К счастью, проведя у власти всего тринадцать месяцев, Александр скончался от истощения, когда возвращался с игры в мяч, проводившейся на дворцовой площадке. Он так ничем и не повредил своему племяннику, даже если собирался сделать это, но оставил юному наследнику престола враждебного патриарха в качестве регента и почти проигранную войну. Когда болгарские послы появились при его дворе, ожидая обычной дани, Александр выгнал их из зала, крича, что они не получат от него ни одной золотой монеты. Оскорбленный болгарский хан немедленно собрал армию и пошел на Константинополь, почти не встретив сопротивления на границе.
Патриарх Николай, ставший регентом после смерти Александра, сумел убедить болгар уйти, подкупив их обещанием женить Константина VII на дочери Симеона. К сожалению, патриарх не подумал кого-либо известить о своем замысле, и когда правда выплыла наружу, разъяренные жители едва не устроили над ним расправу. Было очевидно, что униженный патриарх больше не может действовать в качестве регента, и нужно найти кого-то другого, кто бы наилучшим образом позаботился об интересах молодого императора. К счастью для империи, под рукой имелся прекрасный кандидат: Зоя триумфально вернулась из изгнания и немедленно заняла жесткую позицию. Она категорически отказалась позволить своему сыну жениться на девушке, которая была потомком человека, чей прадед использовал череп императора в качестве кубка для питья — и если это означало войну, она намеревалась сражаться.
Зоя подкупила печенегов, чтобы те напали на Болгарию, и отправила флот, чтобы тот переправил их через Дунай, в то время как патриций по имени Лев Фока повел византийскую армию по побережью Черного моря. Все шло довольно гладко, пока для переправы не прибыли печенеги. Византийский адмирал Роман Лакапин ввязался в яростную перепалку с командующим печенегов и в итоге наотрез отказался иметь с ними дело, отплыв обратно в Константинополь, так и не перевезя через реку ни единого солдата. Эта ссора на пустом месте сделала византийскую армию крайне уязвимой, и Симеон легко с ней разделался.
Эта катастрофа сильно подорвала доверие к Зое, но поскольку Константину было только тринадцать лет, ей необходимо было найти любой подходящий способ остаться у власти, чтобы защитить его. Решив, что брак — это единственное возможное решение, она остановила свой выбор на семействе бравого Льва Фоки, чье недавнее поражение почти не сказалось на его военной репутации. В любом случае этот выбор одобрили далеко не все. Семья Фоки была хорошо известна своей амбициозностью, и молодой принц мог стать легкой добычей для беспринципного Льва. Для обеспокоенных друзей Константина VII была только одна альтернатива. Тайно сговорившись, пока брак еще не был заключен, они в спешке написали письмо единственному человеку, который пользовался достаточным уважением, чтобы спасти молодого принца.
Адмирал Роман Лакапин пользовался народной любовью, будучи военным самого высокого ранга, не запятнанным поражением в войне с болгарами — сделать это ему было трудно, поскольку у болгар не было флота. Получив письмо, он немедленно согласился взять молодого Константина под свою защиту. Вступив в город, он объявил себя главой императорской стражи; месяцем спустя он выдал за императора свою дочь. Лев Фока, оставшись не у дел, в ярости начал гражданскую войну, но Роман, теперь именовавший себя «basileopater» («отец императора»), с легкостью выиграл информационную войну.[141] Большая часть людей Льва покинула его, а злополучный мятежник был схвачен и ослеплен.
Разделавшись с соперниками, Роман занялся укреплением своей собственной власти. Когда пришел пятнадцатый день рождения Константина VII, он назначил себя цезарем и всего три месяца спустя был коронован как соимператор. Наблюдатели могли признать, что это было удивительно мирное восхождение к власти — Роман I Лакапин получил трон без единого убийства, — но они ничем не могли помочь молодому императору. Им оставалось только гадать, как долго Константин VII останется в живых под «защитой» нового императора.
Беспокоились они не зря. У Романа было восемь детей, и он намеревался основать собственную династию. В конце концов, текущая императорская семья получила трон путем узурпации, и Роман лишь последовал бы примеру Василия Македонянина. За год он оттеснил Константина в сторону, объявив себя старшим императором, и короновал своего старшего сына Христофора как наследника, тем самым низведя Константина VII на третье место в иерархии власти. Впрочем, у честолюбия узурпатора были границы. Жестокость была не в характере Романа, и он был лишен беспощадности Василия. На Константина VII можно было не обращать внимания и обращаться с ним пренебрежительно, но Роман никогда не поднимал на него руку.
В Болгарии Симеон все еще кипел от злости, упустив свой счастливый шанс. До тех пор, пока Константин VII оставался не женатым, была возможность, что болгарский царь еще сможет подобраться поближе к имперскому трону, но с обширным семейством Лакапина, прочно обосновавшимся в Большом дворце, любые надежды на это были бы бессмысленны. Поклявшись, если понадобится, уничтожить стены Константинополя, Симеон собрал огромную армию и обрушился на европейское побережье Босфора. Обнаружив маленькую очаровательную церковь Животворящего источника, в особенности любимую Романом, он сжег ее дотла, осквернив целебные воды кровью тех монахов, что не успели бежать. Он прорубил себе дорогу сквозь дома, разбросанные вокруг стен Константинополя, надеясь выманить императора из города, но Роман смотрел на это безучастно. Он хорошо понимал, что за стенами он находится в полной безопасности — и спустя несколько недель Симеон тоже это понял.
Император согласился вступить в переговоры — он всегда предпочитал дипломатию сражению, — и вскоре состоялась встреча между двумя монархами. Симеон прибыл, облаченный в свои лучшие одежды, в сопровождении солдат, несущих золотые и серебряные щиты, провозглашая себя императором достаточно громко, чтобы его услышали сенаторы, наблюдающие за этим со стен. Роман, напротив, пришел пешком, в простых одеждах, со священной реликвией в руках, всем своим видом показывая, что слава Римской империи сама по себе представляет достаточно великолепное одеяние, чтобы посрамить напыщенное хвастовство его противника. Обращаясь к Симеону, он сказал со сдержанным чувством собственного достоинства:
«Я слышал, что ты благочестивый человек и истинный христианин, но я вижу деяния, которые противоречат этим словам. Благочестивому человеку и истинному христианину следует принять мир и любовь, поскольку Бог есть любовь… Род человеческий ожидает смерть и воскрешение и суд… Сегодня ты жив, но завтра обратишься в прах… Как ты объяснишь богу неправедные убийства? Если ты совершаешь подобные вещи из любви к богатству, я с избытком удовлетворю твое желание… Прими мир, и ты сможешь жить спокойной жизнью…»[142]
Симеон не упустил предложения императора о дани — разумно скрыв, что это был призыв к его лучшим человеческим качествам, — и после принятия соглашения и небольшого обмена подарками развернулся и отправился в Болгарию. В следующем году он, поддавшись обиде, наградил себя впечатляюще бессмысленным титулом «императора болгар и римлян» (над которым Роман просто посмеялся), но так никогда и не пересек границы снова. В следующем году его армии потерпели жестокое поражение в попытке захватить Хорватию, и Симеон умер сломленным человеком, оставив свою искалеченную империю не внушающему особых надежд сыну Петру. Было спешно заключено брачное соглашение с одной из внучек Романа, и долгожданный мир воцарился между некогда ожесточенными противниками. Болгарская угроза была самой пугающей опасностью для империи с тех пор, как арабы осадили Константинополь — но под искусным управлением Романа эта угроза благополучно сошла на нет.
Освободившись наконец от призрака варварской орды, которая больше не угрожала хлынуть из-за его спины, Роман смог обратиться к делам государственного управления. Его главной заботой стал тревожащий рост власти аристократов, и у него были веские причины опасаться того, что произойдет, если богатые продолжат укреплять свой вес за счет бедноты. Безопасность империи зависела от фермеров, которые составляли главную опору народного ополчения, но обширные пограничные области превращались в богатые имения по мере того, как знать с пугающей скоростью заглатывала новые земли. Намереваясь положить конец этим махинациям, Роман издал несколько земельных законов, предназначенных для защиты обнищавших крестьян. Эти меры неизбежно обеспечили императору неугасающую ненависть знати, которая пыталась подорвать его позиции, но до самого конца своего правления он отказывался отступить. Ущерб, нанесенный системе народного ополчения, вряд ли можно было исправить, но он намеревался по крайней мере его минимизировать.
