— Люди не строят храмы идолам. Если б идолу, которому я поклоняюсь, можно было построить храм, у меня появилось бы на Земле свое место. Сейчас мне дорога только в холодный космос. А эта планета пусть катится от меня подальше.
— Люди не строят храмы ни идолам, ни Богам, — ответил Эрнест. — Боги и идолы сами строят себе храмы руками людей. И тот, кто создал тебя, строит храм твоими руками. Может быть, новый храм будет больше, чем Космос. Может тот, кто создал тебя, понимает, что на Земле тебе тесно.
— Тогда скажи, что я делаю в этой жизни? Что я натворила такого, что оказалась изгоем? Люди, подобные мне, имеют право на жизнь или нет?
— Я не знаю тебе подобных, — пожал плечами юноша.
— Не знаешь людей, у которых в голове не светлые образы, а свалка радиоактивных отходов?
— Не знаю.
— Тогда может, ты знаешь, что делать таким как я, чтобы спасти свою ужасную душу? Или хотя бы отмыть ее, чтобы она могла подняться над островом на высоту самолета?
— Ты можешь делать, что хочешь, — ответил Эрнест. — Ты можешь верить во что угодно, можешь поклоняться хоть идолам, хоть Богам, и не просить прощения, но только при одном условии…
— При каком?
— Я тебе скажу, — смутился Эрнест. — Только тебе. Больше никому. Я тебе скажу, как нужно жить, чтобы не причинить себе зла.
— Скажи…
— Просто надо относиться с уважением ко всему, во что веришь и не веришь тоже. К тому, что делаешь или думаешь…
— Как ты сказал? — не поняла графиня.
— Надо относиться с уважением ко всему, что соседствует с тобой в твоем мире… с искренним уважением. Только тогда ты имеешь право выбрать свой путь и рассчитывать на то, что этот путь ведет к счастью.
— Ты уверен, что начитался правильных книг? — удивилась Мира.
— Я читал разные… — признался Эрнест.
— А букварь? Тебе не попадалась такая яркая книжица с крупными буквами и картинками? Эрнест, ты никогда не пробовал быть ребенком? Мне страшно, когда я вижу в тебе старика.
— Я родился стариком, но хочу умереть младенцем, — ответил Эрнест.
— Ты напоминаешь мне одного сумасшедшего Ангела, который вечно таскается за людьми и дает деловые советы. Тот Ангел тоже очень любит книжки читать. А знаешь, почему он любит советовать? Потому что знает, что человек все равно поступит по-своему для того, чтобы потом всю жизнь себя укорять.
— Безумный Ангел — мертвый Ангел.
— Ты серьезно? — не поняла графиня.
— Если Ангел лишится рассудка — он перестанет быть Ангелом и умрет. В каждом человеке однажды умер Ангел для того, чтобы потом человек не потерял свою душу в облике зверя, который придет на Землю после него. Если б я был Ангелом, я бы хотел умереть в тебе.
— Вот как… Не приходи ко мне завтра! — заявила графиня. — Завтра у меня день самоанализа. Мне свидетели не нужны.
— А послезавтра?
— Послезавтра, пожалуй, что приходи.
Следующей ночью графине некогда было грустить. Голова была занята миссией Эрнеста Акуро в ее непутевой жизни. Теперь Мира не сомневалась, что этот душевнобольной ребенок достался ей не случайно. Кто-то послал его, кто-то подстроил встречу… наспех и примитивно, без логики и фантазии. Кто-то кому-то для чего-то понадобился срочно и позарез. Кто-то играет белыми фигурами, кто-то черными. Кого-то обязательно в конце партии поимеют. Графине больше не было дела до происхождения этого странного типа. Она не сомневалась, что несколько дней назад на пляже к ней подошел ключевой персонаж с очень четкой задачей. Персонаж, который резко изменит сюжет и уйдет, оставив после себя миллион вопросов.
Рано утром она опять повязала платок и опять пошла на гору. Туда, откуда слышался звон. Туда, где туман закрывал дорогу, где желтая трава росла на песке, и камни забивались в обувь… но пререкаться с Привратниками графиня не стала. Услышав над головой удар колокола, она остановилась, сняла платок, повязала его на камень и повернула к поселку.
Госпожа Калимэра разбудила постояльцев грохотом ведер. Графиня решила, что успеет принять душ, прежде чем подвергнется утренним репрессиям. Она полезла в чемодан, но не увидела платка, который повязывала на голову всякий раз, когда собиралась в храм. Мира обшарила весь багаж, вывернула его на кровать и перебрала, но платок пропал. «Наверно впопыхах сматываясь с дачи Натана, я забыла его засунуть…» — решила графиня, прежде чем госпожа Калимэра ворвалась в комнату.
— Когда это кончится! — обратилась графиня по-русски к госпоже Калимэре. — Я хочу домой! В Монте-Карло хочу, в крайнем случае, на дачу к Натасику! Я соскучилась по людям. Вокруг одни слабоумные и «калимэры».
— Калимэра! — повторила боевой клич хозяйка гостиницы и приступила к уборке.
Графиня решила наведаться в винную лавку прямо с утра, но, проходя мимо пристани, встретила почтальона, друга Эрнеста, который выступал переводчиком и безропотно одалживал лодку. Графиня больше не стала прикидываться, что не знает французского языка:
— Тебя уволили? — спросила она.
— Нет, — ответил молодой человек, — но скоро уволят. Я встречаю почтовый катер, а он не торопится. Так можно остаться без чаевых.
— Почтальон никогда не останется без работы там, где поселился немец. А немец селится буквально везде.
— Правильно, твой сосед уже ругал меня за то, что газеты идут с опозданием. А я причем? Очень скоро меня уволят, и он останется совсем без почты.
— Хочешь, я куплю тебе мороженое? — предложила графиня. — Только не плачь.
Юноша странно посмотрел на графиню. Он не понял, провокация это или чистое сострадание. Его реакция явно тормозила. Островные жители благополучных стран и без того не отличались реакцией, тем более без пяти минут безработные почтальоны. Мира ждала и думала, стоит или не стоит начинать разговор об интересующем ее лице? Навредит она себе или наоборот, этот наивный парень сболтнет о своем друге такое, чего не найти в анналах королевского научного общества. Мира думала, юноша стеснялся признаться, что с удовольствием съел бы мороженое за счет благосклонной дамы, но почтовый катер уже вошел в гавань, и время было безнадежно упущено.
Молодой человек с почтовой сумкой присоединился к Мирославе в винной лавке, где графиня пробовала вино, а хозяин заворачивал купленный товар в фирменную бумагу. Графиня была его надеждой на острове трезвенников, запасы Бордо подходили к концу, хозяин рекламировал местную продукцию, и Мирослава благосклонно дегустировала все, не отходя от прилавка. Не успела она осушить утреннюю рюмочку красного монастырского, как юноша присоединился к компании и, в свою очередь, тоже не отказался от выпивки на дармовщинку, но вместо вина получил от хозяина лавки звонкую затрещину и пару выразительных фраз, которые графиня перевести не смогла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
