И все же, поскольку эти месяцы спрессовали в себе так много разных событий, не рассказать о них нельзя.
Начну по порядку.
После столь убедительной победы на выборах пошли активные слухи, что на съезде народных депутатов я собираюсь бороться с Горбачевым за должность Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Не знаю, где рождались эти слухи - среди моих сторонников, вошедших в раж в связи с победой, или, наоборот, в стане моих противников, перепугавшихся столь бурной реакции москвичей, но слухи эти продолжали упорно циркулировать.
Как к этому относился я? Да почти никак. Я совершенно реально представлял себе сложившуюся политическую ситуацию в стране, достаточно точно оценивал соотношение будущего меньшинства и большинства на съезде народных депутатов, так что иллюзии и амбиции на этот счет у меня полностью отсутствовали. Хотя, конечно, я понимал, что Горбачева моя фигура на съезде будет беспокоить очень серьезно. И он захочет узнать, чего же все-таки я хочу.
Примерно за неделю до открытия съезда он мне позвонил и предложил встретиться, переговорить. Встреча продолжалась около часа, впервые после долгого перерыва мы сидели напротив друг друга, разговор был напряженный, нервный, многое из того, что накопилось у меня за последнее время, я высказал ему. Меньше всего меня беспокоили собственные проблемы. Страна разваливается - вот что ужасно. И аппаратно-бюрократические игры как шли, так и идут, и главное в них - всю власть сохранить в руках аппарата, ни капли ее не уступить съезду народных депутатов. Я все пытался достучаться с кем вы, Михаил Сергеевич, с народом или с системой, доведшей страну до края пропасти?..
Он отвечал жестко, резко, и чем больше мы говорили, тем мощнее вставала между нами стена непонимания. И когда стало совсем ясно, что человеческий контакт невозможен, доверительные отношения исключены, сбавив тон и напор, Горбачев спросил меня о дальнейших планах - чем я предполагаю заниматься, где вижу себя в дальнейшей работе. Я ответил сразу - все решит съезд. Горбачеву этот ответ не понравился, он хотел все же получить от меня какие-то гарантии и потому продолжал спрашивать, - а как я смотрю на хозяйственную работу, может быть, меня заинтересует работа в Совмине? А я продолжал твердить свое - все решит съезд. Наверное, я был прав, до съезда о чем-то серьезном говорить было бессмысленно, но Горбачева мой ответ раздражал, ему хотелось узнать о моих намерениях. Он, видимо, считал, что я что-то скрываю. Но я совершенно искренне не строил никаких преждевременных планов, только после работы съезда можно было о чем-то думать на этот счет. Так мы и расстались.
Уже на следующий день по Москве опять поползли новые слухи. Где тот поэт, а также певец, который воспоет оду нашим отечественным слухам? При дефиците правдивой (и даже лживой) информации народ живет слухами. Это самое главное телеграфное агентство Советского Союза, главнее самого ТАСС. Хочется верить, что кто-нибудь изучит природу наших слухов, механизмы их возникновения и распространения, - увлекательная книжка, должно быть, получится.
Итак, в этот раз слухи сообщали, что действительно Горбачев встречался с Ельциным и предложил ему должность первого зама премьер-министра, Ельцин на зама не согласился, поскольку хотел быть Председателем Верховного Совета. Тогда Горбачев был вынужден отдать ему пост первого заместителя Председателя, тот опять не согласился, и в результате Горбачев предложил в жертву должность первого секретаря МГК... Ельцин на зто дал согласие.
Примерно такой вариант или близкий к этому, а также всякие другие версии сообщали мне с разных сторон, приходилось только качать головой и удивляться человеческой фантазии.
Вскоре начался съезд. О нем я скажу совсем несколько слов, поскольку всякий интересующийся имел возможность в мельчайших подробностях следить за его ходом. Горбачев принял принципиально важное решение о прямой трансляции по телевидению работы съезда. Те десять дней, когда вся страна не отрываясь следила за отчаянными съездовскими дискуссиями, дали людям в политическом отношении гораздо больше, чем семьдесят лет, умноженные на миллионы марксистско-ленинских политчасов, выброшенных на оболвани-вание народа. В день открытия съезда это были одни люди, в день закрытия они стали уже другими. И как бы все мы негативно ни относились к итогам съезда народных депутатов, как бы ни переживали и ни расстраивались из-за упущенных возможностей, не сделанных в нужном направлении политических и экономических шагов, все же главное случилось. Народ, почти весь народ, проснулся от спячки.
Как всегда, не обошлось без приключений у меня. Когда шли дискуссии, каким образом из числа народных депутатов выбирать членов Верховного Совета СССР, я категорически настаивал на том, чтобы выборы были альтернативными. Честно признаюсь, сердцем надеялся, что все-таки выберут меня в Верховный Совет, а трезвым умом понимал - от этого состава съезда народных депутатов ничего хорошего ожидать не приходится. Тихое и послушное большинство, пришедшее к нам из недавнего прошлого, смолотит любое предложение, не угодное начальству. Так и случилось. Первые же голосования показали, как успешно Михаил Сергеевич дирижирует съездом, и выборы в Верховный Совет только лишь подтвердили, что железобетонное большинство преградит путь любому, кто слишком много высовывается. Не избрали Сахарова, Черниченко, Попова, Шмелева - прекрасных, уважаемых, компетентных депутатов. Не прошедших отбор съезда трудно перечислить, их много. Не прошел и я. За меня проголосовало больше половины депутатов, но по количеству голосов я уступил своим коллегам. Я не расстроился. Говорю это теперь не для того, чтобы продемонстрировать свою выдержку. Нет, просто иного ожидать было нельзя. Если бы этот состав съезда сразу же выбрал меня в Верховный Совет - вот тогда я бы очень удивился. Произошел естественный ход вещей, и я с интересом ждал, как Горбачев будет выкручиваться из ситуации, в которую он сам себя загнал.
Конечно, это был скандал. Все понимали, что ситуация из-за меня может сложиться в конце концов просто взрывоопасной. Москвичи восприняли итоги выборов как демонстративное игнорирование мнения миллионов людей. Вечером начали стихийно проходить митинги, то тут, то там звучали требования о политической забастовке... Горбачев сам не ожидал такого поворота вещей, но ничего сделать было нельзя, итоги выборов уже утверждены.
Но, как всегда бывает в нашей действительности, в конце концов появляется одиночка, который умудряется найти выход из самого тупикового положения. На этот раз такой палочкой-выручалочкой стал Алексей Казанник, депутат из Омска. Его выбрали в состав Верховного Совета, но он снял свою кандидатуру в мою пользу. Съезд должен был утвердить эту рокировку, и, когда в зале поднялись руки и Горбачев увидел, что предложение проходит, на его лице было нескрываемое облегчение.
Так я стал депутатом Верховного Совета СССР и вопрос о моей будущей работе сам собой отпал. Через несколько дней меня выбрали председателем Комитета Верховного Совета СССР по строительству и архитектуре, в связи с этим я вошел в состав Президиума Верховного Совета СССР.
Про съезд можно рассказывать долго. Драматичных, захватывающих, острейших ситуаций на нем произошло множество. Но еще раз повторюсь, свидетелями этих событий была вся страна, да и весь мир, которому далеко не безразлично, что творится на одной шестой части света... Поэтому не буду больше подробно останавливаться на этих эпизодах, жизнь после этого ушла вперед.
Почти два месяца работы сессии Верховного Совета СССР, организация Комитета по строительству и архитектуре, полная неразбериха в осуществлении депутатских функций - отсутствие кабинетов для работы, помещений для приема избирателей, невнятные рекомендации относительно секретаря-помощника депутата, диктатура аппарата Верховного Совета над самими депутатами, в общем - наш традиционный хаос. Мы учимся, поступили только лишь в первый класс большой парламентской школы, а пока дойдем до университета, страшно представить, сколько времени пройдет.
Из ключевых эпизодов лета - забастовки шахтеров, всколыхнувшие всю страну. Время послушного, испуганного, марионеточного рабочего класса прошло, и я хочу верить, оно кончилось навсегда. На арену вышел совсем другой рабочий, уважающий свое достоинство и свой труд. Конечно, очень много по-прежнему запуганных, усталых, с трепетом глядящих на начальство людей, вообще, страх вошел уже в наши гены, но других - с распрямившимися плечами, с поднятой головой рабочих с каждым днем все больше и больше. Эти рабочие возглавили стачечные комитеты, за этими рабочими пошли тысячи, десятки тысяч горняков.
Реакция Москвы была в этот раз точной и быстрой. Пару дней, пожалуй, газеты писали о требованиях забастовщиков в раздраженном и привычно понукающем тоне, а потом разом со всех трибун, со всех газетных полос полная поддержка позиции шахтеров.
