Сразу после того как у нее вырвались эти слова, Сара обнаружила, что спрашивает себя, не зашла ли она слишком далеко. Его глаза, черные, как адские угли, испепелили бы ее, если бы она позволила. Даже через стол она слышала его прерывистое дыхание и, чтобы не дрожать, отчаянно бросила вызов его ярости.
— Конечно, я только беспомощная женщина и не ровня вам физически, и у вас есть слуги, которые слепо вам подчиняются, не правда ли? А теперь, когда вы напомнили, что я полностью в вашей власти, могу ли я спросить вас, что вы собираетесь со мной делать? Убить? Изнасиловать?
— Довольно! — Его голос прогремел как удар грома, и он вонзил лезвие своего ножа в поверхность стола перед собой. — С меня хватит ваших вопросов, обвинений, инсинуаций и вызова вашей всеми превозносимой сексапильности, который вы постоянно швыряете мне в лицо. Позвольте вам это сказать.
Выдернув нож из стола, он направил его в ее сторону таким образом, что она внутренне вздрогнула, думая, уж не намеревается ли он метнуть его ей в сердце.
— Позвольте напомнить то, что я уже говорил: у меня нет намерения изнасиловать вас, как бы вы ни подстрекали меня на подобный поступок. И, уверяю вас, что в конце концов вы будете принадлежать мне: рассердит это моего брата или нет, и станете вы меня за это ненавидеть или нет, но когда это произойдет, это случится по вашей охоте и по вашему желанию, так же, как и по моему.
Непрошеный яркий румянец появился на лице Сары, когда до нее дошел смысл сказанного Марко. Она обнаружила, что смотрит на него, слегка раздвинув губы. Ее дыхание неприятно участилось, совсем как у кролика, загипнотизированного змеей, подумала она позже с внезапным отвращением к себе.
Он коротко и отвратительно рассмеялся.
— Maledizione![10] Неужели я действительно заставил примолкнуть ваш острый язык? Вы смотрите на меня так, словно ждете, что я вскочу со стула и брошусь на вас… подобно этому приготовившемуся к прыжку волку, который висит у меня на шее. Вы боитесь… или очарованы, моя прелестная Дилайт?
— Ваша… ваша… как вы смеете называть меня своей? В любом случае я не ваша — я никогда не буду вашей, даже если вы останетесь последним мужчиной на земле — никогда по моему собственному желанию, никогда!
— Это вызов или просто лицемерие? Для молодой женщины с вашим опытом, которая, по вашим же словам, испытала все виды любовного наслаждения, вы, безусловно, действуете ханжески, если только не думаете произвести на меня впечатление.
Он был, бесспорно, самым презренным, самым тщеславным мужчиной, с которым она когда-либо встречалась! То, как он исказил все ее слова…
— Мне невероятно хочется швырнуть в вас чем-нибудь! — сказала Сара вкрадчивым голосом. — Предпочтительно чем-нибудь очень тяжелым или очень мокрым.
Ее глаза устремились на тяжелую серебряную вазу в центре стола, наполненную прекрасно подобранными экзотическими орхидеями, и она вздохнула, прежде чем пристально взглянула на него; пятна сердитого румянца окрасили ее щеки.
— Но мой… меня приучили стараться действовать, как леди, во всех случаях, даже когда я не в присутствии джентльмена!
Крепко вцепившись пальцами в подлокотники своего стула, Сара вынуждала себя не отрывать от него глаз.
— Вы прекрасно произнесли свой текст, как и подобает умной актрисе, какой, я уверен, вы и являетесь.
Отхлебывая маленькими глоточками крепкий кофе, он поднял свою чашку по направлению к ней в саркастическом признании.
— И вы правы в том, что касается меня, Дилайт… Я не кроткий человек[11]. Эта земля не порождает кротость и не терпит слабости. Здесь у нас в природе встречаются только крайности, ничего из середины, и то же самое можно сказать о самих сардинцах. Вам бы лучше запомнить это.
Временами ее глаза становились похожими на острые осколки зеленого стекла, которые горели желанием обмануть. Марко откинулся на спинку стула, умышленно изучая ее и пытаясь оценить готовность к борьбе. В конце концов, он в этом не сомневался, она сдастся, но до этого ей, безусловно, удастся не раз поразить его своим удивительным упрямством и темпераментом.
Теперь она избрала новую тактику: выстроить между ними стену из льда, ранить его своим молчанием, отвернувшись с презрительным пожатием обнаженного, блестевшего, как шелк, плеча, играя серебряной ложкой. Черт ее побери! Да она ничего больше как девчонка, — неряха, аморальное создание с красивым телом, которым она явно умела пользоваться в постели, чтобы добиться для себя выгоды. Как она смеет разрушать его жизнь — выказывать такое упрямство, что ему пришлось прибегнуть к крайней мере и привезти ее сюда? Она, конечно, играла с ним в какую-то игру, то увлекая его своей притворной скромностью и кокетством, то затем отгоняя проявлением своего нрава или адскими сдержанными манерами.
Он хотел ее безусловной капитуляции. Заставить ее признать, что ее странные нежеланные фокусы заставляют даже воздух между ними дрожать от напряжения. И затем… затем он сможет поставить ее на место; доказать, как слаба ее яростно декларируемая верность его брату Карло, которого она упорно называет своим женихом.
Все, что ему хотелось в данный момент, так это крепко прижать ее стройное распутное тело к своему, вынудив ее губы охотно раздвинуться под его, в то время как он погрузит свои пальцы в густую массу ее блестящих красивых волос. Вот что ему следует сделать, покончив раз и навсегда с этим бесцельным фарсом, который она пыталась продлить. И затем, как только она будет принадлежать ему и ей будет указано ее настоящее место, он сможет вернуться к своим делам и к Франсине, своей любовнице, которая ожидала его в Париже.
— Вы сидите и смотрите на меня по меньшей мере целых пять минут. Не лучше ли вам глядеть на картину, которая не сможет ничего сказать вам в ответ? Честно, я действительно слишком устала и, если вы не возражаете, мне на самом деле хотелось бы уйти… наверх.
Он заметил, как она поперхнулась словом «постель» и вместо него сказала «наверх». Что и говорить, ее настойчивое желание играть роль робкой маленькой девственницы было слегка нелепо!
Сара не осознала, что задержала дыхание, когда увидела, что он встал с преувеличенным поклоном в ее сторону, сопровождавшимся почти презрительным взглядом его глаз.
— Конечно. Вы, должно быть, нашли здешнюю тихую жизнь довольно скучной, а?
Было ли это доказательством того, что все может повернуться иначе и он настаивает на том, чтобы самому проводить ее наверх? Сара слишком хорошо отдавала себе отчет в его мрачной мужественности — его пальцы, сильно сдавив ее локоть, казалось, предупреждали о крайней тщетности попытки убежать от него. Понимал ли он, в свою очередь, что существо рядом с ним охвачено примитивным страхом утратить контроль над собой, потерять часть себя и все свои невероятные романтические девичьи мечты, с которыми она выросла? Если этот высокомерный сардинский герцог овладеет ею, как он угрожает, это произойдет без любви и уважения. Он хочет использовать свое тело в качестве инструмента, чтобы наказать ее, и даже если он прошепчет «Дилайт», как раньше, то это будет совсем не ее собственное имя!
