Остаток дня прошел без приключений. Они отстояли в церкви у озера положенную службу, исповедались, хотя в причастии им было отказано — из-за завтрака. Потом пообедали, выехали на ближние поля, где вовсю шла жатва. Проверили, как переносит ядовитую осеннюю росу садовая земляника, не полегла ли ботва у репы. Убрать все одновременно не хватало рук, приходилось выбирать, за что хвататься в первую очередь.
Свалив на берегу ручья осинку, отец с сыном, забыв про звание,[29] разделали ее на бревнышки и подлатали мост через Окницу в два шага длиной.
— Оброк скоро повезут, — пояснил Василий Ярославович. — Как бы не свалились с добром в воду.
После этого подошло время ужина, а потом и ко сну пора было отправляться. Придя к себе, Андрей снял поддоспешник, который носил в усадьбе вместо ферязи, стянул через голову полотняную рубаху, снял сапоги, повесив портянки под окном, подальше от постели, по шаровары снять не успел — дверь приоткрылась, внутрь скользнула Варвара и, не глядя на боярина, принялась расстилать постель. Потом, стоя лицом к изголовью, сняла платок, развязала пояс сарафана, стянула его с себя, аккуратно сложила на сундук. Потом сняла рубаху и тут же скользнула под одеяло, натянула его себе под горло, и села, судя по всему, подтянув колени. После недолгого молчания попросила:
— Не смотри на меня так, Андрей Васильевич. Неловко.
— Днем я тебя, помнится, не очень смущал, Варюша.
— Дык то ж баня. Андрей Васильевич… А тут…
— Да… — Зверев посмотрел на дверь, на девушку. — Да. А что ты тут делаешь?
— Василий Ярославович велел… Сказывал, я ныне у вас ночевать останусь. Коли не прогоните. Прогоните?
— Я? — К подобному развитию событий Зверев был не готов. Но все же он был не настолько безумен, чтобы гнать из своей постели обнаженную девушку. К тому же ту, что ему действительно нравилась. — Накройся одеялом и лежи спокойно.
Варя послушалась, и Андрей смог раздеться, не очень стесняясь — после чего тоже забрался в постель.
— Все? — поинтересовалась девушка. — Жарко тут. И душно.
Молодой человек сдвинул одеяло, глянул ей в глаза. Что положено делать в такой ситуации, он не знал. Не попадал еще как-то. Но точно помнил, какие сладкие у Вари губы, склонился к ним и прижался в поцелуе. Она ответила, обняв его за спину. Андрей сместился немного и очутился сверху, а плоть его оказалась настолько жесткой, что девушка испуганно зашептала:
— Не туда, Андрей Васильевич, не туда… Вот я сейчас…
Она немного извернулась, он ощутил внизу нежное прикосновение и уже по воле инстинкта сделал резкий рывок вперед, проникнув куда-то во влажную теплоту. Варвара застонала, закинула голову, до скрипа стиснула зубы, но он уже не владел собой, прорываясь все дальше и дальше, стремясь к чему-то сокровенному, скрытому в ее теле — хотя и не зная, к чему. Сознание словно заволокла какая-то пелена, отделившая разум от тела. А тело буквально разрывалось от непривычного, сладкого напряжения — пока, наконец, не взорвалось наслаждением, оставившим после себя только безумную слабость.
Пелена спала — но Андрей все равно пребывал в блаженном оцепенении, наслаждаясь покоем и близостью такой классной и красивой девчонки.
— Ты самая лучшая, — попытался погладить он девушку по голове, и она прижалась щекой к его руке, придвинулась ближе.
— Спасибо, Андрей Васильевич. Так хорошо мне еще никогда не было. Никогда-никогда. Я, наверное, самая счастливая.
— И я тоже…
Молодой человек уже начал приходить в себя, в нем проснулось любопытство, вполне естественный интерес к женскому телу. Его ладонь выскользнула из-под щеки, поползла вниз, на плечи, чуть приостановилась перед грудью, потом накрыла одну, слегка сжалась, ощущая ее мягкое тепло. Варя не сопротивлялась, и он уже смелее двинулся ниже, одновременно ощущая новое нарастание напряжения и стремления обнять ее, прижать к себе. Нет — стиснуть, захватить, завладеть! Он снова впился в ее губы, как вампир, желающий досуха высосать свою жертву, — и девушка послушно, безропотно отдалась его власти.
* * *
Ночь оказалась слишком короткой, а утро — слишком близким, чтобы двое смогли уделить время для сна. Однако солнце встало — нужно подниматься и смертным. Единственное, что Зверев позволил себе и Варе, так это обойтись без утренней тренировки, а выбраться из постели только к завтраку. После трапезы он все же прихватил лук и привычным путем отправился на берег. Триста метров — с такой дистанции он хотел класть в цель если не все стрелы до одной, то хотя бы восемь из десяти. В здешнем мире с таким результатом можно смело называть себя снайпером.
Часа через два рядом спешился Василий Ярославович, посмотрел на его старания.
— Молодцом. На днях Пахом, наконец, добраться должен, пусть дядька порадуется. Он все твои успехи как свои принимает.
— Да, долго он, — кивнул Андрей, выпуская очередную стрелу. Причем точно в цель.
— Дорога до Москвы неблизкая. Считай, как пешком идет. Это мы на рысях промчались — и то девять дней потратили. А он в пять раз медленнее тащится. А Варя мне понравилась. Ядреная девка. Красивая. Не пробовал, но показалось, горяча она и ласкова. Понимаю, отчего к сердцу твоему легла. Главное, и сама к тебе тянется. Когда так, то вдвое слаще баба кажется. В общем, одобряю.
— Одобряешь? — опустил лук Зверев. Он ожидал услышать от боярина совсем противоположное. — Ты одобряешь то, что я влюбился в дворовую девку?
— А что тебя удивляет? — пожал плечами Василий Ярославович. — Ты же не баба, в подоле не принесешь. Тебе честь девичью беречь ни к чему. Али не веришь, что сам я молод был? Что не знаю, каково оно — на девку ладную запасть, любовью томиться, ночами не спать, волком выть от желания? Знаю, все знаю. Все мы люди грешные, все от страсти хоть раз да сгорали. Да люби ты ее, сколько хочешь! Люби, счастьем своим угорайся, в сладости тони. Твое дело молодое.
— Да?
— Конечно, — спокойно кивнул боярин Лисьин. — Люби, кого пожелаешь. Но токмо об одном не забывай, сынок. Страсть, томление душевное, любовная мука, стремление плотское — это одно. А семья — совсем другое. Когда супругу себе выбираешь, о чести рода забывать нельзя. О близких своих, о достоинстве. О том, как дети жить станут, какое имя носить, как их в обществе встретят. Много о чем нужно думать, когда половину свою на всю жизнь избираешь. А любовь… — Василий Ярославович пожал плечами. — Любовь пусть будет, чего от нее отрекаться? Коли Варвара тебе так к сердцу запала, так забирай ее с собой, я не против. Люби. О долге супружеском не забывай, дети чтобы законные в семье имелись — наследники, рода продолжатели. И люби. Никто тебе того запрещать не собирается. Одно дело — души томление, другое — дела земные. Всему свой час, всему своя доля.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
