Что же касается Асунсьон, то она, не поднимая глаз, теребила в руках свой золотой крестик. Лицо ее снова стало непроницаемым, и Жернико избегал смотреть на нее.
К величайшему удивлению Сантера, он первым нарушил молчание.
— Этого человека я встретил как-то вечером на одной из улиц Пекина, — рассказывал Жернико. — Глаза его скрывали темные очки, но я готов поклясться, что они смотрели на меня. Когда же на «Аквитании» я оказался на верхней палубе всего через несколько секунд после смертельного падения Намота, мне почудилось, будто я видел убегающего человека, помнишь, я говорил тебе об этом. Мне почудилось также, что у человека этого была борода; осанка и весь его облик напомнили мне того… Хотя, конечно, я мог и ошибиться, ведь стоит однажды увидеть чьето лицо и запомнить его, как оно будет потом всюду мерещиться… Беда в том, что эти темные очки и эту яркую бороду мне довелось увидеть еще раз!.. Случилось это в тот момент, когда такси, на котором я к тебе приехал, отъезжало от вокзала. Незнакомец неподвижно стоял на краю тротуара, причем нисколько не таясь, и в ту же минуту меня пронзила уверенность, что он следовал за нами от самого Пекина, что это он бросил Намота в море — возможно, сначала оглушив его, — и что завтра, если не раньше, он возьмется за меня, за всех нас…
— Но почему? — изумился Сантер.
— Почему?.. Мне пришла в голову одна мысль, — ответил Жернико. — Конечно, это всего лишь предположение, которое, однако, все объясняет. Представь себе на минуту, что этот человек — либо кто-то другой — узнал, что мы с Намотом разбогатели, узнал и о том, какой договор мы заключили пять лет назад, договор, который связывает нас всех шестерых…
— Ну и что?
— А то, что этот человек, убив Намота, убьет потом и меня, убьет тебя, убьет нас всех, одного за другим!
— Это совершенно немыслимо! — возразил Сантер.
— Отчего же? Послушай… Мы должны поделить пашу… нашу добычу. Не знаю, добились ли чего остальные, но…
— Перлонжуру не повезло.
— Неважно! Тиньоль и Грибб тоже могут вернуться ни с чем, бедными, как Иов. Но в результате дележки они станут богатыми. И вот что получается… Нам шестерым — шестерым минус один уже! — причитается определенная доля богатства, которое исчисляется миллионами. Каждый раз, как один из нас исчезает, доля тех, кто остается, соответственно увеличивается. Если дьявольская сила, которая, как я чувствую, нацелена именно на это, обрушится па пас, возможно, очень скоро в живых останется лишь кто-то один из наших. В руках его сосредоточится значительное состояние… И тогда тот нанесет свой последний удар!
— Воображение у тебя сказочное, — усмехнулся Сантер. — То, что ты рассказываешь тут, намного увлекательнее любого американского фильма. Только не выдерживает никакой критики.
— Это почему же?
— Жизнь далеко не роман с продолжением. Тебя послушать, так человеку этому пришлось бы дожидаться целых пять лет, причем без всякой уверенности в нашем успехе: мы все могли вернуться с пустыми карманами!
— Необязательно, он мог узнать об этом много времени спустя после нашего отъезда, например, два года назад или год, а может, и всегото полгода.
— Но как? От кого?
— Одному Богу известно.
Несмотря па все свое желание со вниманием выслушать невероятную историю, изложенную другом, Сантер не мог согласиться с доводами Жернико. Тот почитал мельком увиденного незнакомца поистине злым духом, наделяя его нечеловеческими возможностями, и на основании чего?.. Какогото кошмара, неясных предчувствий. Рыжий человек, которого он встретил час назад?.. Да в мире столько рыжих людей!
— К тому же твоему предполагаемому убийце пришлось бы уничтожить не шесть, а восемь человек, может, даже и больше! — продолжал Сантер. — Вспомни, о чем мы договаривались: если Перлонжур и Грибб умрут, их старые матери должны получить причитающуюся им долю. Ты, Намот, Тиньоль и я не сочли нужным указывать наследников, однако Тиньоль может вернуться женатым…
— Гм, в глазах человека с рыжей бородой, если он действительно таков, каким мне представляется, человеческая жизнь ничего не стоит… Одной больше, одной меньше!..
Сантер покачал головой.
— Нет, старик, нет! Тебе меня не убедить. Намот, должно быть, попросту упал в воду.
— Каким образом? Остается предположить, что в ту ночь он был пьян. Но это неправда. Я расстался с ним за четверть часа до несчастного случая, оставил его веселым, жизнерадостным. Надеюсь, ты не думаешь, что у него закружилась голова или что он шагнул за борт под воздействием злого недуга? Это еще более невероятно, чем все мои домыслы и предположения.
— Но полиция тем не менее согласилась с версией несчастного случая.
— Естественно, это так удобно…
Помолчав немного, Жернико заговорил вновь:
— Возможно, это не спасет меня от уготованной мне участи, но все утро и отчасти вторую половину дня я занимался тем, что прятал в надежное место все, что привез оттуда. В этом отношении я теперь спокоен, никто, кроме меня, не знает места, где вам следует искать мою долю, если… если я стану жертвой несчастного случая, который произошел с беднягой Намотом. У меня не было времени открыть его чемоданы, но мы пошлем за ними и, если ты не против, проверим вместе их содержимое. Я почти уверен, что у него ничего не могли украсть…
— Ты поступил крайне неосмотрительно, оставив их в такси, ведь шофера ты наверняка не знаешь!
— О! Я записал номер машины… и было бы еще неосмотрительней остановиться возле твоего дома.
Сантер был иного мнения. Жернико оказался во власти навязчивой идеи. Он придумал себе преступного демона, но нисколько не опасался самых обычных воров. Поэтому Жорж немедленно позвонил по внутреннему телефону консьержу, попросил его расплатиться с водителем такси и доставить вещи Намота и Жернико в вестибюль, куда он собирался прийти за ними вместе со своим другом.
— Ты останешься здесь, вместе со мной и Перлонжуром, — решил он. — Будешь спать в моей постели. Выглядишь ты усталым и больше нас нуждаешься в отдыхе. Перлонжура положим на диван, меня — в кресло. А завтра видно будет. Может, получим весточку от Тиньоля и Грибба.
Он умолк, с изумлением глядя на Жернико. Тот расстегнул жилет и распахнул рубашку.
— Вот, посмотрите!
Сантер и Асунсьон подошли поближе.
На груди Жернико они увидели татуировку, расположенную таким образом:
— Что это? — спросила Асунсьон свойственным ей бесстрастным тоном. — Мне кажется…
— С помощью этого можно отыскать место, где я спрятал то, что… привез! — прервал ее Жернико. — На борту «Аквитании» находился матрос, слывший мастером в искусстве татуировки. Я давно уже принял решение сбить с толку нашего неведомого врага, замести следы, прибегнув к излюбленному пиратскому способу, кроме того, в тот момент я уже знал, где спрячу свою долю, и потому обратился за помощью к этому матросу. Завтра…
Он умолк в нерешительности, потом продолжал:
— Завтра, Сантер, ты получишь ключ к этой шифровке… И тут в первый раз после своего возвращения он засмеялся:
— …потому что этой ночью в твоем обществе да еще в присутствии Перлонжура, я думаю, мне нечего бояться!
— Madr?! — с живостью отозвалась Асунсьон. — Не следует говорить таких вещей, дорогой, не стоит искушать судьбу.
Сантер оторвал наконец взгляд от груди Жернико. Встретившись глазами с Асунсьон, он невольно опустил их, почувствовав, как к щекам подступает румянец. Ибо под татуировкой Жернико, расположенной слева, он успел различить другую, сделанную несомненно раньше, молодой женщине лучше было бы не видеть ее.
А та, взяв Жернико за руку, молвила с ласковым укором в голосе:
— Я надеялась побыть с вами какое-то время наедине, но теперь, мне думается, лучше отложить это на завтра, не так ли?
— Я могу оставить вас… — начал было Сантер, но тут же умолк: на улице снова раздался свист.
Жернико взглянул на него.
— Здесь поблизости есть гостиница?
— Да, напротив.
— Ну что ж, вполне возможно, что неутомимый швейцар опять ищет такси, но мне хотелось бы внести в это дело ясность!
Жернико подошел к окну и распахнул его настежь. В комнату ворвался свежий воздух.
Сантер тоже приблизился к окну и в одном из окон гостиницы на противоположной стороне пустынной улицы увидел свет.
Затем на фоне освещенного окна появился чейто силуэт. То был высокий, широкоплечий человек. Казалось, он стоял неподвижно, однако, приглядевшись повнимательнее, Сантер заметил не только бороду с очками, но увидел, что-тот медленно поднимает правую руку.
— Боже милостивый! — воскликнул он в ужасе. — Марсель, пригнись!..
— Поч… — только и успел сказать Жернико. Раздался выстрел.
