Путь за Пуповский шлях занял часа три — всадники шли на рысях и, значит, одолели километров пятьдесят. Последние версты тянулись через кленовую рощу, которая вдруг оборвалась обширным полем, местами поросшим невысоким кустарником. Зверев тут же заподозрил в этом просторе болотину — но копыта коней ступали по земле уверенно, никакого чавканья не слышалось, ничего не колыхалось. Может, просто вода слишком близко к поверхности подступала, корни деревьям вымачивая и не давая расти?
— Вон они! — заметил Вторуша по правую руку бродящих среди кустарника оседланных коней.
Путники повернули туда и вскоре увидели расстеленные на земле ковры с яствами и кубками, возлежащих там мужчин и женщин в дорогих парчовых нарядах. То есть в парче были женщины — охотники выглядели куда скромнее. Обычные суконные кафтаны без опушки, стеганые куртки; пара холопов — в тегиляях. Женщин было всего три, охотников, не считая холопов, пятеро.
Князя Друцкого Зверев узнал сразу — по жалкой седенькой бороденке. Это определение не имело ничего обидного: седых волос на бороде старинного лисьинского недруга было столько, что не хватило бы намотать на одно бигуди. Впалые щеки, глаза, острый нос, непонятная худоба заставляли заподозрить у него что-то из онкологического списка. Как раз рак имеет привычку иссушивать человека, словно пожирая его изнутри. Князь зябко кутался в коричневый кафтан с высоким воротником, лишний раз подтверждая подозрения Андрея. Ну а с треугольным заостренным лицом, в стеганке, подшитой на плечах кожей, был, разумеется, Федор Друцкий.
— А вот и Василий Ярославович пожаловал, — приподнялся князь. — Присаживайся к нам за стол, боярин, пусть скакуны твои отдохнут после долгого перехода. Откушай, чем Бог послал.
— Благодарствую, Юрий Семенович, — спешившись, поклонился Лисьин. — Дозволь и мне поделиться, чем хозяюшка моя в дорогу снарядила…
Боярин кивнул, холопы споро расстелили ковры, начали расставлять на них кубки, кувшины, раскрывали лотки с убоиной, запеченными заячьими почками, птичьей печенью и желудками, пирогами с рыбой, капустой, грибами, репой.
— А вот кагор французский, очень я его уважаю, Юрий Семенович. Не желаешь отпробовать?
— Отчего и не попробовать, коли добрый человек угощает? Ты присаживайся, боярин, гостей ты моих знаешь, не раз в походы вместе ходили, а вот супругу впервые, мыслю, видишь. Анастасия, сердечная моя. — Одна из женщин, всего лет сорока, кивнула. Неужели у старого князя такая жена молоденькая? — Это Прасковья, супруга сына моего старшего. А это Елена, доченька моя старшая…
Зверев понял, что драки, похоже, не будет, тоже спешился, отпустил сивому мерину подпруги и двинулся к коврам:
— Доброго вам дня, князья и бояре.
— И тебе долгих лет, младший Лисьин, — кивнул ему, чуть приподнявшись, Федор Друцкий.
— Боярин Лисьин, если верить переписным книгам, — поправил его Зверев.
— Нешто боярин? — удивился княжич. — Так за это надобно выпить. Здравицу боярину Андрею!
Присутствующие с готовностью подняли кубки, осушили, потянулись за угощением.
— Погода стоит удачная, — заметил князь. — Я намедни опасался, сгниет хлеб на корню. Ан Господь смилостивился, не оставил нас с пустыми амбарами. Так ныне припекает — овин не нужен.
— Да, внял Господь молитвам. Удалось нонешнее лето. Ан три года тому и заморозки дважды среди лета случались, и дождь весь листопадник шел. Как к весне кору есть не стали, прямо удивляюсь…
О погоде и сельском хозяйстве бояре могли говорить бесконечно, это Зверев уже знал. Более захватывающей для них и убийственной для него была только тема родственных связей. Встретившись на постоялом дворе, два совершенно незнакомых помещика могли часами перемывать отношения дядьев и дедов, сватьев и деверей, жен и братьев, пока, наконец, не оказывалось, что где-то как-то, через дальних кузин и троюродных дядюшек они все же являются родственниками — ради чего немедленно и устраивалась радостная пьянка.
Здесь рассуждения о погоде, репе и овсе тянулись около часа и шли бы еще дольше, кабы Андрей не заметил сидящую за князем на сундучке пепельно-серую крупную птицу в кожаном колпачке. От лапы к боковой рукояти тянулся тонкий ремешок. Зверев поднялся, обошел ковры, присел перед сундучком:
— Какой красавец! Сапсан?
— А и верно, — хлопнул себя по коленям Юрий Друцкий. — Засиделись мы, бояре. Не пора ли и на охоту собираться?
Слово князя — закон. Все стали тут же подниматься, разбирать коней, усаживаться в седла. Княжич натянул на правую руку толстую кожаную рукавицу, пересадил на нее пепельного сокола, с ним запрыгнул на коня. Рядом тут же закрутился низкий лохматый пес, похожий на пуделя.
— А ты чего без птицы? — поинтересовался Федор Друцкий у Зверева.
— Не любитель я соколиной охоты, — подобрал поводья Андрей. — Мне нравится самому зверя брать, сопротивление его рукой чувствовать, клыки рядом видеть, рычание на лице ощущать. А с соколом что, только смотреть со стороны остается.
— Э-э, боярин, так ведь есть на что посмотреть! — громко засмеялся княжич. — Знать, не видел ты настоящей птицы, не видел настоящего боя, охоты настоящей. Ну да сегодня глянешь! Ату!
Широким шагом Друцкий поскакал вперед, Андрей пристроился чуть сзади справа, с любопытством ожидая продолжения, две женщины — супруга княжича и сестра — немного отстали с левой стороны, там же пристроились еще двое бояр. Остальные, видимо, остались с князем и Василием Ярославовичем. Скорее всего, у Юрия Семеновича был еще сокол. А может, и не один. Князь все-таки.
Собака, вырвавшись вперед на полсотни метров, пошла змейкой, поводя носом и пробивая телом кусты. Друцкий снял с птицы шапочку, высоко поднял руку. Сокол расправил крылья, хрипло клекотнул, спрыгнул с перчатки и начал набирать высоту. Вскоре он занял место высоко над головой хозяина, паря на высоте выстрела из лука. Внезапно пес замер посередине зигзага, приподняв одну лапу и вытянув морду. Охотники подскакали чуть ближе, княжич решительно приказал:
— Ату! — Пес прыгнул вперед — из травы вырвался и помчался над самой землей коричневый комок. — Перепел!
Не прошло и нескольких секунд, как сверху на птицу упал стремительный хищник, и все было кончено. Княжич нагнал сокола, усевшегося в кустах, спрыгнул, протянул птице кусочек мяса. Та перебралась на перчатку, принялась клевать. Свободной рукой охотник перебросил добычу в сумку, вернулся в седло. Сокол как раз доел угощение, снова взметнулся ввысь. Через несколько минут из кустов вылетела новая перепелка. Падение, удар — и еще теплая дичь отправилась вслед за первой добычей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
