МВЭС раздали и расклеили по Москве, в основном возле станций метро, тысячи наших листовок с обращениями, распоряжениями и приказами Ельцина и Кобеца.
Всякий раз, когда я смотрел в окно, то видел возле Дома правительства всё возрастающее число искренних защитников демократии. Долгие десятилетия советской власти – власти обмана и страха, угрозы быть арестованными за двусмысленно сказанное слово о существующем режиме – не смогли вытравить из душ наших людей желания подлинной свободы.
Нас поддерживали те, кто не боялся выстрелов в упор. Их не страшили угрозы путчистов об уголовной ответственности за «пособничество», за нарушение комендантского часа, постоянно передаваемые ГКЧП по всем каналам радио и телевидения.
Чтобы отрезать нас от народного ополчения и оголить Белый дом, военный комендант Москвы Калинин ввел комендантский час с 23:00 до 5:00. Но практически никто не дрогнул и не ушел с баррикад. На баррикадах мы видели великого Мстислава Ростроповича, Андрея Макаревича с его «Машиной времени» и других музыкантов.
Несколько раз мне удавалось связаться с женой. В ее голосе я слышал только поддержку и желание успокоить меня. Она рассказывала, что многие наши знакомые и друзья идут на помощь к Дому правительства.
В моем избирательном округе, там, где сейчас расположен квартал Москва-Сити, находился завод железобетонных изделий. Я вовремя вспомнил об этом, потому что не только люди, но и техника путчистов стала значительно прибывать. Удалось связаться с моим избирательным штабом и сотрудниками завода. Они тут же согласились помочь. Через несколько часов по моей просьбе Дом правительства ощетинился, как неприступными горами отгородившись от мятежников многочисленными железобетонными и стальными конструкциями, вывезенными с этого завода.
Сначала это были бракованные изделия, а потом в ход пошел «первый сорт», очень пригодились для строительства баррикад и заводские автокраны. Вокруг нашей «крепости» были созданы два кольца обороны: ближнее и дальнее. Особое внимание уделялось Бородинскому и Новоарбатскому мостам. Из наших источников мы знали, что основные силы для штурма будут выдвигаться по радиальным магистралям со стороны кольцевой автодороги.
Общество быстро раскололось надвое. Причем большая часть – это были наши сторонники, и определенная их часть была именно среди думающих «силовиков». Они информировали нас о передвижениях боевых частей и планах гэкачепистов. В какой-то момент мы узнали, что заговорщики рассматривают возможность высадить десант с реки, со стороны Краснопресненской набережной. Это примерно 150 метров от нашего здания. Времени построить баррикады длиной более 600 метров не было. Да и оперативно подвезти такое количество строительного материала в данной ситуации никто бы не смог.
И все-таки мы нашли оптимальное решение: вице-премьер Михаил Малей, мой коллега по разработке принципов приватизации, смог подогнать к набережной две огромные баржи, которыми блокировал возможность высадки десанта со стороны Москвы-реки. На баржах были установлены динамики, транслировавшие все наши обращения и призывы к москвичам, и небольшое количество взрывчатки для возможного их затопления.
Большинство членов российского правительства и парламентарии находились в здании. Спали мы урывками, на раскладушках, не расставаясь с оружием. Конечно, сном это назвать трудно: часто объявляли тревогу. Тогда мы брались за руки и смыкали живое кольцо вокруг Белого дома. На баррикадах я видел даже священников.
Сотрудники аппарата Дома правительства делили с нами все тяготы полувоенного быта. Я был глубоко тронут, когда глубокой ночью раскладушку и одеяло принес мне заместитель заведующего секретариатом премьер-министра РСФСР Виктор Векшин.
Нелегко пришлось и военным, которым путчисты отдавали приказы силой захватить Белый дом. Они не хотели, да и не могли стрелять в своих практически безоружных сограждан. Психологически солдатам и офицерам предстояло сделать трудный выбор: не подчиниться приказам, а значит, нарушить присягу, или хладнокровно давить и расстреливать защитников Белого дома, среди которых были их родные, близкие и знакомые. Эта своего рода «сдержанность» во многом помогла нам. К тому же шел дождь, тучи прогнули небо почти до земли, и ни самолеты, ни вертолеты не вылетели для воздушной поддержки штурма Дома правительства.
Поздно ночью после долгого обсуждения Борис Ельцин подписал заявление, которое на следующее утро было передано по всем каналам связи:
Заявление
В целях недопущения эскалации конфронтации между обществом и армией, предотвращения гражданской войны, исключения неправовых, насильственных действий в отношении кого-либо заявляю:
Лица из числа военнослужащих и сотрудников Министерства обороны СССР, МВД СССР, КГБ СССР, втянутые в антиконституционные действия Комитета по чрезвычайному положению, не будут привлекаться к ответственности за выполнение решений своих руководителей в случае немедленного и неукоснительного исполнения указов и распоряжений Президента РСФСР, постановлений Совета Министров РСФСР, иных органов и должностных лиц РСФСР.
Б. Ельцин
20 августа
На семнадцатом этаже Дома правительства находился мой небольшой кабинет № 1725. Поскольку заседания правительства, президиума и переговоры иногда с перерывами продолжались весь день, кроме основного помещения МВЭС на улице Льва Толстого, мне выделили небольшой кабинет в 15 квадратных метров в Доме правительства, в котором ничего, кроме стола, стульев, сейфа и телефона, не было.
Сверху были видны баррикады и костры, у которых грелись люди. Несмотря на дождь, людской поток всё не кончался. Танкисты мирно переговаривались с защитниками Белого дома. Они намного быстрее, чем те, кто их сюда послал, поняли: ценность человеческой жизни везде одинакова, она не зависит от политических пристрастий.
Тем временем заместитель министра обороны СССР, главнокомандующий сухопутными войсками СССР генерал Варенников отправлял Язову из Киева истеричные шифрограммы с требованием «…немедленно принять меры по ликвидации группы авантюриста Ельцина Б.Н.».
Тогда Язов срочно вызвал обезумевшего генерала из Киева. Дескать, сам и ликвидируй, а там посмотрим, как у тебя получится.
Ночь казалась бесконечной. Каждый из нас знал свой маневр и действовал в соответствии с распределением обязанностей. Надо отдать должное Бурбулису, который так же, как и Скоков, многое сделал для координации действий по подавлению путча.
Нам раздали противогазы – на случай химической атаки «Черемухой». Мне почему-то выдали целых два. Когда я надел один из них, то понял, что не смогу пробыть в нем и несколько минут, тем более – действовать и стрелять в случае нападения.
Утром 20 августа ГКЧП было принято принципиальное решение о штурме Белого дома – вводился в действие план войсковой операции под кодовым названием «Гром», которая была подготовлена под руководством генерала Варенникова по всем правилам военного искусства.
Мы опять собрались у Ельцина, обсуждая стратегию и детали дальнейших действий.
Еще примерно за месяц до путча произошло тревожное для нас событие. Бдительный Коржаков почти случайно обнаружил в кабинете Ельцина систему звукозаписи. Эта система была совмещена с системой глушения, могла как записывать переговоры президента России, так и мешать такой записи со стороны посетителей. Сами приемные устройства находились внутри безобидного электрического щита в одном из коридоров Дома правительства. Эту систему, естественно, быстро отключили.
После этого я пригласил соответствующих специалистов к себе в министерство на улицу Льва Толстого, и они также обнаружили в моем кабинете два «жучка», которые тут же удалили.
Очевидно, в кабинете Ельцина была еще и дублирующая система прослушки, построенная на других, более современных технических средствах, которые в то время было невозможно обнаружить. В этом мы вскоре убедились во время попытки государственного переворота. Складывалось впечатление, что заговорщики знают о нас больше, чем должны были бы знать.
Я срочно пригласил в Белый дом своих доверенных лиц из ассоциации, объединяющей ветеранов-«афганцев», которые поддерживали меня во время избирательной кампании 1989 года. Они обещали к вечеру выставить на защиту нашей «крепости» 200–250 бойцов и каждый день укреплять ополчение за счет прибывающих добровольцев. Я спросил, что предположительно можно было бы сделать для Горбачёва. Посовещавшись, они предложили два варианта.
Охрана Михаила Горбачёва, скорее всего, немногочисленная. Можно провести силовую операцию по его освобождению и попытаться скрытно вывезти. Важен фактор неожиданности. Но это маловероятно – самолет собьют.
Более реально – после нейтрализации охраны не вылетать в Москву, а обеспечить Горбачёва надежной связью, чтобы он мог связаться с командующими военными округами и как главнокомандующий Вооруженными силами СССР отменить приказы и распоряжения ГКЧП, сместить Янаева и Павлова и силовых министров. Но для этого придется захватить узел правительственной связи.
Через какое-то время они сообщили
