Слуга пророка выглянул в окошко и обеспокоился — за воротами хозяйского дома бегали странные вооружённые люди, отдавали друг другу короткие чёткие команды, наносили на лица зелёные полосы, щёлкали затворами автоматов и всё такое. А Елисей, как ни в чём не бывало, гонял чаи.
— Хозяин, у нас проблемы. Там, за забором собрался сирийский корпус быстрого реагирования и, сдаётся мне, они что-то замышляют.
— Не бойся, сынок. Нас намного больше, чем их.
С этого момента Елисей занялся гипнозом. Слуга, который не поверил, что сирийцы в меньшинстве, стал первой жертвой его новых способностей.
Елисей начал бормотать молитву и слуга увидел, что вся местность до горизонта заполнена израильскими войсками.
Войска эти, конечно же, не были настоящими, ибо пророк не стал насылать их на сирийцев. Вместо этого, он внушил супостатам, что они слепы.
Сирийцы перестали воспринимать окружающее в визуальном ключе. Получается, что Елисей зря старался — кроме его слуги никто не видел огромного виртуального воинства.
Елисей вышел за калитку — к слепым сирийцам. Оккупантов не очень беспокоил факт собственной слепоты. Они продолжали заниматься своим делом — готовились к захвату.
— Вы ищете кого, ребята?
— Ищем, батя. Тут где-то живёт пророк Елисей, нам поговорить с ним надо, парочку вопросов задать и вообще.
— Вы всё перепутали: он живёт в другом месте. Давайте, я провожу вас прямо к его дому.
Пророк повёл сирийских захватчиков в Самарию. Они пошли за ним гуськом, послушные, как дети.
Привёл прямо на главную площадь израильской столицы. Щёлкнул пальцами — сирийцы пришли в себя. Удивлённо оглядывались вокруг, не понимая, что происходит.
На площадь подошёл царь — узнать, что за шум возле главпочтамта. Увидев причину шума, он спросил пророка.
— Может их «того», отец родной?
— Зачем так? Ты же не пленил их в бою. Лучше накорми гостей, чем бог послал, и отпусти восвояси.
На площадь вынесли столы. Всех оккупантов накормили от пуза, дали харчей на дорогу, проводили до ворот и долго махали вслед платочком, утирая слезу.
«И не ходили более полчища сирийские в землю Израилеву».
Правда, красивый конец истории? Прямо, как в сказке про царя Салтана.
Но автор библии не даёт насладиться нам хэппи-эндом. Уже в следующем предложении он разрушает нашу веру в счастливые концы, а заодно проявляет свою лживую сущность.
«После того собрал Венадад, царь Сирийский, все войско свое и выступил, и осадил Самарию».
Вот так.
Венадад взялся воевать не на шутку — осадил Самарию так плотно, что в столице начался голод. Израильтяне начали кушать всё подряд — ослиные головы и голубиный помёт.
Ослиная голова была деликатесом, её продавали по 80 сиклей серебра. Голубиный помёт шёл дешевле — по 5 сиклей за мешочек.
Израильский царь делал ежедневный обход крепостной стены, когда к нему обратилась горожанка с просьбой о справедливости.
— В чём проблема, уважаемая?
— Тут такое дело, государь. Вчера моя соседка предложила решение продовольственного вопроса. Сначала мы должны были съесть моего сына, а на следующий день — её сына. Моего сына съели — всё чин чином. А сегодня она спрятала своего ребятёнка — не хочет делиться. Некрасиво получается.
Получилось действительно нехорошо. Как в анекдоте про курильщиков: «сегодня курим твои, а завтра — каждый свои».
Царь начал горевать — прямо на стене порвал свою тельняшку и пообещал отрезать голову Елисею тупым перочинным ножиком.
В самом деле — в городе ни одной ложки птичьего дерьма не осталось, а он сидит себе в своей квартирке и со стариками разговоры разговаривает.
Небось, когда за его калиткой сирийские морды появились, сразу вспомнил и про бога, и про волшебство.
Царский слуга побежал к Елисею — арестовывать. Пророк усмехнулся и обратился к старикам.
— Сейчас от царя человечек прибежит. Так вы его внутрь не пускайте, а прищемите входной дверью, чтобы дух из него вон.
Слуга прибежал, дедушки зажали его дверью. Но удавить насмерть силёнок не хватило, ведь голод — не тётка.
Елисей вышел к народу.
— Не надо кипятиться, уважаемые! Завтра мера зерна у ворот города будет стоить один сикль серебра. А сейчас не мешайте мне медитировать своими криками.
Один из царских сановников, на чью руку опирался монарх, ибо сам ходить от голода уже не мог, усомнился в речах пророка. Елисей зло усмехнулся.
— Дружище, ты это зрелище сможешь увидеть, но есть дешёвого хлеба уже не будешь.
У ворот города сидели четыре прокажённых и размышляли о жизни.
— Чего теперь делать? Лепрозориев ещё не придумали — деваться нам некуда. Пойти в город — так ведь с голоду помрём. Здесь сидеть — тоже помрём. Пошли-ка к сирийцам, вдруг они накормят нас пельменями?
Сказано — сделано. Пришли четыре красавца в сирийский лагерь, а он пуст — хоть шаром покати.
Дело в том, что сирийцам накануне вдруг послышалось лошадиное ржание, грохот колесниц и позвякивание мечей.
Они решили, что израильтяне ухитрились нанять египтян и те пришли на подмогу еврейским друзьям. Испугавшись, сирийцы побросали всё имущество, даже лошадей, и побежали в Сирию — пешком, без оружия, без воды и еды.
Четыре лунноликих друга занялись мародёрством. Ограбили одну палаточку, другую, третью, а потом задумались. «Нехорошо получится, если нас застукают за этим делом».
Друзья быстренько припрятали наворованное и побежали в Самарию с доброй вестью. В городе им не поверили. Сначала.
Но потом царь послал два дозора в сирийский лагерь — проверить, нет ли тут подвоха. Подвоха не было, но было много еды и разного добра.
«И вышел народ, и разграбил стан сирийский, и была мера муки лучшей по сиклю…»
Награбившись, народ устремился обратно в город — сложить добычу, набрать тары и вернуться в сирийский лагерь — за добавкой.
Все радовались, пели песенки и жевали в обе щеки. Среди этого ликования царь вдруг обратился к вельможе, помогавшему ему ходить во время осады.
— Вот что, любезный. Сходи-ка к воротам и постой там минут десять.
— Зачем, государь?
— Как это, зачем? Ты что, забыл, о чём давеча Елисей толковал?
Вельможа не забыл. Он покачал головой и поплёлся к городским воротам. Царь очень точно рассчитал время. Как только вельможа оказался в створе ворот, возвращавшаяся толпа затоптала его в момент. Так он и умер голодным. Пророки слов на ветер не бросают.
Елисей не забыл женщину, сына которой он так оригинально вернул к жизни. Пророк навестил свою старую знакомую, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие.
— Тут начинается голод, уважаемая. Ты вот, что сделай — съедь на время куда-нибудь и пережди лихую годину, лады?
Женщина согласно закивала головой. Собрала пожитки и поехала на родину, в Финикию.
Прошло семь лет, жизнь в Израиле наладилась. Женщина вернулась издалека и пошла к царю на поклон — похлопотать о своём доме и приусадебном участке.
Жизнь полна совпадений. Именно в это самое время царь беседовал со слугой Елисея и умолял его рассказать о каком-нибудь подвиге знаменитого пророка.
Пророческий слуга поведал дивную историю о воскресении бедного мальчика и, картинно всплеснув руками, воскликнул: «Да вот же и она, государь, эта счастливейшая из женщин, мать воскрешённого мальчика!»
Царь умилился до слёз и велел придворному лично проследить, чтобы женщине возвратили всё её имущество — до последнего гвоздя и черепицы с крыши. Видимо, её имуществу добрые израильтяне за семь лет приделали изрядные ноги.
Самое интересное в этой истории — с царём о подвигах Елисея разговаривал тот самый слуга Гнезий, которого суровый пророк наградил проказой за жлобство.
В это время Елисея не было в Израиле, он прибыл в Дамаск с полуофициальным — полудружественным визитом. Соседи, всё таки. Царь, как назло, болел. А может быть, на удачу.
Царь позвал слугу своего и велел ему выйти навстречу пророку, имея при этом в руке какую-нибудь безделицу в качестве подарка.
— Встреть его вежливо и спроси насчёт моей болезни, а то я уже замучился парчу на носовые платки переводить.
Слуга взял в руку подарочек для пророка, потом немного подумал и добавил к нему от себя 40 верблюдов, навьюченных драгоценностями. Мало ли чего? С этими пророками никогда не знаешь — понравится им подарок или нет. А так, хоть количеством его возьмём.
Елисею подарок, видимо, пришёлся по душе.
— Скажи своему царю, братец, что он выздоровеет.
Слуга радостно улыбнулся, пророк улыбнулся в ответ, а потом… Разговор оставался каким-то незавершённым. Зря что ли Азаил присовокупил к царскому подарку такой «скромный» довесок? Пауза затягивалась, становилась невыносимой.
«И устремил на него Елисей взор свой, и так оставался до того, что привел его в смущение».
