Солдат тем временем и не подозревал, что вызывает такой интерес у женщины с обожжённым лицом. Он медленно ехал, погружённый в свои мысли. И изредка поднимал голову, слыша очередной окрик офицеров.
Солдат внезапно отвлёкся от своих мыслей. Сзади него послышался топот. Он сразу же повернул голову и…застыл, потрясённый увиденным.
Его лошадь наклала на дороге. Несколько человек стояли перед этой горкой лошадиного навоза. Больше того, они копошились в нём. Они вытаскивали из него семечки и тут же поедали их.
— Что вы делаете? — солдат был в ужасе от этого зрелища.
— Оставь их, — раздался голос Мухаррем бея. Он подъехал к солдату, довольно улыбаясь, — пусть едят лошадиное дерьмо. Так и они насытятся, и дороги останутся чистыми.
— Может хлеба дать? — осторожно спросил солдат.
— Ещё чего? Эти собаки и так разжирели на нашей доброте…
Когда Мухаррем бей отъехал, солдат пустил коня рысью, чтобы отъехать подальше от этого места. После этого он не раз замечал, как за лошадьми солдат бредут голодные люди, в ожидании момента, когда появится долгожданная еда. Он видел, как люди срывали траву с дороги и пихали её себе в рот.
— Да что же это происходит? — су глубокой горечью, тихо шептал этот солдат.
Шаг за шагом колонна двигалась к Алеппо. Шаг за шагом обессиленные люди падали, не в силах идти дальше. Часто их оттаскивали от дороги и убивали. А иногда и патронов на них жалели, оставляя их умирать медленной смертью.
Наступали сумерки, когда первые заключённые вступили в деревню, что находилась близ города Соуч. Колонну погнали к окраине и только там дали возможность устроиться на ночёвку.
Их изолировали сильной охраной от местных жителей, лишая возможности получить хоть какую-то помощь.
Мириам в темноте, которую едва освещал лунный свет, устроилась у стены полуразвалившегося сарая. Она убаюкивала ребёнка, пытаясь унять надрывный плач девочки. Но ничего не получалось. Ребёнок кричал не переставая. Дочь просила…она умаляла свою мать дать немного молока. Но молока не было. И ребёнок никак не успокаивался. Мириам охватила сильная тревога. Ребёнок посинел. Страшный признак. Мириам осознала, что теряет свою дочь. Ещё немного и она умрёт,…её необходимо было срочно покормить. Время не было совсем.
— Задушить её? — раздался рядом с ней тихий голос отца.
И отец и дочь не замечали турецкого солдата, который остановился как вкопанный, услышав слова Констандяна.
Констандян опустился на колени перед дочерью и протянул руки.
— Я больше не могу смотреть на её страдания, — горестно произнёс он, — дай я задушу её. Дай её мне, Мириам.
— Отец, — тихо произнесла Мириам. Она взяла его за руку одной рукой, второй по-прежнему пытаясь успокоить дочь.
Констандян уткнулся ей в ноги и зарыдал.
— Прости меня…прости…прости, Мириам…я не смог…не смог….мне было страшно…я не смог даже тогда…когда стреляли в моих внуков…не смог… когда моя жена и сыновья остались умирать на дороге…не смог…они страдали а…я, я бросил их…всех бросил…потому что боялся умереть…я не смог защитить свою семью…не смог… как я смогу жить, Мириам…как?
Плечи Констандяна сотрясались от рыданий. Вся его душа изливалась в этих непрекращающихся слезах. Мириам гладила его по голове, пытаясь успокоить.
— Отец…помоги мне, — неожиданно попросила Мириам.
— Я сделаю всё…всё, что ты скажешь, — Констандян попытался взять себя в руки и начал вытирать всё ещё капающие слёзы.
— Всё?
Слабый лунный свет осветил глаза Мириам. В них светилась …вера…вера и самоотверженность. Констандян был потрясён и не понимал этого взгляда, пока не услышал слова свои дочери.
— Помоги мне накормить дочь!
— Но как? Как? — прошептал в смятении Констандян. — Откуда мне взять молока? Везде охрана. Я не успею сделать и нескольких шагов…как меня убьют!
Вместо ответа, Мириам протянула ему правую руку.
— Мой ребёнок умрёт, если я его не накормлю. Её жизнь дороже моей. Помоги, отец…
— Что? Что? — закричал Констандян.
Сразу после этого раздались окрики солдат, приказывающих замолчать.
Ребёнок продолжал надрывно плакать. Мириам с нежностью поцеловала её в лоб и снова протянула отцу правую руку.
— Вскрой мои вены. Я накормлю её кровью.
— Нет, Мириам, нет…
— Отец…ты обещал помочь мне…
— Я не буду тебя убивать, нет, — с неожиданной твёрдостью ответил Констандян, — ты не выдержишь этого. Ты умрёшь, если я это сделаю,…пусть лучше моя кровь прольётся.
— Нет! — в голосе Мириам прозвучала непоколебимая твёрдость. — Сделай, отец или я снова назову тебя трусом.
— Мириам, — Констандян прижался губами к её руками, — но как? Как? У меня нет ножа…нет ничего острого…как я это сделаю?
— Зубами отец.
— Зубами?
— Не медли, иначе она умрёт.
— Как ты скажешь, так и будет…так и будет… — в следующее мгновение Констандян вцепился зубами в протянутую руку дочери. Мириам издала стон, но тут же сжала зубы. Через несколько мгновений она с глубоким облегчением прижала кровоточащую руку к губам дочери. Всё ещё всхлипывая, девочка прижалась губками к материнской руке.
— Спасибо, отец, — прошептала Мириам, с любовью глядя на дочку, которая с таким упоением сосала материнскую кровь.
— Мириам! — Констандян сел рядом с ней и обнял, как когда-то в детстве. — Мириам, дочь моя. Я остался совсем один…совсем один. Но ничего…и мне недолго осталось…скоро я приду к вам…и может тогда мы сможем снова собраться вместе…
— Конечно, отец, конечно, — Мириам положила голову ему на плечо и закрыла глаза, — мы послушаем, как ты ругаешь маму…и как она в ответ незаметно строит тебе гримасы…
— А я ведь не знал, что она так делает…не знал…я никогда больше этого не увижу!
— Отец?
— Что, моя Мириам?
— Ты спасёшь мою дочь?
— Если это будет в моих силах, Мириам…
— Только дойди с ней до Алеппо. Там отдай её в какой-нибудь приют. Только так девочка выживет…
— Хорошо, Мириам. Хорошо. Всё будет хорошо…всё будет, как ты скажешь…
— И не забудь…отец, — Мириам уже с трудом давались слова. Глаза поневоле слипались. Неудержимо тянуло ко сну. — Не забудь…сказать…что это…дочь…Кес…Арута…он найдёт её…обязательно…найдёт. Скажи…дочь…Кес …Арута…
— Скажу, Мириам…
— Обещай…что спасёшь…
— Мириам!
— Поклянись…мне…что моя…дочь…будет…жить…
— Я тебе клянусь! — раздался возле них голос.
Ни отец, ни умирающая Мириам, не могли понять, кому принадлежит дружеский голос. Рядом с ними появилась тень, а потом оба увидели, как перед Мириам на колени опустился солдат их охраны. О, Мириам сразу узнала его. Это был тот самый солдат.
— Ты жена Кес Арута? — тихо спросил он. — А у тебя в руках его дочь?
— Да… — только и могла выговорить Мириам. Полураскрытые глаза смотрели на солдата.
— Жизнью своей клянусь тебе, что доставлю ребёнка его отцу!
Мириам дотронулась до его руки.
— Я верю… тебе… в твоих…глазах была…боль… — мелькнул счастливый луч в глазах Мириам, а в следующее мгновенье её глаза закрылись. Констандян беззвучно плача, забрал ребёнка в свои руки.
— Подожди меня, — только и сказал солдат Констандяну.
Солдат сразу направился к офицерской палатке. Там все веселились. Кашлянув, солдат обратился к одному из офицеров.
— Там женщина умерла. Ребёнок грудной остался, да и старик с ним, уже издыхает, собака. Отведу обоих подальше и пристрелю. Заодно заставлю старика тело дочери забрать.
Эти слова услышал Мухаррем бей. С довольным лицом он похвалил солдата.
— Молодец! Можешь завтра отдыхать весь день. Выбери себе какую-нибудь армянку и веселись целый день. Потом нас нагонишь.
Солдат кивком поблагодарил начальника конвоя и, попросив разрешения, ушёл. Прихватив с собой немного еды, он отправился обратно. Констандян убаюкивал ребёнка в руках. К его плечу привалилось тело Мириам. Солдат снова опустился перед ней на колени и взял её руку. Пульса не было. Мириам была мертва.
— Я скоро вернусь, а ты пока поешь, — солдат протянул свёрток Констандяну. Тот в ответ отрицательно покачал головой.
— Возьми, прошу тебя. Тебе понадобятся силы…ешь. Я скоро.
Солдат ушёл. Констандян, глядя на лежащую в руках внучку, раскрыл свёрток. В нём лежал хлеб и немного мяса. Желудок отказывался принимать пищу, но Констандян заставил себя съесть содержимое. Вскоре вернулся солдат. Кроме винтовки в руках у него была лопата.
— Дай мне девочку, а сам возьми дочь, — так же тихо, как и раньше, сказал он.
Констандян молча передал ребёнка, а в следующую минуту взял на руки тело своей дочери и последовал за солдатом. Солдат вывел его за территорию охранения и повёл в сторону опушки леса, видневшегося недалеко от них. Они шли до тех пор, пока лагерь не скрылся из глаз. Увидев, что они отошли достаточно, солдат остановился и осмотрелся. Шагах в двадцати стояло огромное дерево. Солдат направился туда. Констандян пошёл за ним следом. У дерева солдат остановился и повернулся к Констандяну.
