горелки и тихо ответила:
– Всё в порядке.
Она расправила широкие рукава и взяла со стола шоколадную конфету в красивой обёртке, но разворачивать не спешила. Ван Чжэн всё катала её на ладони, словно хотела съесть, да никак не решалась.
– Возьмите вот эту, она вкусная, – посоветовала староста и протянула другую.
– Я просто смотрю. Не могу есть… сладкое, – тихо ответила Ван Чжэн и начала рассказ: – Вследствие различных природных катаклизмов люди постепенно переселялись на эти земли и объединялись с другими общинами. Первым сюда пришёл народ кхамба[52]. В культуре тибетцев принято небесное погребение. После смерти человека к делу приступал рогьяпа – мастер, который проводил обряд: расчленял тело, дробил кости, смешивал их с цампой[53] и отдавал птицам. Если те съедали тело не полностью, это считалось дурным знаком, поэтому мастерство рогьяпы ценилось очень высоко. Эта хижина некогда служила домом такому мастеру. – Староста вздрогнула. – Рогьяпа пользовался уважением, но люди избегали с ним близкого контакта из-за его работы. – Го Чанчэну вспомнился Палач. При упоминании о нём все тоже испытывали благоговейный трепет, но при этом старались держаться в стороне, словно одно его появление сулило страшную беду. И только Чжао Юньлань не гнушался его компанией. – Впоследствии сюда пришли и другие народы. Большинство из них занимались скотоводством, но встречались и земледельцы. Случались этнические конфликты, войны, смешанные браки, со временем люди начали перенимать чужие обычаи, в том числе небесное погребение, но со своими вариациями. – Ван Чжэн напоминала учительницу истории, тихий голос и сухой пересказ фактов могли с лёгкостью убаюкать любого, но только не студентов Шэнь Вэя. Они искренне интересовались темой и тщательно всё конспектировали. Чжао Юньлань наелся мяса, перетащил спальный мешок поближе к профессору и устроился отдыхать. – Постепенно климат становился всё более суровым, и люди начали покидать эти места. Позже, где-то в… Хм, я точно не помню, вроде во времена династии Сун[54] или Юань[55] здесь случилось ужасное бедствие, и все, за исключением горстки ханьга, нашедших укрытие в пещере, либо погибли, либо сбежали и больше не возвращались.
– Об этом есть упоминания в исторических хрониках? – поинтересовалась староста.
Ван Чжэн покачала головой.
– Эти земли не принадлежали Центральной равнине[56]. Местные жили обособленно, не знали ханьской письменности и никак не взаимодействовали с внешним миром, поэтому записей не осталось. Но согласно преданию, в тот год снег с вершины горы обратился свирепым демоном, из воды и трещин, что появились в земле, вылезли белые монстры, которые хватали людей и скот, вспарывали им животы и отрывали головы.
– По описанию похоже на землетрясение, которое вызвало лавину, – предположила староста.
Ван Чжэн не стала ни подтверждать, ни опровергать её догадки и продолжила рассказ:
– Позже народ ханьга поселился где-то в районе нынешней деревни Цинси. После ухода тибетцев места для небесного погребения забросили, а хижина на вершине горы стала использоваться иначе. Ханьга решили, что с высоты можно увидеть приближающуюся беду, и каждый месяц отправляли сюда крепкого молодого мужчину для охраны местности. Со временем этот обычай претерпел изменения, и хранитель горы стал самым уважаемым человеком в общине, а хижина – его домом. Чтобы провести важный ритуал, на вершине собирались все жители, и место обрело статус священного.
– Почему я никогда ничего не слышал о народе ханьга? – спросил очкарик.
– Потому что они жили небольшой общиной, не вступали в браки с чужеземцами и уже давно исчезли, не оставив о себе никаких упоминаний.
Студенты задумались.
– А, понятно, – заключил чуть погодя высокий парень. – Получается, они сотни лет занимались кровосмешением, вот в итоге и вымерли.
Ван Чжэн тихо усмехнулась, а староста, которая сидела к ней ближе всего, задрожала.
Когда любопытство студентов поутихло, Шэнь Вэй велел своим подопечным ложиться спать. Он заткнул все щели в окнах и дверях, чтобы не задувал ледяной ветер. Затем спросил у Ван Чжэн, которая вызвалась дежурить всю ночь, не нужна ли ей тёплая одежда, убавил огонь, чтобы вода не выкипела из кастрюли, и наконец забрался в свой спальный мешок.
Чжао Юньлань свернулся калачиком и уснул ещё в начале скучной исторической лекции. Профессор окинул его взглядом. Из уха полицейского вывалился наушник, от мороза лицо слегка побледнело, на нём виднелись следы усталости, но спал Чжао Юньлань так сладко и безмятежно, что, казалось, не проснётся, даже если небо рухнет. Шэнь Вэй аккуратно снял наушники, положил их рядом и накрыл Чжао Юньланя пальто, которое тот беспечно отбросил в сторону.
Го Чанчэн уже начал похрапывать на пару с одним из студентов, Ван Чжэн тихо шуршала у печки. Профессор, вздохнув, повернулся спиной ко всем, но вместо сна продолжил разглядывать Чжао Юньланя.
Дацин свернулся клубочком рядом с Ван Чжэн, а когда ему показалось, что все уснули, спросил шёпотом:
– Во дворе закопаны тела целиком или только головы? Кто эти люди?
– Только головы. У народа ханьга принято обезглавливание.
– Почему они вымерли?
Ван Чжэн ответила не сразу:
– Студент ведь сказал: из-за кровосмешения.
– Не морочь мне голову, я же не дурак. Люди могут вырастить целый табун лошадей, неужто не додумались избегать межродственных связей в деревне? – Дацин раздражённо зашевелил усами. – В общине явно было не две-три семьи, а гораздо больше! Не могла она вот так взять и исчезнуть! Кроме того, среди малых народов распространено многожёнство: как правило, первую жену брали из своих соплеменниц, а вот вторую и третью уже могли из приезжих.
Ван Чжэн взглянула на него и нежно погладила по голове.
– Ты же кот. Ешь сухой корм да рыбу и не забивай голову людскими делами.
У неё был голос и внешность молодой девушки, но в тоне сквозило что-то старческое, словно она уже многое повидала в жизни и на плечи ей давила безмерная усталость.
Дацин сощурился от удовольствия. Ночь становилась всё темнее. Хижина погрузилась в тишину, нарушаемую лишь храпом и ровным дыханием спящих.
Глава VII
Едва наступила полночь, Чжао Юньлань распахнул глаза и сразу встретился с внимательным взглядом Шэнь Вэя. Застигнутый врасплох, профессор на мгновение растерялся, а потом быстро зажмурился. К счастью, Чжао Юньланю было не до того. Он тихо сел, прислушался, а затем жестом велел Шэнь Вэю молчать и вылез из спального мешка. По пути полицейский схватил фонарик и вышел на улицу, Дацин, мяукнув, выскочил следом. Профессор отправился за ними.
Фонарик оказался лишним: на фоне белоснежных вершин горное ущелье вдали полыхало, словно Небеса ниспослали на землю огонь. Пожар разгорелся в нескольких километрах от хижины, но
