Начинаю чувствовать себя как в армии: каждый день подчиняюсь чужим приказам, иду в те места, где находиться совсем не хочется, делаю то, что никогда бы в нормальной жизни делать не стала, но только в армии совершают благое дело, а мы творим, что угодно душе двух пацанов. Перед уходом я надела кофту, вручила еще одну Аарону, и от безысходности мы дальше последовали за Питером.
*****
Снова лес, только ветви и туманный вид впереди, больше ничего, с каждым вдохом чувствуется сырость, преобладающая в воздухе. Если наступить на обломленные веточки, они больше не трещат, а проваливаются во влажную землю, покрытую мхом. Питер обнадежил нас тем, что если наши ноги ускорятся, поддав немного темпа, то уже к сегодняшней ночи мы будем в безопасности, а дальше я и Аарон сможем с помощью полиции вернуться домой. О боже, как же там бедные Джон и Барбара, наверное, уже извелись, глотая успокоительные и еле сдерживая себя от бутылок с выпивкой. Как бы Крис или я не выставляли себя жертвами, главные жертвы все же мои опекуны. Представить не могу, что чувствует человек, потерявший своего родного ребенка, а потом еще и дочку покойного друга, о которой нужно было заботиться вдвойне, чтобы ее не отняли. Старший Браун даже после ссоры следил за своим сыном, контролировал, чтобы с ним не произошло ничего плохого, разве это не признак любви родителя? До сих пор не могу понять, почему Крис так просто отмахивается от своей семьи, неужели строить из себя плохого во всем человека главнее, чем мама и папа? Мы подростки, мы импульсивны и часто принимаем неправильные решения, о которых жалеем, но именно это в будущем составит наш опыт жизни. И я не знаю, сколько еще «черновиков» понадобится голубоглазому, чтобы он наконец понял, что не нужно никуда бежать, не нужно прятаться, а стоит лишь всего-то вернуться в родной дом, где есть настоящая защита и правда жизни, а не псевдогангстерские разборки.
Он снова плетется позади всех, спотыкается о пеньки и выемки, словно идет по инерции, не больше. Так хочется сказать ему, чтобы двигал своими окороками шустрей, но отчего-то я даже звука в его сторону пропищать не могу. Честно сказать, даже смотреть вполоборота доставляет мне большие сложности. Как только хотя бы силуэт Криса появляется перед моими глазами, мне кажется, что я схожу с ума, память отправляет в прошлое на пару часов назад и снова мое тело начинает чувствовать странную агонию. Почему я поддалась в тот момент, когда он впился в мои губы? Отчего целуя человека, который относится ко мне как к ничтожеству, я не сбежала быстрей, не продолжила бороться? Неужели я превращаюсь в одного из тех странных людей, которые считают младшего Брауна хорошим мальчиком, оправдывая все его грязные поступки? Нет, это что-то другое, ведь я по-прежнему не перевариваю его, но странность в том, что чувство неприязни существует только в те моменты, когда мои глаза и разум «повернуты спиной» к засранцу. Стоит только случайно заметить холодные, как сталь глаза, то все мои ощущения поглощаются, остается только пустота, и тогда я не чувствую ничего, кроме…
— Кимми! — вырывает меня из размышлений голос Аарона, — Хочу с тобой поговорить, — парень посмотрел по сторонам и вполголоса произнес, — желательно без лишних ушей.
— Мне кажется, им плевать, о чем мы говорим, так что можешь не стесняться, что ты, что я для них — пустое место.
— Ладно, — Аарон согласился говорить сейчас, но все так же продолжал шептать, пытаясь скрыть все свои слова, — Что будет дальше?
— Ну, наверное, очередная деревенька, которую Питер знает, как все свои пальцы, включая те, что на ногах.
— Я не о дороге, — нахмурился зеленоглазый.
— Знаю, просто хотела немного тебя развеселить, — улыбки поникли, — Мне бы тоже хотелось знать, что будет дальше, эта неизвестность пугает меня не меньше твоего.
— Я знаю, что мужчины так не говорят, но мне страшно, Кимми…
— Это естественно и не стоит этого стесняться.
— Нет, ты не поняла, я боюсь не за себя, а за маму, которая осталась в одиночестве в пустом доме, лишь с догадками, почему ее сын так поступил с ней. Чем она провинилась, работая в поте лица ради его образования в элитной школе. Мне больно, когда я думаю об этом. Это вам, богачам, легко вернуться после десятка прогулов, нарушения дисциплины, вас примут, но не меня. В этой школе хорошее образование, но провинившихся бедняков-отличников здесь не чествуют.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Аарон, прекрати так говорить. Почему ты считаешь себя каким-то отбросом? Ведь если так думать о самом себе, окружающие тоже в это поверят! — я слегка повысила голос, но вспомнив тему нашего разговора, вмиг приглушила громкость своего рта.
— Потому что я и есть отброс, Ким! — Аарон остановился, я встала напротив него и попыталась поймать убегающий взгляд.
Крис уже догнал нас, но мы продолжали стоять и молчать, грудная клетка Аарона то и дело тяжело и резко поднималась от частых вздохов. Браун, не проронив ни слова, пошел догонять брата с сестрой. Как только черноволосый исчез из поля зрения, мы продолжили наш странный разговор.
— Твоя мама все поймет, к тому же ты совсем не виноват во всем, что с нами произошло, если хочешь, я возьму всю вину на себя и скажу, что буквально утащила тебя за собой. А насчет школы, я могу постараться уговорить Джона, чтобы он повлиял на директрису, если, конечно, меня раньше не заберут в детский дом.
— Не говори глупостей, меньше всего на свете я хочу, чтобы ты страдала из-за меня! Не хочу, чтобы тебя забирали…
— Глупенький, — я подошла к другу и крепко его обняла, — Аарон, ты мой самый лучший друг, я не брошу тебя и буду до последнего бороться рядом с тобой, пока органы опеки не разлучат нас.
— Звучит печально, — прошептал мне на ухо парень.
Я сжала его в объятиях еще крепче, в этот момент мне хотелось плакать, но я улыбалась ради Аарона, чтобы он не видел и тени грусти на моем уставшем лице. Здесь, среди бездушных деревьев, грустного неба, больно не только мне, больно всем, но справляется с этим ужасом каждый по-своему, кто-то скрывает, а кому-то нужна помощь. Я засуну свой страх куда подальше, если мой друг не может справиться со своим, я помогу, буду рядом. И пусть меня терзает изнутри, прогрызает сердце, я возьму и его страдания, ведь все плохое, что произошло с Аароном, случилось по моей вине, я обязана это исправить.
— Нужно идти дальше, нельзя останавливаться, если мы хотим выбраться из этого сумасшествия, — я взяла друга за руку и потянула за собой, потом мы ускорили шаг и уже через пару минут мы догнали наших трех попутчиков.
Дорога вновь казалась вечностью, от однообразных пейзажей хотелось выть, не говоря уже о том, что гаджеты и все социальные сети были недоступны уже большое количество времени. В голове уже разрослась информационная дыра. Мозг требовал новых научных разработок, новости о выставке европейских художников, новую песню любимой группы, хоть что-то из мира, где интернет уже давно стал неотъемлемой частью жизни. Но вместо того, чтобы уточнять правдивость слов учителя об очередной исторической дате, я ползаю по лесу, наблюдая за флорой штата Орегон.
— Ребят, привал десять минут, — скомандовал Питер, сбросив сумку с продуктами на землю.
— Мне нужно отойти, — произнесла я.
— Давай, только не далеко, мне некогда искать тебя, если ты вдруг пропадешь в поисках лучшей ямки для туалета, — высказал Пит.
Я промолчала и с кислой миной направилась по своим делам. Закончив, я не спешила вернуться. Хотелось побыть одной и хоть на секунду не притворяться, не сдерживать себя. Я уже устала, мне не хочется никого видеть, сейчас бы лучше лежать в теплой уютной кроватке своей комнаты, слушая тишину. Немного пройдясь, я присела на пенек и склонила голову, пытаясь освободиться от любых мыслей, которые бесцеремонно вползали в мой мозг.
— Эй, ты чего расселась? — Мел напористо приближалась все ближе ко мне. Даже в странной одежде эта девушка остается чертовски привлекательной. Она одна из тех, кто может надеть старую юбку и сказать, что это теперь модно, и все поверят ее словам, не потому, что им нравится, а потому, что это Мелисса, а имя в наше время значит многое, но не всегда это хорошо.
