипп Орлеанский, узаконенный сын мадам де Монтеспан, стал регентом; он — человек свободных нравов; либертинаж пришел во власть. Париж и Пале-Рояль заменили Версаль. Утонченный высший свет купается в роскоши, разврате и непостоянстве, так что «то, что и мужчины и женщины называли любовью, было какими-то совсем особыми отношениями, в которые они вступали часто даже без всякой нежности друг к другу, неизменно отдавая предпочтение удобству, а не влечению, корысти, а не наслаждению, пороку, а не чувству»[35] (Кребийон, «Заблуждения сердца и ума», 1736). Люди поддаются моменту, а назавтра расстаются без каких бы то ни было объяснений, если только конкуренция со стороны соперника не подвигнет немного продлить отношения. Выступить инициатором расставания — означает взять ситуацию в свои руки. Либертинка в этом не ошиблась.
Поскольку страсть — вещь иррациональная, молодые щеголи не желали за что-то отвечать в своих любовных играх: не чувствуя ни вины, ни ответственности, повинуясь зову природы и получая удовольствие от своей дерзости, они потакают собственным капризам. Существует модная разновидность либертинажа — обучение светской жизни: молодые люди испытывают свои возможности без каких бы то ни было обязательств. Это проходит вместе с молодостью. Зато цинизм Вальмона, героя «Опасных связей», расстающегося с президентшей де Турвель, имеет моральное и философское значение: «Прощай, мой ангел, я овладел тобой с радостью и покидаю без сожалений: может быть, я еще вернусь
