На следующее утро, в субботу, Скотт подвез меня все к тому же началу маршрута, и мы договорились, что он вернется за мной через десять часов. И я двинулся наверх в одиночное восхождение, причем пешком: пик Лонгс необычен тем, что ветер сдувает с его склонов практически весь снег, так что от лыж проку мало. Выйдя на 3900 метров к Кейхол — первый раз вернувшись к этому месту за восемь лет, — я увидел, что наветренные склоны и жандармы[51] западной стены и северного гребня покрыты толстым слоем инея. Ветер, проносясь над горой, высушивает воздух ниже точки росы, затем иней конденсируется на любой открытой поверхности, когда переохлажденные водяные пары соприкасаются с верхними склонами. Ледяные грибоподобные образования, стоящие на протяжении всего гребня, показывали, что в основном здесь дуют штормовые западные ветра. Особенно вдоль скального ребра, расширяющегося к западу от верхней части кулуара Траф и Нэрроус. Пик Лонгс был моим первым четырнадцатитысячником, и сейчас я шел к вершине тем же маршрутом, что и восемь лет назад.
Так как я не надел кошки и не достал второй ледовый инструмент из рюкзака, я старался избегать участков, покрытых льдом. И по той же причине я не пошел по Хоумстреч — этот путь был покрыт толстой ледяной коркой. Я пошел траверсом, преодолел шестидесятиметровое поле глубокого снега, переходящее в серию полок, за которыми шел вертикальный камин с коротким нависанием в самом конце. Уперевшись ногами в правую стенку камина, спиной — в левую, я снял рюкзак, чтобы пролезть через нависание. И тут меня подвели не навыки скалолаза, а навыки баскетболиста.
Я попытался зашвырнуть рюкзак через нависание прямо на вершину. Это была не самая лучшая идея, бросок получился слабым, и, вместо того чтобы приземлиться на большое — размером с футбольное поле — вершинное плато наверху, мой рюкзак ударился о нависание и улетел вниз и налево от меня. Потеряв равновесие от броска, я крутнулся вокруг оси как раз вовремя, чтобы увидеть, как рюкзак проносится над моей головой и, отчетливо видный на фоне стены, уходит в свободный полет. Пролетев метров тридцать, он врезался в снежный склон слева от цепочки оставленных мною следов и, набирая скорость, заскользил вниз, к шестисотметровой пропасти. Но в последний момент чудесным образом застрял в полуметровой трещине посредине скальной плиты.
Я не дышал, боясь поверить в чудо, но мое восхищение Божьим промыслом разом испарилось, как только я понял, что мои кошки и второй ледовый инструмент, которые очень пригодились бы для спуска по Хоумстреч, лежат в этом самом рюкзаке. Я перелез через нависание, прогулялся через едва различимую высшую точку плато и сделал несколько фото. Потом вышел и сел на камень, нависающий над маршрутом Даймонд — известной восточной стеной пика Лонгс. Абстрагировавшись от неприятностей, я наслаждался ощущением огромной пропасти, раскинувшейся под моими ногами. Но где-то далеко все равно свербила мысль о том, что мне надо выручать рюкзак. И как я буду это делать?
Несколько минут спустя я начал спуск по Хоумстреч, сурово сжав зубы и наморщив лоб; я сделал несколько движений вниз, глядя в штормовые облака. Вскоре глубокий снег стал мельче, и под ним появился лед, хорошие летние зацепки превратились в гладкие смазанные бугорки. Я повернулся лицом к склону и начал сначала правым, потом левым ботинком искать точку опоры. Глядя на левую ногу и стараясь не замечать пропасти за спиной, я счистил снег с небольшого выступа, который держал мою ногу, когда я нагрузил ее. Вогнав для поддержки клюв своего инструмента в сантиметровый участок рыхлого льда, я сделал еще три шага вниз и оказался в надежной трещине около камня. После этого я опять повернулся спиной к склону, сел на задницу и съехал по каменной плите до следующего заснеженного скального сброса.
Мне было нужно спуститься метров на десять к нескольким скальным отколам, которые отставали от каменной плиты примерно на дюйм. Держась за эти хорошие зацепки, я мог переместиться на шесть метров вправо. У меня было два варианта: я мог пойти налево, как и стоял, лицом к склону, — и через три довольно простых шага выходил на пятиметровый траверс через плиту. Траверс достаточно крутой, зато чистый, безо льда и снега. Второй вариант: я мог спуститься прямо вниз по снежному желобу справа от плиты, следуя обычному маршруту восхождения и спуска, и таким образом избежать опасного траверса по плите.
Иди по снегу. На плите слишком мало зацепок, это очень рискованно.
Первые четыре шага я спускался в снежном желобе. Мне удавалось найти надежные зацепки для рук и достаточно быстро и безопасно спускаться. Я опять двигался спиной к склону, скользил задницей по снегу. А руки я раскинул в стороны, упираясь ладонями в серовато-бурый гранит желоба. Мой ледоруб свободно болтался на темляке, надетом на кисть, и позвякивал каждый раз, когда я дергался корпусом, чтобы переместить руки чуть дальше по скале. После того как я достаточно легко спустился на три метра, моя левая нога быстро заскользила вниз по льду, скрытому под снегом. Опустив тело так, что правая нога подогнулась под самые ягодицы, я тянул левую ногу все ниже, но она соскальзывала при каждой попытке. Да, именно здесь мне очень пригодились бы кошки.
Схватив головку ледоруба в левую руку, я воткнул его в снег до самой скалы. Нагрузив ледоруб, я смог потянуться левой ногой еще на пятнадцать сантиметров, но не нашел чистой ото льда зацепки для ноги. Все это было бы детской игрой, будь на моих ботинках те самые несколько металлических зубьев. Я проклял себя за то, что сделал эту ошибку — упустил рюкзак. Я крутнулся слишком далеко на правую ляжку, вытянул подошву правого ботинка в снег, но ее выдернуло, и я сорвался. Инстинктивно я перевернулся на живот и схватил древко ледоруба в правую руку. Я был в позиции самозадержания, но мое тело скользило ниже ледоруба, ноги скользили по скальной плите, я почти не нагружал клюв ледоруба, к тому же на него надо давить постоянно, а у меня это не получалось. Вот ледоруб вырвало из склона, и я заскользил вниз, туда, где снег заканчивался и начиналась сорокаградусная скальная стенка. Набирая скорость, я чувствовал, как гранитные крошки скребут мои водонепроницаемые штаны выше коленей. Сквозь закрытые глаза я видел, как жадная утроба пропасти зияет внизу, дыхание мое прервалось. «Это все, — подумал я, — шансов никаких».
Пытаясь воткнуть ледоруб в плиту, чтобы остановиться, я подтягивался на древке, поочередно перемещая плечи. Клюв скользил по плите, раздавался противный скрежещущий звук стали по граниту. Я потратил немало сил, чтобы держать глаза закрытыми. Я не хотел видеть, как стенки желоба скользят все быстрее и быстрее, пока сила тяжести не схватит меня за шкирку и не бросит на крутую стенку, вдоль которой я полечу в шестисотметровую пустоту, безжизненный, как тряпичная кукла.
