Жанет Томсон, низенькая и вечно хмурая толстуха, была абсолютно уверена: если бы не ее многочисленные добродетели, то человечество уже давно бы погибло окончательно. Она уже в раннем детстве отличалась глубокой религиозностью, а свой брачный союз с начальником тюрьмы считала Божьим испытанием, за которое ей, разумеется, воздастся после смерти.
Но даже на миссис Томсон не могли не подействовать лестные слова такого красавца, как Хейдон.
– Ах, мистер Блейк… – промурлыкала она, когда он прижал губы к ее пухлой руке. – Как приятно наконец познакомиться с вами.
– Я чрезвычайно польщен, миледи.
– Так жаль, что воспитанница вашей жены оказалась в столь неприятной ситуации, – пробормотала миссис Томсон. – После возвращения Шарлотты в нашу тюрьму я с ней немного поговорила и нашла ее весьма благоразумной девочкой. Видите ли, мне постоянно приходится общаться с людьми, сбившимися с пути добродетели, и я знаю, как сложно с ними управляться. Я уверена, что ваша жена старается делать для этих детей все, что в ее силах.
– Благодарю вас, миледи, – кивнул Хейдон. – Мы с женой твердо верим в доброту, изначально присущую детям, и потому не разочарованы. Ваш муж в свое время проявил мудрость и сострадание, когда передал этих несчастных на попечение моей жены, тем более что не имел за это никакой награды, кроме сознания, что он спасает детей. Какое, должно быть, счастье жить с таким мудрым и бескорыстным человеком, как ваш супруг, миледи.
– Да-да, вы правы. – Миссис Томсон расплылась в улыбке. – Видите ли, мы с мужем далеко не богаты, но Господь возложил на нас трудную задачу – мы должны помогать несчастным грешникам найти путь к благочестию. Именно поэтому мы считаем, что наше богатство в той работе, которую мы делаем.
– Ах, миледи, ваша жизненная философия заслуживает восхищения, – заметил Хейдон. – Будем надеяться, что ваши труды на благо общества не пропадут даром. Было бы обидно потерять то, что добыто трудами всей жизни.
– Что вы имеете в виду? – насторожилась миссис Томсон.
– Мистер Блейк просто высказывает предположение, не так ли, мистер Блейк? – поспешно вмешался комендант.
– Да, конечно, – кивнул Хейдон. – Должен заметить, у вас здесь есть очень красивые вещи. – Он взглянул на огромные золотые часы, стоявшие на каминной полке: – Восхитительное произведение искусства! Швейцария, не так ли? На мой взгляд, начало восемнадцатого века. Исключительно редкая работа. Наверное, фамильная реликвия?
– Нет-нет, – покачала головой миссис Томсон. – С гордостью могу сказать, что мы с мужем выходцы из очень скромных семей. А эти часы муж купил год назад во время нашей поездки в Эдинбург.
Хейдон приподнял брови:
– Как интересно… Во время поездки в Эдинбург?
Комендант оттолкнул от себя тарелку с копченой селедкой.
– Извини, дорогая, но нам с мистером Блейком нужно обсудить кое-какие дела.
– Обещаю не задерживать вашего мужа надолго. – Хейдон галантно помог миссис Томсон подняться с кресла. – Я сам недавно женился и понимаю, как мучительно тянется время, когда ты разлучен с любимой женой.
Миссис Томсон зарделась и поднесла руку к горлу, точно девица, ошалевшая от любви.
– Конечно, мистер Блейк, конечно. Я надеюсь, мы еще будем иметь удовольствие видеть вас у себя. Всего хорошего, сэр.
Как только дама вышла, Хейдон отрывисто проговорил:
– Наденьте плащ и шляпу. Вы пойдете со мной к судье Троттеру.
Комендант Томсон пригладил седую бороду.
– Но зачем?..
– Вы идете, чтобы поддержать мою апелляцию о пересмотре его вчерашнего решения об отправке моей одиннадцатилетней дочери в тюрьму. Вы ему скажете, что за все годы службы в качестве начальника тюрьмы не встречали более примерной узницы, чем Шарлотта. И еще вы должны заявить, что удивлены положительными переменами, произошедшими в ней за тот год, что она провела под опекой моей жены. Вы скажете, что Шарлотта – образец послушания. Не забудьте упомянуть и о том, что у девочки слишком слабое здоровье, поэтому она не выдержит тюремных условий. Здесь ужасно холодно и сыро, Шарлотта наверняка тяжело заболеет, если проведет в тюрьме еще хоть одну ночь. И вы должны сказать это так, чтобы судья понял: если девочка умрет, то виновным будут считать его, а не вас.
Ошеломленный комендант выпучил на Хейдона глаза.
– Я не могу этого сказать! – завопил он.
– Нет, сможете, – заявил Хейдон. – И если к концу нашего разговора с судьей он не изменит свой приговор и не возвратит Шарлотту под опеку моей жены, то я прямиком направлюсь в газету и подниму тревогу, скажу, что необходимо немедленно расследовать положение дел в вашей тюрьме. Я расскажу обо всех злоупотреблениях, расскажу об избиениях и издевательствах надзирателя Симса, обо всем расскажу…
– Это неправда! Наш надзиратель никогда…
– Я прекрасно все знаю, – перебил Хейдон. – Джек провел в вашей гнусной тюрьме две недели и обо всем рассказал нам с женой.
– Моя тюрьма – образец подобных заведений, – заявил Томсон. – Да будет вам известно, что у нас выполняются все рекомендации тюремного инспектора!
– Значит, вы не будете возражать, если газета сегодня же проведет свою инспекцию. А кстати, они непременно займутся и вашими финансами. – Хейдон взял со стола серебряный нож с красивой резьбой. – Подозреваю, что читателям Инверари будет интересно узнать, какие у вас доходы, комендант. Возможно, у них будет повод удивиться – ведь вы позволяете себе жить в роскоши. Я уверен, что моя жена кое-что знает о ваших доходах. И если до конца дня Шарлотта не будет возвращена нам, то она непременно поделится своими знаниями с судьей.
Комендант Томсон смертельно побледнел.
– Да-да, конечно, мистер Блейк. Я сейчас только надену плащ и с удовольствием пройдусь с вами, чтобы высказать судье Троттеру свое мнение о деле вашей дочери. Наша тюрьма с трудом может содержать тех, кто уже находится в ее стенах, и, уж конечно, здесь не место для нежной юной леди хрупкого здоровья. – Комендант положил на стол салфетку и поднялся на ноги.
Хейдон удовлетворенно кивнул.
* * *
Женевьева отложила перо и прижала ладони к воспаленным глазам.
«Успокойся, слезами Шарлотте не поможешь, – сказала она себе. – А если дать волю слезам, то наверняка все потеряешь». Она утерла глаза платком и обмакнула перо в чернильницу, чтобы закончить письмо к королеве Виктории – Женевьева умоляла ее, как мать и как женщину, проявить милость к Шарлотте. Она уже написала страстные мольбы судье Троттеру и виконту Пальмерстоуну, премьер-министру. Разумеется, она понимала, как малы шансы на то, что ее величество хотя бы прочтет это письмо, но тем не менее собиралась писать ей каждый день. В какой-то момент один из министров или секретарей будет вынужден представить это дело вниманию королевы. Любая женщина, имеющая детей, придет в ужас, узнав, что ребенка отправили в тюрьму за мелкую кражу. Или нет? Или королева думает, что дети из низших слоев общества, пренебрегающие законами, должны быть примерно наказаны только для того, чтобы все остальные спокойно занимались своими делами?
