— Ну, — спросила тень, когда умолк колокол, — и куда ты ломишься?
— Хочу посмотреть, что за церковь, — объяснила графиня.
— Зачем?
— Просто так.
— Просто так верующие люди в церковь не ходят. Верующие люди ходят в церковь общаться с Богом.
— Я и иду пообщаться с Богом, — сказала графиня.
— О чем? — удивилась тень.
— Так, ни о чем… Попросить прощения за неправедный образ жизни.
— Поклоняешься идолам, а просить прощения лезешь к Богу, — заметил Привратник и ушел с дороги, а графиня осталась лежать на горе у порога храма, соображая, что происходит. Каким это идолам она, крещенная в православии, поклонялась, почему ей нельзя зайти в храм? И откуда здесь взялся уважаемый господин Валех? Она хотела окликнуть Привратника, но тот обернулся сам. Обернулся, и графиня от испуга едва не съехала со склона на животе. Из-под монашеского капюшона на нее смотрели глаза прекрасного юноши, который желал познакомиться с ней на пляже. Немного посмотрели и отвернулись. Земля дрогнула под графиней, она поняла, что сползает вниз, и в ужасе вскочила с кровати. На часах было пять утра. Госпожа Калимэра еще спала и даже не мечтала тиранить постоялицу шваброй. Рассвет едва-едва занимался над горизонтом, клетка с вороной, укрытая черной тканью, стояла на столе. Пот градом скатился с графини на простыню.
Невидимая церковь сообщила о себе ударом колокола, когда Солнце закатилось за гору и стало угасать на западном побережье. Тень закрыла графине вечернее небо. Красавец-Эрнест в шортах с пальмами стоял на том же месте с пакетом в руке. Как только графиня открыла глаза, он достал из пакета бутыль с вином, закрытую сургучом. Этикетка на бутылке пожелтела от времени. Надписи на ней были сделаны на греческом языке. Год разлива графиню впечатлил необыкновенно.
— Давай выпьем? — предложил молодой человек.
«Интересно, — подумала Мира, — знает ли этот тип, что за колокола звучат на острове?» Она вспомнила, что хозяин винной лавки словом не обмолвился о том, что там, на западном берегу. Все это графине приснилось, привиделось, показалось… а молодой проходимец должен знать точно.
Мира пригласила юношу присесть рядом с ней, чтобы лучше рассмотреть бутылку. Название ей ровным счетом ничего не сказало, но год разлива продолжал впечатлять.
— Выпьем?
— Выпьем, — согласилась графиня.
— Поговорим?
— Поговорим. Сколько тебе лет, сынок?
— Не знаю. Я сбился со счета в прошлом веке, а в этом… у меня неважно с арифметикой. Я путаю цифры и порядок их расположения.
— Ничего себе, — удивилась графиня. — Да ты, милый друг, либо поэт, либо чокнутый.
— Наверно, поэт, — предположил юноша.
— Разберемся.
— Все говорят, что чокнутый, но это неправда.
— Выпьем бутылочку — видно будет. Давно здесь живешь? Хорошо знаешь остров?
— Я живу в монастыре, который на западном берегу.
— Ты монах?
— Нет… Братья пустили меня пожить.
— Этот колокольный звон…
— Из монастыря, — ответил Эрнест. — Ты слышишь, да? Многие люди его не слышат. Я так и знал, что ты слышишь, потому что ты не такая, как все.
— Не глухая. И, к счастью, не поэтесса. Стало быть, чокнутая.
— Нет! У чокнутых людей много шума в собственной голове, мир им не слышен. Хочешь, я покатаю тебя на лодке? Ты можешь придти в монастырь и посмотреть, где я живу. Когда приедут паломники, в монастырь пускают всех, кто приходит.
— Даже тех, кто поклоняется идолам?
— Идолам? — с интересом спросил Эрнест. — Тот, кто поклоняется идолам, в храм не идет.
— Идем ко мне. В номере найдется пара стаканов и немного закуски.
Графиня погорячилась, когда решила, что юноша учил английский по старым учебникам. Эрнест говорил свободно, образно, раскованно, и тем не менее, язык звучал странно. Совершенно не так, как звучит современный английский язык. То, что с этим человеком что-то не так, Мира уже поняла на пляже, но не могла себе представить, до какой степени! Из какого измерения вывалился мальчишка на остров, от каких напастей здесь прячется, и кому успел насолить в свои незрелые годы? Мира чувствовала угрызения совести, наполняя вином бокал, и готовилась нести уголовную ответственность за спаивание детей. Юноша сообщил о себе, что коллекционирует книги, раньше увлекался наукой, но заболел головой и теперь не может посчитать даже сдачу в лавке у букиниста. Братья-монахи относятся к нему с состраданием и на шорты в пальмах закрывают глаза. Юноша сказал, что когда-то давным-давно жил на материке, но семьи не помнит. Помнит, что добрые люди пристроили его в монастырь, где он с удовольствием любуется морем, навещает в бухте своего друга-почтальона, и очень боится, что скоро не сможет читать, потому что начнет путаться в буквах. Но одно признание поразило Миру особенно:
— Я не могу дождаться, когда умру, — сказал Эрнест, — и моя душа поднимется в небо. Я увижу остров с высоты самолета, увижу города, материки, океаны, увижу, как планета от меня улетит в темноту, а звезды будут так близко, как ты теперь, и я буду говорить с ними на одном языке.
После таких откровений Мира взяла тайм-аут и выставила Сару Исааковну на балкон, чтобы старушку не запоносило от крамолы. Чтобы рано по утру графине не пришлось втайне от госпожи Калимэры драить клетку.
— Возьми меня с собой, — попросила графиня, — мне страшно летать по космосу в одиночку, а на Земле оставаться еще страшнее.
— А почему? — удивился Эрнест, и графиня умолкла.
Она не успела придумать страшную сказку на ночь, которую можно рассказать душевно больному мальчишке. Но Эрнест не собирался спать. Возвращаться навеселе в монастырь он тем более не собирался. Мира заперла дверь и зашторила окна. Она подумала и твердо решила развлечь своего гостя «авторской» теорией мироздания. Только не знала, как изложить ее доступным языком на манер детской Библии, с яркими иллюстрациями и сочными образами. Для вдохновения графиня достала из заначки еще одну бутылку вина. Ей было до смерти интересно, как отреагирует на теорию этот неординарный ребенок.
«Ты попал, крошка! — решила графиня. — Не надо было тянуть тетеньку за язык. Завтра Калимэра откроет дверь, вызовет медицинский катер, и Жорж найдет нас в одной смирительной рубашке на двоих, в палате с решетками. Пожалуй, я признаюсь Жоржу, что ты — мой сын. Пожалуй, он даже поверит».
Утром госпожа Калимэра застала в апартаментах графини юношу ослепительной красоты и хоть бы чуть удивилась. Хоть бы для виду и для приличия… Юноша сидел на кровати с бокалом вина и закусывал персиком. Мира сидела тут же. Постель не была разобрана с вечера, но эти подробности госпожу Калимэру не волновали. Она мигом сменила простыни под графиней и юношей, шуганула шваброй пляжные тапочки у кровати, и отправилась менять полотенца в душевую комнату.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
