В кармане зазвонил мобильник.
— Алло.
— Алло, дорогой мой, — защебетала Каролина. — Я прилетела, и все прекрасно. У меня чудесный номер с видом на реку. Только хочется, чтобы ты был рядом.
Мне хотелось того же.
— Как долетела? — спросил я.
— Отлично. Проспала три часа, так что теперь бодра и полна сил.
— Понятно. У нас половина двенадцатого, и я собираюсь домой, спать.
— А где ты?
— В ресторане. Помогал на кухне.
— Плохой мальчик. Тебе прописан отдых.
— Как вчера? — со смехом спросил я.
— Мне пора идти. Через пять меня ждут внизу. У нас прогулка по реке. Я страшно устану. — Голос звенел от прекрасного настроения.
— Желаю тебе хорошо провести время. — Мы отключили связь, и мне ужасно хотелось оказаться сейчас рядом с ней.
Я зевнул. Весь вымотался, духовно и физически.
Переоделся, и Карл подвез меня домой. Только после его отъезда до меня дошло, что дорожная сумка осталась в ресторане.
— Ладно, — сказал я себе. — Придется лечь в кровать, не почистив зубы.
Так и лег.
Мне снилось, что в нос бьет запах гренка. Кто-то не вытащил его из моего сломанного тостера, и он начал подгорать. Подгоревший гренок. Мой отец ел только такие. Говорил: если гренок не подгорел, значит, еще не готов.
Я проснулся, но запах горелого гренка никуда не делся.
Встал и открыл дверь в коридор.
Мой коттедж горел. Гигантские языки пламени вырывались с лестницы, в воздухе клубился черный дым.
Глава 14
— Черт! — сорвалось с губ.
И как же мне отсюда выбираться? Может, все это сон? Но я понимал, что пожар реален. Дым проникал в спальню через щели между дверью и дверной коробкой, и я чувствовал, как нагревается пол, пусть дерево и плохой проводник тепла. Еще чуть-чуть, и огонь заполыхал бы в моей спальне.
Мой коттедж простоял уже более двухсот лет, но окна за это время никто не менял: маленькие панели удерживались на месте свинцовой решеткой. Для вентиляции служила крошечная форточка на петлях, пролезть в которую я, конечно, не мог.
Я открыл форточку и закричал во весь голос:
— Пожар! Пожар! Помогите! Помогите! Кто-нибудь, помогите мне!
Ответа не услышал, а рев бушующего подо мной огня становился все громче.
Я закричал снова:
— Пожар! Пожар! На помощь! На помощь!
Не услышал сирен, не увидел ни брандспойтов, ни лестниц, ни пожарных в желтых шлемах.
Воздух в спальне густел от дыма. Закашлявшись, я потянулся к форточке, чтобы глотнуть свежего воздуха, но нет, в нее снаружи врывался дым. И становилось все жарче.
Я знал, что при пожарах люди чаще умирают, наглотавшись дыма, а не от пламени. Я умирать не хотел, особенно не хотел принять такую вот смерть, сгореть в собственном доме. Вместо того чтобы испугаться, разозлился, просто рассвирепел, и ярость придала мне сил.
Дыма в моей спальне стало уже больше воздуха. Я упал на колени и обнаружил, что у пола воздух еще чистый. Но чувствовал, как быстро нагревается пол, и заметил, что ковер в углу начал обугливаться. Если я хотел выбраться отсюда живым, действовать следовало быстро.
Я набрал полную грудь чистого воздуха, встал, схватил прикроватный столик и с ним побежал к стене с окном. Уже ничего не видел, дым щипал глаза. В последнее мгновение заметил на стекле отблеск огня, вырывающегося из окон первого этажа, и чуть изменил курс.
Ударил прикроватным столиком по окну, как тараном. Решетка чуть прогнулась, но осталась на месте. После второго удара прогнулась еще больше, разбились и вылетели некоторые стеклянные панели.
Я вновь упал на колени, чтобы глотнуть свежего воздуха. На этот раз пригнуться пришлось к самому полу. Я понял, что настал момент истины: или я вышибаю окно, или умираю.
На этот раз столик вылетел в окно и исчез в огне и дыму, забрав с собой решетку с уцелевшими стеклянными панелями. На раздумья и сомнения времени не осталось. Я забрался на подоконник и прыгнул вниз, стараясь приземлиться как можно дальше от огня.
В старых домах потолки низкие, а потому окно моей спальни отделяли от лужайки какие-то десять футов. «Не так уж и мало», — подумал я, с силой отталкиваясь ногами от подоконника. Приземлился со сведенными вместе коленями, мое тело по инерции потянуло вперед, и я, как заправский парашютист, покатился по траве к дороге, увеличивая расстояние от дома. Поднялся, перешел дорогу и посмотрел на дом.
Языки пламени уже плясали в моей спальне. Я выпрыгнул, можно сказать, в последний момент.
Набрал полную грудь свежего ночного воздуха, закашлялся. Вдруг стало холодно. Я задрожал всем телом и только тут осознал, что стою у дороги в чем мать родила.
Моя соседка, возможно, разбуженная моими криками, уже направлялась ко мне. Милая пожилая женщина, и в отсветах пожара я видел, что на ней розовый халат и розовые шлепанцы, а седые волосы удерживаются на месте сеточкой.
Я поискал, чем бы прикрыть причинное место, но в итоге пришлось воспользоваться руками.
— Не стесняйтесь, дорогой, — услышал я от нее. — Я все это уже видела. Три мужа, сорок лет работы медсестрой. — Она улыбнулась. — Я рада, что с вами все в порядке. — Она повернулась, чтобы уйти. — Пожарных я вызвала, — добавила она через плечо. Ее, похоже, совершенно не взволновало появление голого мужчины у самой дороги в разгар ночи и огненный ад, разверзшийся в каких-то пятнадцати ярдах от окна ее спальни.
Прибыли пожарные в вое сирен и вспышках мигалок, но что они могли сделать? Мой коттедж полыхал, как факел, и большую часть сил и энергии пожарные потратили на то, чтобы уберечь от огня дом моей соседки, обильно поливая его водой.
Остаток ночи я просидел на кухне старушки, в пальто и шлепанцах ее бывшего мужа. Не спросил, как он стал бывшим, разведясь или уйдя в мир иной. Значения это не имело. Я испытывал к соседке исключительно чувство благодарности. За одежду, крышу над головой и чай, которым она поила и меня, и пожарных до самой зари.
— Я словно вернулась в лондонский блиц.[35] — Она широко улыбнулась. — Помогала матери кормить и поить полицейских и пожарных. Вы знаете, ЖКДС.
Я кивнул. Знал: Женская королевская добровольная служба.[36]
К утру пожар потушили, но более приход нового дня ничем меня не порадовал. Мой дом превратился в почерневшую от копоти коробку стен, без полов, окон и дверей. Выгорело все. От моего имущества остались только зола да дымящиеся головешки.
— Вам повезло, что вы выбрались оттуда живым, — сказал мне командир пожарной команды. Я и сам это знал. — Эти старые дома — ловушки смерти. Деревянные лестницы, двери, полы. Внутренние стены и те легко воспламеняются. Штукатурка положена на деревянные планки. Ловушки смерти, — повторил он, качая головой.
С дороги мы наблюдали, как его люди продолжали заливать водой пожарище. Наружные каменные стены остались целыми, но их вчерашняя белизна безвозвратно исчезла. Над каждой дырой, которая ранее была окном, вверх тянулись черные потеки сажи, а там, где стен не касалось пламя, штукатурка покоричневела от жары и дыма.
— Вы можете сказать, что стало причиной пожара? — спросил я.
— Пока нет. Там еще слишком горячо. Большинство пожаров вызывается неполадками в электропроводке или непотушенными сигаретами. Вы курите?
— Нет.
— Ничего не оставляли включенным?
— Нет. Разве что телевизор в «ждущем» режиме.
— Может, все дело в этом. Или в чем-то другом. Расследование покажет. Слава богу, никто не пострадал. И это главное.
— Я потерял все. — Я смотрел на черное пожарище.
— Вы не потеряли жизнь, — напомнил главный пожарный.
Действительно, жизнь я сохранил, но едва-едва.
В восемь утра я воспользовался телефоном соседки, чтобы позвонить Карлу.
— Это не твоя неделя, — прокомментировал он, выслушав мой рассказ.
— Я бы так не сказал, — ответил я.
За минувшие семь дней мне сообщили, что против меня собираются выдвинуть обвинение в отравлении людей, мой автомобиль после столкновения с автобусом превратился в искореженную груду металла, я провел ночь в больнице с сотрясением мозга, мой дом и все мои вещи сгорели, и теперь я сидел за столом в чужом доме в пальто и шлепанцах бывшего мужа моей соседки. Но, кроме темной, у этой недели была и светлая сторона. Всего семь дней прошло с того вечера, как я пообедал с Каролиной в ресторане «Гордон Рэмси». Возможно, многое потерял, но приобрел гораздо больше.
— Ты сможешь заехать за мной? — спросил я Карла.
— И куда ты хочешь поехать?
— У тебя есть душ, которым я могу воспользоваться? Я весь пропах дымом.
— Буду через пять минут.
— Карл, а ты не можешь привезти какую-нибудь одежду?
— Зачем? — удивился он.
— Я спас свою жизнь, но больше ничего.