— И все-таки это место в нашем мире, — упрямо ответил я.
— Кто знает? — многозначительно сказал Гриша и улыбнулся, как победитель.
— Я так и не поняла, почему исчез обломок? — с легкой и непосредственной улыбкой спросила Елена Владимировна, внося в лабораторию целый поднос румяных пирожков.
Мы разразились аплодисментами и оставили ее вопрос без ответа, накинувшись на угощение. Заметно подобрев после еды и уже не испытывая друг к другу такого сильного научного отвращения, как пять минут назад, мы закурили и продолжили беседу в более сдержанном тоне. — За утерю артефакта нам еще придется ответить, — сказал Савинков, — поэтому давайте все-таки найдем ей объяснение.
— Я думаю, что сработал закон сохранения массы, — предположил Антончик. — Надо было забросить туда что-нибудь в качестве «противовеса», например Леона…
— Твоя масса подходит больше, — огрызнулся я, — да и значимость для проекта настолько мала, что такую замену никто бы не осудил.
— Не отвлекайтесь, — потребовал Савинков. — Что думает женская часть коллектива?
Елена Владимировна улыбнулась и повторила заданный перед ужином вопрос:
— Так почему же исчез обломок? Может быть, Гриша снова недалек от истины?
— Он «недалек» в принципе, — мстительно сказал я.
Антончик снисходительно похлопал меня по плечу и, самодовольно улыбаясь, заметил:
— Для ведущего специалиста лаборатории — мелковато…
— Так объясни нам, в чем же дело, если такой «глубокий», — вступился за меня Епифанцев.
Я молча пожал программисту руку.
Антончик задумался, и, прежде чем он успел раскрыть рот, чтобы выдвинуть очередную теорию, меня осенило. Мысль была настолько ясной и простой, что я испугался, как бы она не ускользнула. С настоящими озарениями так чаще всего и бывает, поэтому их лучше выкладывать сразу, не придерживая.
— Мы прорезали не только пространство, мы еще и заглянули лет на триста вперед… Это же очень просто! — воскликнул я и зашарил по столу в поисках бумаги и чего-нибудь пишущего.
Все присутствующие, настороженно глядя на меня, замолчали.
— Вот, взгляните, — я обозначил на листке Землю ровным черным кружком. — Здесь мы. Точка «А».
Затем я нарисовал другой кружок и поставил над ним штрих.
— Здесь «точка Б». Мы через подпространство проникаем туда в считанные минуты. Так? А теперь прикиньте, сколько понадобилось бы времени, чтобы долететь до точки «Б» в обычном режиме, даже со скоростью света. Допустим, десять лет. Так? А теперь переведите это субъективное время светового луча во время, которое пройдет за десять лет полета на Земле! Очень грубо — лет триста… Тогда выходит, что мы, отправляясь — включая «ловушку», мы фактически отправляемся в путешествие к этой пресловутой точке «Б», — игнорируем лежащее перед нами пространство, но не в силах игнорировать время. Затратив на перемещение минуту, как нам кажется, мы на самом деле попадаем в далекое будущее. Прокладываемый нашей установкой канал выходит в атмосфере, отстоящей на десять световых лет планеты с опозданием в триста лет земных. За которые там успели поселиться прилетевшие «нормальным» или каким-то другим путем колонисты с нашей любимой Земли… Такой вот парадокс…
— Очень прекрасно, — согласился со мной Епифанцев. — Только не понятно, почему это мы, сумев обмануть три измерения, вдруг споткнулись на четвертом?
— А ведь нечто подобное говорили те двое «неформалов», что посетили меня вчера вечером, — задумчиво сказал Савинков. — Они упомянули наше недопонимание сути действия… портала, так они назвали нашу «ловушку». И упор сделали именно на временной дефект, кажется. Жаль, что я не запомнил всего дословно, только суть была в том, что мы собрали лишь половину установки. Значит, они имели в виду время… Интересно…
— Вот вам и ответ на вопрос, куда делся обломок, — снова вступил в беседу я. — Его здесь просто-напросто не было. Мы видели и осязали часть будущего, в которую уткнулся фокус «ловушки», завершая прокладку канала. Я так думаю, что «выход» располагается на какой-нибудь свалке и сейчас наш обломок подобрали и отправили на перерабатывающий завод, поэтому его проекция здесь, в лаборатории, исчезла. Поймите, что попасть из настоящего в будущее можно. Последовательно, как говорил шеф, — секунда за секундой или через такие вот «каналы», обманывая пространство и объективное время, однако вернуться назад мы уже не сможем, потому что прошлого давно нет. Прошлое это всего лишь наша память, не более.
— Хватит агитировать, — предложил Антончик. — Все уже понятно. «Ловушка», как и было запрограммировано, подтянула артефакт к нашему времени, но удержать его не смогла, потому что ему здесь не место. Он ведь еще не создан на самом-то деле…
— Именно, Гриня. А вот «глаз», я думаю, пройдет и туда, и обратно, если держать канал открытым все время его нахождения по ту сторону.
— Ты же сказал, что в прошлое возврата нет?
— Верно, только мы при помощи канала уравниваем течение времени здесь и на той планете, что находится с другого его конца. Мы перекидываем мостик, по которому более старые структуры, то есть мы или наши роботы, вполне могут бродить туда-сюда, пока он не разрушен. Все будет происходить естественно и даже обыденно. Для того мира пройдет ровно столько же секунд, сколько и для нашего. Если, к примеру, ты проведешь там час, то вернешься сюда не в тот же момент, когда уходил, и уж, конечно, не в более ранний, а тоже через час. Все будет происходить один к одному, только с разницей в триста лет. Улавливаешь?
— Пока смутно, — глаза Гриши уже горели, и он отбросил в сторону все свои амбиции. — А те, «молодые структуры», к нам проникнуть не смогут, верно?
— Не должны, их же фактически пока еще не существует… Хотя… — мне почему-то вспомнился Дремов, и я осекся.
— Да, машина времени, прямо скажем, не выходит, — скептически заметил Епифанцев.
— Потому, что она практически невозможна, — я пожал плечами. — Это же ясно…
— Да я так, — программист махнул рукой, — в плане бреда…
— Ты мне вот что еще объясни, Леон, если я буду прогуливаться «там», а ты вдруг возьмешь и вырубишь «ловушку», что произойдет с моим бренным телом? — снова включился в беседу Гриня.
— Не знаю, но если пофантазировать, то вариантов несколько: первый — то, что и должно произойти за триста лет, — рассыплется в прах, второй — ничего, станешь членом продвинутого общества, но вот сможешь ли вернуться домой, когда мы откроем канал снова, — я сомневаюсь, ведь получится, что ты стал «молодой структурой»; третий — тебя насильно «засосет» на родину, здесь может оказать влияние твоя теория о сохранении массы…
— Надо срочно все попробовать, — лихорадочно сверкая глазами, сказал, не дослушав, Гриша.
— Попробуем, — сказал Савинков, почему-то внимательно разглядывая меня холодными серыми глазами, — только после того, как хорошенько обмозгуем…
Я кивнул и погрузился в раздумье…
Глава 6
Н-ск. Сентябрь текущего года
Дремов, Васильев
— Где он? — послышался поставленный голос Васильева.
Дремов с трудом разлепил веки и осмотрелся. Он лежал все на той же кушетке в приемном отделении. Кресло, где прежде сидел сержант, пустовало. Вопрос Васильева, видимо, был задан этому самому сержанту.
— Здесь, товарищ полковник, — со сдержанным уважением прозвучал в ответ голос молодого следователя.
Занавеска отодвинулась, и вместе с потоком солнечного света в закуток, где лежал Дремов, проникли все трое.
— Ваш? — спросил следователь, внимательно глядя на полковника.
Дремов внутренне напрягся.
— Старший лейтенант Дремов, — ответил Васильев. — Он что, попал сюда без документов?
— Вышло недоразумение, товарищ полковник, — начал оправдываться следователь. — Ваш оперативный дежурный…
— Уже получил все, что ему полагается, за подобные шутки, — перебил следователя Васильев. — А сейчас оставьте нас, товарищи, наедине. Спасибо за службу…
Следователь кивнул сержанту, и они, коротко попрощавшись с полковником и пожелав Дремову скорейшего выздоровления, вышли.
— Ну, рассказывай, — мрачно сказал Васильев усаживаясь в кресло. — Следователь показал мне орудие преступления. Я отдал его в лабораторию.
— Отпечатков нет? — предположил старший лейтенант.
