Доводы Государственного совета кажутся, конечно, трогательными и наивными — настолько они не соответствовали реальным планам адресата. В сентябре своё увещевательное письмо королеве вручил Пер Брахе, но ни малейшего воздействия на Кристину оно тоже не оказало. Обращение Брахе было в той обстановке довольно смелым шагом, все советники прятались за спины друг друга и инициативу в отговаривании королевы от её решения не проявляли.
Потом за дело взялся бывший фаворит Кристины М. Г. Делагарди. Во главе небольшой делегации, состоявшей из трёх человек, не считая его самого, граф отправился во дворец. По пути он чуть не потерял своих спутников — все дрожали от страха предстать перед королевой и попытались сбежать. Когда четвёрка советников вошла в зал, где в это время находилась королева, то увидела рядом с ней много посторонних лиц. Кристина встретила их холодным взглядом. Впрочем, она взяла прошение, прочитала его и… прослезилась. Вероятно, экс-фаворит сумел затронуть самые сокровенные струны её души. Она поблагодарила своих верных подданных за советы и сказала, что сама будет нести ответственность за своё решение и освобождает Государственный совет от этой обязанности. Она добавила также, что хотела бы снова собрать по этому вопросу заседание правительства, чтобы обсудить наилучшие способы решения вопроса. Делегация вернулась обратно в зал заседаний, где её ждали другие члены правительства. Все подавленно молчали и ждали приговора, но когда услышали о тёплом приёме, оказанном королевой делегации, то воспрянули духом и, по воспоминаниям Делагарди, от радости расплакались.
Дискуссия о том, как помочь делу, затянулась до ноября. И Кристина сдалась. По всей видимости, Ю. А. Сальвиус, на последнем этапе посвящённый в планы Кристины, отсоветовал ей предпринимать такой резкий шаг по внешнеполитическим соображениям и она его послушалась. Ей также стало ясно, что без согласия Госсовета добиться поддержки риксдага будет невозможно. И она взяла обратно своё решение об отказе от короны и дала обещание продолжать выполнять обязанности королевы Швеции. Вероятно, она посчитала, что дело ещё не созрело.
Пфальц-Цвейбрюкенское семейство заволновалось — теперь с ними могло случиться что угодно. Но их страх был напрасен — ничего дурного против них никто не замышлял. Кристина выразила желание, чтобы Карл Густав приехал в Стокгольм и хотя бы своим присутствием напоминал всем о своих правах на трон, но принц упорно отказывался и отсиживался в мрачных углах замков Грипсхольма, Боргхольма и Эланда. Когда королева как-то попросила архиепископа Юханнеса Канути Ленеуса употребить своё влияние на Карла Густава и уговорить его жениться на выбор на мекленбургской или готторпской принцессе, тот ответил, что для принца наилучшим был бы третий вариант.
— Какой? — удивилась королева.
— Королева Швеции Кристина, — ответил архиепископ.
Брачные разводы тяжело даются людям, а уж развод с высшей властью — в особенности. Да и не все ещё карты оказались в руках королевы. Чтобы оставить трон и страну, требовалась более тщательная подготовка. Неудавшаяся попытка произвела на Кристину такое сильное впечатление, что именно в это время у неё появилась мысль отказаться от своих планов сменить веру, о чём свидетельствуют сохранившиеся черновики трёх её писем. Впрочем, не исключено, что эти письма были всего лишь очередными уловками, призванными скрыть её тайные планы. В автобиографии она пишет, что первая попытка абдикации[63] не удалась, потому что она решила ещё немного послужить стране.
Психическое состояние королевы было в это время катастрофическим. Всё чаще она исчезала по ночам из дворца и совершала странные одиночные верховые прогулки. Всё чаще с ней случались обмороки. Они могли продолжаться до часа, и после них к королеве долго не возвращался дар речи. Слишком непосильными для неё оказались и королевские обязанности, и споры с правительством, и разлад психики с физикой, и огромное напряжение перед предстоящим прыжком в неизвестное.
В конце 1651 года Стокгольм потрясло странное и жуткое событие.
К Карлу Густаву, гостившему у брата Адольфа Юхана в замке Боргхольм, пришло письмо, тщательно запечатанное в два конверта. Послание начиналось злобным пасквилем на королеву, погрязшую в удовольствиях, разврате и разбазаривании государственных денег, а также на дворян и клан Оксеншернов, разоривших крестьян и жаждущих взобраться на трон. Но это была прелюдия к самому главному, содержавшемуся во второй части текста. Какой-то доброжелатель пфальцграфа писал о том, как Ю. Маттиэ заставил королеву отказаться от брака с Карлом Густавом, как принц дважды интригами Оксеншерны был удалён в Германию и как резко настроены «оксеншернисты» против занятия им трона. Аноним утверждал, что на Карла Густава готовится покушение с целью убийства, в частности, мать Магнуса Делагарди, Эбба Брахе, уже приготовила для него яд. Аноним предупреждал Карла Густава о том, чтобы он избегал посещения Якобсдаля, имения Брахе и самой столицы, и советовал собрать верное войско, чтобы войти с ним в Стокгольм и «разобраться» со своими врагами. После этого можно будет спокойно отобрать у дворян полученные от государства земли и править Швецией спокойно и счастливо.
Подозрение в авторстве пасквиля сразу пало на некоего Арнольда Юхана Мессениуса, сына упсальского профессора Юханнеса Мессениуса, осуждённого в 1616 году за принадлежность к ордену иезуитов. А. Ю. Мессениус провёл 16 лет в ссылке в Карелии вместе с отцом, а потом был помилован, возвращён в Швецию и получил должность государственного историографа. Семья Мессениусов традиционно входила в круг клиентов и сторонников семьи пфальцграфа Юхана Казимира. Мессениус был естественно обозлён на целый свет, в особенности на А. Оксеншерну, долго препятствовавшего его помилованию, обладал скандальным, вспыльчивым и строптивым характером и был ярым противником дворянства.
Карл Густав решил это дело расследовать. Он заподозрил, что аноним метил именно в него, и расценил пасквиль как провокацию. Поэтому он отправил полученное письмо в Стокгольм ко двору и сопроводил заверениями в своей преданности королеве и власти. Одновременно он предупредил о произошедшем А. Ю. Мессениуса. Кристина пришла в ярость — особенно её разозлило карикатурное изображение собственной персоны. Дело получило огласку за границей. Она немедленно вызвала к себе всех секретарей своей канцелярии, показала им текст пасквиля и спросила, известен ли им почерк его автора. Кто-то узнал в нём руку одного писца. Писаря тут же вызвали на «ковёр», и тот признался, что написал пасквиль по заданию Арнольда Мессениуса, служившего при дворе камер-пажом сначала у Карла Густава, а потом у его брата Адольфа Юхана.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
