к тебе. Такова жизнь. Не моя в том вина»[36]. Эта знаменитая реплика высмеивает любые ссылки на сознание добра и зла, парализует внутреннюю работу и разрушает малейший намек на идеализацию любовных порывов. У либертинов конца XVIII века было желание поработить другого, лишить его чести, приличной репутации, а более всего — уважения к самому себе. Главной целью либертинов является не столько победа и обладание кем-то, сколько нарушение правил — вспомним Дон Жуана, выбиравшего себе очередную жертву.
Любовь как война, в которой есть победитель и побежденный; победитель презирает побежденного, манипулирует им, использует и приносит в жертву своему удовольствию, находит прелесть в том, чтобы удивлять и заставать врасплох. Эта опасная игра, стратегически выверенная, как действия офицера-артиллериста, нигде не описана так хорошо, как в романе Шодерло де Лакло «Опасные связи» (1782). Писатель возвещает о конце изнуренного света, в котором физический разврат приводит к развращенности духа. Разворачивается методичный план наступлений и отступлений охотника и его жертвы, вплоть до апофеоза — разрыва отношений; речь идет не только о разрыве с добродетелью и невинностью, но и с трансцендентностью любви.
Соблазнив добродетельную и робкую мадам де Турвель и овладев ею, три месяца спустя после начала их связи Вальмон посылает ей изящное прощальное письмо, из которого молодая женщина узнает о своем унижении: ее счастливая соперница — проститутка! Уверенный в своей неотразимости, он возвращается к ней, после того как она в последнем порыве добродетели решилась закрыть перед ним дверь, потому что, по злой иронии, он «не считал для себя приличным быть брошенным»; он снова бросает ее, когда ее нежность почти пленила его; последнее прощальное письмо ему продиктовала его дьявольская сообщница, мадам де Мертей. Мадам де Турвель, мучимая угрызениями совести и отвращением, умерла в монастыре. В этой войне полов маркиза де Мертей одержала победу, но победило зло. Схожую роль играет соблазнитель Роберт Ловелас, персонаж англичанина Ричардсона. Счастливая любовь — иллюзия, верность — химера, а невинных сердец не существует.
Добродетельная президентша де Турвель познала безразличие и жестокость — все то, чего смогла избежать принцесса Клевская, не давшая волю своим эмоциям. Подлинное чувство, легкая и щедрая жизнь, тихая радость медленно наступающей любви невозможны в ледяной фикции, в которой находят себя представители развращенного привилегированного меньшинства. Конечно, речь идет о литературном произведении, но в письмах его героев, стиль которых искусно меняется в зависимости от адресата, есть место и вопросам, и противоборствам — и все это придает повествованию правдоподобие, психологическое богатство и трагическое звучание.
Любовь как умопомешательство
Не все мужчины склонны губить женщин, но многие из них бывают непоследовательны. Женщины же лелеют мечту о любви, в которой, за неимением возможности общаться с миром, они видят цель своей жизни. Запертые в домах, они с радостью читают романы и идентифицируют себя с их героинями; с точки зрения врачей, книги распаляют воображение читательниц, вне зависимости от того, искушены они в литературном отношении или впервые открыли книгу. Мариво изящно и остроумно описывает соблазны, раздирающие самую благоразумную матрону: сначала она отвергает сомнительные предложения, затем уступает им, находя для себя тысячу оправданий: «Достоинство, с которым она испытывает угрызения совести, утешит ее в ее падении… вся ее добродетель отступает перед страстью; и вот уже не остается такого соблазна, какому не поддалось бы ее благородное и добродетельное сердце» («Французский зритель», 1722). Влюбленная женщина склонна приписывать своему чувству свойства великих историй любви, о которых она читала. Ее достоинства измеряются способностью к любви. Если тело женщины принадлежит мужу, то «сердце наше — нам», — утверждает мадам де Пюизье[37] устами своей героини, графини де Зюрлак.
Роман не только отражает жизнь общества, но и моделирует его, а эпистолярный роман — в особенности, потому что искренность, с которой он пишется, придает ему автобиографические черты, в результате чего возникают реальные устремления и желания. Любовный опыт почти всегда оказывается болезненным. Независимая в начале связи женщина упивается своим шармом, чувствительностью и соблазнительностью; власть над любовником примиряет ее с неравенством полов. Из любви она отказывается от стыдливости и сдержанности — качеств, которые на протяжении веков составляли ее достоинства. Но вот ее письмо осталось без ответа, по салону пробежала сплетня — и в ее душу закрывается беспокойство: любовник, отвлекшийся на какие-то внешние обстоятельства, охладел. Раб своих чувств, он демонстрирует непостоянство, слабость, а иногда и фривольность. Поначалу женщина находит в страданиях какую-то сладость; затем ее начинают обуревать тревожные мысли, и, вынужденная ждать, она жалуется на отсутствие любимого и счастлива будет простить его в момент воссоединения. Но она уже подозревает его в неверности. Любовь терпеливая, упрямая не отпускает бедную женщину и понемногу становится умопомешательством; она заболевает и, как Жюли де Леспинас, может даже умереть.
Разочаровавшись в любви, которой они отдали свои жизненные силы, женщины-писательницы в XVIII веке берутся за перо — в этом выражается их протест. Мадам де Риккобони, мадам де Графиньи, мадам де Шарьер не довольствуются анализом собственных чувств, а описывают проблемы и раздрай, заполонившие их жизнь: любовник, нерешительный и малодушный, скорее трусливый, чем жестокий, избегает выяснения отношений, придумывает отговорки, никак не объясняет своего отсутствия. Только презрение может освободить влюбленную женщину от ее оков: «Возможно, я буду презирать вас достаточно сильно, чтобы не сожалеть о потере неблагодарного мужчины, способного злоупотреблять доверием любившей его женщины, предать ее и привести в отчаяние» («Письма мисс Фанни Батлер»). Автор, мадам Риккобони, познала боль разрыва, в результате чего в 1757 и 1758 годах из-под ее пера вышли три прекрасных романа, в которых она описала испытанную горечь: нас задевает за живое неверность любовника и «рассеивающиеся чары», но еще сильнее поругано само наше «удовольствие от любовного чувства» («История маркиза де Кресси»). Такова печальная судьба влюбленных женщин, в особенности женщин одаренных, таланты которых не находят применения.
Новое искусство
Благодаря Руссо, творчество которого на сотню лет вперед стало символизировать приход новой культуры, на выжженной земле, где дух либертинажа командовал чувствами, подул свежий ветер и стало легче дышать. Романист и философ, Руссо выступает за гармоничный, длительный брак, заключенный по зову сердца и ума, основанный на природном влечении и чувствах. «Эмиль» (1762), последнее сочинение Руссо о воспитании, посвящено воспитанию Софи и ее браку: «Дело будущих супругов — выбирать друг друга. Взаимная склонность должна быть их первою связью: их глаза, сердца их должны быть первыми руководителями»[38]. В основе счастливого союза — взаимная склонность; если правила жизни согласуются с законами природы, они жизнеспособны; таким