Фура тем временем пронеслась мимо, и дорога снова опустела. Сотрудник вытер пот со лба, пожаловался:
- В былые времена двоих блядей в такой вот машине трахал, теперь без баб тесно. Ноги уже затекли.
- Если надо, Толя мигом остановит. Выйдем все вместе, подышим воздухом.
- Возьмешь сейчас и выйдешь? - гусевская невозмутимость понемногу начинала злить сотрудника. - Готов в любой момент? Можно, в принципе, подышать. Только сперва два слова для справки. Одна добрая душа вас крупно подставила. Якобы везете с собой пятьдесят кусков. Так что ждите с минуты на минуту желающих приобщиться... Ну как, остановимся подышать?
- Ни один серьезный человек на всем Урале не поверит, что я повез с собой столько налички, - уверенно заявил Гусев.
- На Урале появляются и несерьезные люди.
Сюда ведь виз не нужно брать.
Глава 38
НЕОЖИДАННЫЙ ПОВОРОТ
Если Гусев до последних секунд даже внутренне сохранял спокойствие, то враг его пребывал в состоянии близком к помешательству.
Уже само по себе тесное соседство с обезображенным трупом могло бы кого угодно свести с ума. От мертвого обнаженного тела исходил леденящий холод, по сравнению с которым воздух в остывшем салоне можно было назвать жарким.
И этот холод просачивался внутрь щуплого тельца Хмеля.
Одежда стукача - теплая с капюшоном куртка - не могла служить преградой. Она скорее изолировала хозяина от окружающей среды, не давая холоду перетекать туда, рассасываться в пространстве.
Лицо молодой женщины Хмель видел только несколько секунд, пока пребывал в состоянии заторможенности и ступора. Потом крепко зажмурился, отвернулся в сторону. Если он еще раз увидит это лицо, упирающееся лбом ему в висок, то доживет остаток дней в дур доме.
Время вытекало, как последние капли из бутылки. Хмель носил электронные часы и не мог слышать тиканья. Но запястье левой руки каким-то образом ощущало смену цифр секундомера.
Свою жестокость Гоблин уже продемонстрировал. Если только менты его упустят, он ни перед чем не остановится. Любой ценой вернется сюда, настрогает на мелкие куски. А менты могут запросто сплоховать. Наверняка согнали не меньше роты, и Гоблин заранее унюхает, что к чему.
Страх не отбил у Хмеля способности соображать, инстинкт самосохранения подогревал мозги. Надо первым делом избавиться от жуткого соседства.
Руки сходились за спиной у мертвой женщины, обнимали ее. Не смея открыть глаза, Хмель попробовал сдвинуть руки вверх. Почти сразу же уперся в преграду и вспомнил, что Гоблин предусмотрительно просунул его руки между туловищем и руками жертвы. Теперь они поднялись до подмышек, больше хода нет.
Осталось сползать с трупа в направлении вниз. Щека и висок Хмеля ощущали одинаковые холод и твердость. Только по выпуклостям и впадинам он догадывался - шея, ключицы, грудь, живот. Теперь вот волосы на лобке скребут, будто это не волосы, а металлическая стружка...
Внутренняя поверхность бедер, колени, ступни. Глаза "заказчика" продолжали оставаться закрытыми. Но на изнанке век проступали расплывчатые очертания, нечто вроде рентгеновского снимка.
Фу ты черт. Взмок, пока старался. Но кипят одни мозги, тело по-прежнему стынет. Пот такой холодный, что вот-вот его струйки замерзнут.
Кажется, можно слегка раздвинуть веки, приоткрыть щелку.
Теперь надо выбраться из машины. Даже если Гоблин заблокировал дверцы с пульта, замок изнутри все равно откроется.
Выбраться и бежать куда глаза глядят. В наручниках быстро не побежишь, но спрятаться в лесу можно. Хорошо, что температура около нуля. Если снег прекратится и не успеет замести следы, белая пудра быстро растает. Не белое сольется с белым, так черное с черным.
Выскочив из машины, Хмель ступил на землю и вдруг заметил стальной обруч, защелкнутый выше левой щиколотки, и уходящую от него цепочку. Откуда у этого ублюдка кандалы - по заказу когда-то изготовили? И цепь длинная, вот почему она не стесняла движения в пределах салона.
Нагнувшись, Хмель потянул за цепь. Натянулась, не пускает. За что ее Гоблин зацепил?
Ага, за женское запястье - на другой стороне обыкновенный наручник. Руки были у тебя за спиной, вот почему ты раньше его не почувствовал.
Ублюдок! Поманил свободой и снова захлопнул калитку. Придется руку бабе ломать. Хорошо хоть цепь длинная и не мешает открыть багажник.
В багажнике лежали только запаска, домкрат и массивный гаечный ключ для смены колес.
Взяв ключ, Хмель мысленно прикинул, сколько раз придется ударить. Тонкую женскую кость он, наверное, быстро переломит, а дальше ключ непригоден. Как назло, при себе ничего режущего, даже отвертки нет.
***
Если б Атаман знал, что сейчас происходит с Катиным телом, он бы все бросил и вернулся к ней.
Перед лицом смерти молодой женщины почти все отступает на второй, на десятый план. Достоинства ее и недостатки, хорошее и дурное в ее душе. Уже не думаешь о ее вине, ее неосторожности. Она уже чиста как ребенок, как маленькая девочка.
И в этом еще одно отличие женщины от мужчины. Мужчину смерть не обеляет, он в любом случае в ответе за все, что сотворил. Потому что ему даны в этом мире мужская, голова, мужская сила, мужской хребет...
Мимо пронесся товарняк. Атаман теперь ехал по опушке, вдоль железнодорожной насыпи. Точно не знал, когда появится впереди река. Подозревал, что скоро. Надо раньше свернуть в лес, попытаться еще раз выскочить на трассу. Оценить ситуацию: что там творится на самом деле.
Если дорогу серьезно взяли под контроль, то тем более автомобильный мост. Значит, Гоблин - хочешь не хочешь, а приходится думать за него попытается прорваться через железнодорожный.
В разговоре с автослесарем Терпухин бегло выяснил кое-что насчет окрестных дорог. Насчет моста мужик сказал, что только вагоны по нему пройдут. Два пути и ширина по минимуму. Даже для велосипеда нет узкой дорожки, придется на горбу тащить.
А Гоблин? Попытается прорваться или уже прорвался? Может, не тратить время на выяснения, рвануть прямиком туда?
Черт, мотор начинает глохнуть. Бензин, похоже, на нуле, остались одни пары. Все бы на свете сейчас отдал за двадцатилитровую канистру Или не надо честить судьбу - она подталкивает к верному выбору?
Проехав метров сто в глубину леса, Атаман отыскал сваленную давнишней бурей сосну, уже облепленную мхом. У высокого дерева были слабоватые корни, но все же при падении оно выворотило большой ком земли.
Расширив и углубив руками яму, Атаман уложил туда свой чоппер, закидал хвойными лапками и мхом. Конечно, с близкого расстояния не проведешь - явно что-то спрятано. Но кто сюда забредет: грибной и ягодный сезон закончился. Тем более что схрон устроен ненадолго. Если Гоблина не удастся в ближайшие часы перехватить на мосту, надо возвращаться за мотоциклом.
Выбравшись обратно к путям, Атаман дождался следующего поезда. Пассажирский промчался слишком быстро, да и неудобно было цепляться за такие вагоны. К счастью, следом пошел товарный.
По части таких составов у Атамана был богатый опыт. Подсаживаясь первый раз, он себе вывихнул руку из плечевого сустава. Потом выучился другой технике, уже не пытался ни за что уцепиться. Прыгал на цистерны, пытаясь всем телом прилепиться к выпуклому боку.
Казалось бы, человек должен отлететь, отброшенный в сторону, ан нет воздушный поток, наоборот, прижимает. С распяленными руками и ногами Атаман обычно сползал по цистерне метра на четыре-пять в противоположную движению сторону. Сползал тем меньше, чем грязнее был бок.
Поэтому лучше выбрать самую черную и грязную. К такой удается прилипнуть гораздо прочнее. Потом смещаешься, как муха по стакану, чтобы достать одну из скоб, приваренных к нижней колесной раме.
Способ был, конечно, рискованный, но безопасного в такой ситуации быть не могло. Обошлось и в этот раз, только лицо, руки и одежда перепачкались в свежепролитой при загрузке нефти.
***
Ровно десять часов друзей-байкеров продержали в КПЗ. Они уже не надеялись больше увидеть свои машины, и это в первую очередь терзало обоих. Согласились бы отсидеть ни за что ни про что пятнадцать суток, даже месяц, но только не лишиться родных "Вояжа" и "Волка".
Оба перебирали в уме последние действия, искали, где и когда допустили ошибку. Не ошибка, просто невезуха дикая, непруха. Сейчас могут пришить все что угодно, вплоть до участия в массовых беспорядках и сопротивления при задержании.
Слава богу, обошлось. Разговаривал с ними порознь один и тот же капитан. С обоими по одинаковой программе. Сперва пугал жуткими карами, обещал, что может испортить всю жизнь.
Потом переходил на сравнение отечественных и зарубежных мотоциклов. Хвалил, что предпочли свое, российское изделие.
- Запомните, наше - самое лучшее. У этих говнюков за бугром только реклама. Если бы наши могли столько же бабок в нее вбухать, я бы посмотрел, кто на ихние "Судзуки" стал бы смотреть".
