– Слушайте, вы вправду это…
– Не буди во мне зверя, – со скрытой враждебностью процедил я. – Я все еще ревную ее! Она ходит к нему на могилу… тайком от меня.
Он повертел головой, как будто ворот рубашки сдавил ему шею. Ему хотелось поскорее избавиться от странного пассажира, и он придумывал предлог:
– У меня смена заканчивается…
– Пока она не выйдет, будешь стоять здесь.
Водитель предпочел не спорить. Вдова пробыла на кладбище полчаса, после чего понуро побрела к остановке, села на маршрутку и уехала. Наверное, решила сэкономить. Откуда у нее деньги изо дня в день на такси кататься? И так небось расходов немерено: за съемную квартиру платить надо, за житье-бытье. Кормильца-то нет в живых.
– Едем за ней?
– Нет! – резко произнес я и протянул ему еще сто долларов. – Дождешься меня. А не то…
Я вышел и сделал вид, что запоминаю его номерной знак.
– Я постою! – поспешно пообещал он. – Не волнуйтесь…
Я разыскал смотрителя могил и спросил, где похоронили журналиста Артура Холодного. Он начал объяснять, размахивая руками.
– Может, покажешь?
Я заплатил, и он повел меня по кладбищенской аллее между памятников и оград. От него несло перегаром, но это не мешало ему безошибочно ориентироваться в лабиринте дорожек, проложенных среди захоронений. Как мало нужно человеку для вечного пристанища – деревянный ящик, клочок земли и мраморная плита. Все!
– К нему жена часто ходит… – пробормотал смотритель. – Видать, любила его… А ты кто будешь?
– Коллега.
– Гляди, лишнего не пиши. Не то рядом ляжешь… Жизнь-то дороже всего! Ей замены нету…
Я спросил, как хоронили Артура. Сослался на командировку: дескать, не успел проводить товарища в последний путь. Смотритель оказался кладезем информации.
– Пышная была церемония… – разговорился он. – Народу тьма привалила! Речи трогательные говорили, цветов гору насыпали, венков дорогущих. Жалко мужика. Молодой, красивый, принципиальный. За правду воевал! Вот его и порешили живоглоты эти.
Кого он называл «живоглотами», я уточнять не стал – и так ясно.
– Ему голову прострелили в нескольких шагах от машины. Говорят, он в Москву собирался ехать. Убийцу так и не поймали. Пока менты явились, тот уж на электричку сел и был таков! Ищи-свищи!
В Интернете я прочитал, что журналист погиб на своей даче в Перловке, которая досталась ему от родителей. Неизвестный выстрелил, когда Артур подошел к машине. Жена решила остаться на выходные за городом, и это, возможно, спасло ей жизнь. С ней случился нервный припадок, и следователь смог задать ей вопросы только день спустя. Вдова никого не подозревала и не назвала других причин смерти мужа, кроме его профессиональной деятельности. Артур Холодный слыл неподкупным, жестким и бесстрашным. Он умел добывать сведения из самых невероятных источников и любил громкие разоблачения. Его статьи вызывали широкий общественный резонанс. Мотивом для убийства могло послужить очередное «дело о коррупции». Журналист вел самостоятельное расследование и, по слухам, располагал серьезной доказательной базой. Вот его и убрали. Банальная история, как ни прискорбно признавать.
То, что его жена после похорон сменила место жительства – съехала из их квартиры на Тимирязевской улице, – в общем, по-человечески понятно. Как и то, что она скрывается от прессы и не желает давать интервью. Репортеры в погоне за сенсациями и рейтингами своих изданий порой переходят границу морали и бывают беспощадны, забывая о том, что имеют дело с людьми, которые переживают глубокое горе, потерю близких, крушение жизни… Такие вещи, как деликатность, такт, этические соображения и даже элементарное сострадание, уступают место жажде наживы и приобретению популярности на волне чужой беды.
В унисон моим мыслям, смотритель могил принялся поносить современных папарацци на чем свет стоит:
– Я тут всякого насмотрелся. Моя бы воля, они бы близко к кладбищу не подошли! Ничего святого не осталось… Человек скорбит, а они налетят вороньем, щелкают своими аппаратами… супостаты! И не прогонишь.
Он подвел меня к могиле, огражденной старой кованой решеткой. Судя по надписям, Артура похоронили рядом с матерью, ушедшей из жизни девять лет назад.
– Ну, памятник еще рано ставить, – деловито произнес смотритель. – Пусть год пройдет, земля усядется… Если поспешить, потом все равно переделывать придется.
Он неодобрительно косился на меня. Что за посетитель? Ни цветов не принес, ни водочки, чтобы выпить за упокой души убиенного. Я дал ему еще денег.
– На, братец… помяни Артура. Я сейчас не могу: при исполнении. Может, в другой раз наведаюсь…
Он молча закивал головой.
– Я тебе больше не нужен? Запомнил, где могилка-то?
– Запомнил. Иди, бог с тобой…
Он скрылся между разросшихся кустов сирени. А я постоял, прикидывая, найду ли в следующий раз дорогу сюда… Покойный журналист взирал на меня с портрета, залитого дождем и покоробленного, несмотря на стекло. Поверх увядших букетов лежали четыре белые гвоздики, недавно положенные вдовой…
Я двинулся обратно, размышляя о бренности всего земного. Сияло солнце, умытая зелень еще хранила свежесть, на аллее кое-где стояли лужи, в которых отражалось синее небо. Кладбищенскую тишину нарушало пение птиц и гул машин с Ярославского шоссе.
Я думал, имею ли я право вторгаться в чужую жизнь и смерть? И что стоит за этим мистическим совпадением имен и фамилий? Насмешка судьбы или недоигранная партия, которую кто-то стремится завершить?
* * *
В следующий раз, сопроводив вдову журналиста на кладбище, я остался ждать в такси. Она, как и раньше, пробыла на могиле около получаса, села на маршрутку и поехала в центр города, где бесцельно бродила по магазинам – впрочем, это только на мой взгляд.
Возможно, таким образом она пыталась скрасить свое одиночество… или отвлечься от горьких мыслей. Ей хотелось находиться среди людей, в то же время не общаясь с ними непосредственно. После нескольких бутиков она куда-то исчезла – и я ее потерял.
Вернувшись домой, я наскоро пообедал и целый вечер искал в Интернете дополнительные сведения о ней и ее муже. Последний, особенно в свете трагической гибели, вызвал пристальный интерес средств массовой информации и «желтых» изданий, которые мусолили разные сплетни и пересказывали небылицы. Некоторые даже обвиняли в смерти Артура Холодного его жену, в качестве мотива выдвигая ревность. Журналиста-де убил возлюбленный неверной красавицы – то ли режиссер театра, в котором она начинала карьеру актрисы, то ли ее поклонник – сотрудник какой-то спецслужбы. Оба предположения повторялись на все лады, обрастая новыми и новыми подробностями.
Будь журналист жив, он бы сумел опровергнуть досужие вымыслы и примерно наказать обидчиков: Артур Холодный, судя по отзывам его коллег, славился острым словцом, злой иронией и непримиримым характером. Но пуля неизвестного убийцы лишила его способности защищать свою честь и доброе имя жены.
Вдова не считала нужным вступать в полемику с прессой и правильно делала: каждое ее оправдание немедленно было бы истолковано с точностью до наоборот. Наверное, она не читала газет, чтобы не бередить душу, и отгородилась от внешнего мира. Народная мудрость давно подметила: «На чужой роток не накинешь платок!»
Кое-что полезное я все-таки выудил из моря слухов и пересудов. Жена журналиста работала, по крайней мере, три года назад, в театре «Студия 21». Почему он так назывался, трудно сказать. Вероятно, цифра символизировала двадцать первый век.
Не долго думая, я на следующий же день отправился в эту «Студию 21». По указанному адресу никакого театра не нашел – оказывается, дело не заладилось, труппа распалась, главный режиссер выехал за границу, актеры разбрелись кто куда. Я до конца не понимал, что заставляет меня заниматься сущей ерундой: копаться в прошлом женщины, которая была всего лишь случайной соседкой по дому. Я жил на третьем этаже, она – на пятом, вот и все, что нас объединяло.
– Лукавишь! – ехидно посмеивался мой внутренний оппонент. – Лжешь! Боишься признаться, что сказка, которую ты сочинил для других, стала реальностью. Актриса, придуманная тобой, явилась во плоти и завладела твоим сердцем и, что еще страшнее, душой. Ты попал в плен, дружок. Влюбился в призрак! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха…
– Она не призрак, – робко возражал я.
И сомневался в собственных словах. Наверное, мне хотелось убедиться, что соседка – не плод моего воображения, и я отправился на поиски бывшего актера бывшего театра «Студия 21». Хозяин помещения, которое раньше арендовал театр, подсказал мне, где тот работает.
– Талантливый мужик! Комик! Захар Бубенцов. Слыхал? Его в кино снимали. Потом ролей не стало, вот он в театр и подался. А когда эта «Студия 21» закрылась, я его на склад устроил. Надо же человеку жить на что-то!
– На какой склад? – с надеждой спросил я. – Могу я с ним поговорить?
