и бороться с огнем. Мы добрались домой около четырех часов, и мой муж, который уже несколько дней жаловался на усталость и головокружение, решил, что ему будет полезно искупаться в замкнутом озере под названием Глен-Северн, расположенном на пляже на другой стороне острова. Дети были в восторге и пустились в путь. После купания Франклин окунулся в залив Фанди и побежал домой.
Мы как раз получили много почты, и мой муж сидел в купальном костюме, который успел просохнуть, и изучал корреспонденцию. Через некоторое время он пожаловался, что ему холодно, и решил не ужинать с нами, а лечь в постель и хорошенько согреться, чтобы избежать простуды.
Оглядываясь назад, я понимаю, что он по-настоящему не отдыхал со времен войны. Охота после кампании проходила в напряженной обстановке, а возвращение к делам не давало ему возможности расслабиться, и он постоянно нервничал.
У нас в доме жила миссис Луис Хоу и ее маленький сын Хартли. Мистер Хоу прибыл чуть позже. После ухода моего мужа он остался в военно-морском министерстве, чтобы присматривать за его бумагами и оказывать всяческую помощь новому помощнику министра, которым оказался полковник Теодор Рузвельт. Наконец, покинув военно-морское министерство, Луи обдумывал предложение заняться бизнесом с довольно выгодным жалованьем и решил провести отпуск в Кампобелло, прежде чем принять окончательное решение.
На следующий день Франклин почувствовал себя хуже. У него была сильная температура, и я отправила за нашим верным другом, доктором Беннеттом, в Любек. Доктор Беннетт посчитал, что мой муж всего лишь простудился, а я решила отправить всех остальных в поход, хотя слишком сильно волновалась, чтобы к ним присоединиться.
Путешествие длилось три дня, и к моменту его окончания стало очевидно, что ноги моего мужа частично парализованы. Доктор Беннетт хотел проконсультироваться, и мы выяснили, что доктор Кин находится в Бар-Харборе, штат Мэн. К этому времени прибыл мистер Хоу и вместе с капитаном Колдером отправился на встречу с доктором Кином. Доктор Кин решил, что это форма паралича, но не смог объяснить причину. К этому времени ноги Франклина парализовало окончательно.
Некоторое время не было никаких улучшений. Дни тянулись, а врачи твердили, что ему нужна сиделка, но найти ее было трудно, поэтому я сама ухаживала за ним и спала ночью на кушетке в его комнате. Временами у Франклина была очень высокая температура. Из-за этого требовался квалифицированный уход, и я была благодарна мисс Спринг за каждый урок, который она мне дала.
Наконец дядя моего мужа, Фредерик Делано, попросил нас пригласить из Ньюпорта известного врача по полиомиелиту – доктора Ловетта. Он внимательно осмотрел моего мужа и после консультации подтвердил, что это полиомиелит.
Я была в панике, потому что, кроме наших детей, с нами был маленький сын мистера Хоу. Я спросила доктора Ловетта, каковы шансы, что кто-то из детей заболеет. Он сказал, что, вероятно, нулевые, раз они еще не заболели.
После визита доктора Ловетта к нам наконец приехала сиделка из Нью-Йорка, которую звали мисс Рокки, но доктор так лестно отзывался о том, как хорошо ухаживают за моим мужем, не зная, кто этим занимался, что я решила сама продолжить заботиться о нем. Так я и делала до тех пор, пока мы не смогли перевезти его обратно в Нью-Йорк.
Свекровь вернулась из-за границы и приехала повидать моего мужа, а затем вернулась в Нью-Йорк, чтобы все для нас подготовить. Когда опасность миновала, мы заказали частный вагон, в котором и повезли моего мужа. Доктор Беннетт согласился поехать с нами, и мы договорились, что в Бостоне вагон подсоединят к другому составу, чтобы мы поехали прямо в Нью-Йорк без всяких пересадок. Этот шаг требовал тщательного планирования.
Мистер Хоу решил отказаться от места, которое было ему предложено, и вернуться к своему старому начальнику, потому что ясно понимал, что его помощь будет необходима. С тех пор он вложил все свое сердце в работу во имя будущего моего мужа. Работа с почтой и газетами целиком легла на плечи Луиса.
Сначала мы старались не попадать в газеты, не желая ничего говорить, пока не узнаем что-то определенное о будущем. Конечно, мы стремились к тому, чтобы поездка домой прошла как можно более незаметно. Мы положили Франклина на импровизированные носилки, вынесли из дома по неровной земле и каменистому берегу, погрузили в маленькую моторную лодку, проплыли три километра с небольшим по заливу, подняли его по крутому трапу и положили на одну из тележек для багажа. Каждый толчок приносил Франклину боль, пока мы двигались к вокзалу, и носилки пришлось заносить в купе через окно.
Эта поездка была слишком напряженной для моего мужа. Прежде всего из-за чувства беспомощности, которое каждую минуту заставляло осознавать, насколько легко человек может поскользнуться и сбросить его за борт при переходе с причала на лодку. Кроме того, Франклин не хотел, чтобы толпы людей видели его отъезд, и, конечно, в Истпорте мы встретили не только доброжелательный интерес, но и любопытство прессы.
Наконец мы добрались до Нью-Йорка, и здесь моего мужа снова вытащили из вагона через окно, а затем на машине «скорой помощи» отвезли в Пресвитерианскую больницу.
Началось лечение. Время от времени приходил доктор Ловетт, но большую часть времени за Франклина отвечал его молодой коллега, доктор Джордж Дрейпер.
Дети вернулись к учебе и навещали отца каждый день, за исключением Джеймса, который был в Гротоне. Казалось, что время тянется бесконечно, но еще до Рождества мой муж и в самом деле вернулся домой.
Свекровь замечательно повела себя во время этой болезни, хотя она была для нее ужасным испытанием, и я уверена, что, пока мы ее не видели, она часами напролет плакала, но при всех нас была очень весела. Свекровь решила, что Франклин станет инвалидом до конца своих дней и уедет жить в Гайд-парк. Она так сильно тревожилась за его здоровье, что боялась, как бы он не сделал с собой чего-нибудь.
Хотя Франклин большую часть времени проводил в постели, мисс Рокки заботилась о нем только после обеда, поэтому мне приходилось оставаться дома. Мой муж был высоким и тяжелым, но нам обеим удалось научиться делать все, что необходимо. В ту зиму его ноги на несколько недель поместили в гипсовые слепки, чтобы размять мышцы, и каждый день сзади откалывали немного гипса, что растягивало мышцы. Это была настоящая пытка, но Франклин переносил ее без малейших жалоб, как и саму болезнь. Лишь один раз я услышала от него слова, граничащие с отчаянием или обидой. Это было несколько лет спустя, когда он размышлял, стоит ли браться за то, что будет стоить больших денег, если лучше потратить их на случай, что он станет не
