– Он не просто рисовал мою кузницу. Он рисовал оружие. Такие вещи, которые я видел лишь в мечтах. Я предложил ему место ученика и думал, что он сбежит, что я никогда его снова не увижу.
– Но он не сбежал, – прошептала я. – Он бы никогда не сбежал. Только не Дарин.
– Да, он пришел в кузницу, огляделся. Любопытный такой. Но он не боялся. Я никогда не видел в твоем брате страха. Хотя и чувствовал его – я уверен в этом. Он никогда не думал о том, что что-то может пойти не так. Он думал только о том, как сделать, чтобы все получилось хорошо.
– Империя решила, что он примкнул к Ополчению, – сказала я. – Все это время он работал на меченосцев? Но если это правда, почему же он все еще в тюрьме? Почему вы не вызволили его?
– Думаешь, Империя позволила бы книжнику узнать их секреты? Он не работал на Империю. Он работал на меня. А мои пути с Империей разошлись давным-давно. Я достаточно на них потрудился, чтобы избавить себя от них. Да и делал-то в основном доспехи. Я не создал ни одного истинного телуманского меча за семь лет, пока не пришел Дарин.
– Но… в его альбоме были рисунки мечей…
– Этот проклятый альбом, – фыркнул Спиро. – Я говорил, чтобы он держал его здесь, но он не слушал. Сейчас он у Империи, и назад его не вернуть.
– Он писал в нем формулы, – сказала я. – Инструкции. То… то, что он не должен знать…
– Он был моим учеником. Я учил его делать оружие. Чудесное оружие. Телуманское оружие. Но не для Империи.
Я нервно сглотнула, когда смысл этих слов дошел до меня. Восстания книжников могли быть сколь угодно продуманными и хорошо организованными – не важно, потому что все равно они заканчивались битвой стали против стали, а в ней меченосцам не было равных.
– Вы хотели, чтобы он делал оружие для книжников? – Это было бы предательством с его стороны. Когда Спиро кивнул, я ему не поверила. Это уловка. Телуман что-то задумал, как и Витуриус. И задумал вместе с Комендантом, чтобы проверить мою преданность. Если вы в самом деле работали с моим братом, кто-то должен был это видеть. Здесь ведь работают и другие люди. Рабы, помощники…
– Я – кузнец Телуман. Если не считать моего ученика, я работаю один, как и все мои предки. По этой причине нас с твоим братом не поймали. Я хочу помочь Дарину. Но не могу. Маска, что взял Дарина, узнал в его рисунках мои работы. Меня уже дважды допрашивали. Если Империя узнает, что я взял Дарина в ученики, они убьют его. А потом и меня, а я сейчас – единственный шанс для книжников освободить себя от ига Империи.
– Вы работаете на Ополчение?
– Нет. Дарин не доверял им. Он старался оставаться в стороне от повстанцев. Но он ходил сюда через туннель, и несколько недель назад двое повстанцев заметили его в тот момент, когда он уходил из Оружейного квартала. Они решили, что Дарин работает на меченосцев. Ему пришлось показать свой альбом, чтобы они не убили его. – Спиро вздохнул. – Конечно, они захотели, чтобы он примкнул к ним. Не оставляли его в покое. И, в конце концов, это даже к лучшему. Эта возможная связь с Ополчением – единственная причина, по которой мы оба все еще живы. Пока Империя будет думать, что он владеет секретами повстанцев, они будут держать его в тюрьме.
– Но он отрицал, что причастен к Ополчению, – сказала я. – Когда маска напал на нас.
– Так все говорят. Империя знает, что повстанцы будут отрицать свою причастность днями, даже неделями, пока не сдадутся. Мы готовились к этому. Я научил его выдерживать допросы и выживать в тюрьме. Пока он в Серре, а не в Кауфе, с ним должно быть все в порядке.
«Но как долго?» – подумала я. Мне не хотелось прерывать рассказ Телумана, но еще больше я боялась слушать его дальше. Если он говорил правду, значит, чем дольше я его слушала, тем сильнее рисковала.
– Комендант ждет ответа. Она пришлет меня за ним через несколько дней. Вот.
– Лайя… подожди…
Но я сунула бумаги ему в руки, метнулась к двери и отперла замок. Он мог легко догнать меня, но не стал, а лишь наблюдал, как спешно я побежала по переулку. Заворачивая за угол, я, кажется, услышала его проклятия.
* * *Ночью я беспокойно металась в тесной коморке, что звалась моей комнатой. Веревочная кровать впивалась в спину, крыша и стены казались так близко, что невозможно было дышать. Рана горела, а в голове непрерывно звучали слова Телумана.
Серракская сталь – источник силы Империи. Ни один меченосец не выдаст ее секрет книжнику. И все же в том, что говорил Телуман, была и правда. Когда он говорил о Дарине, то описывал моего брата очень точно – его рисунки, образ мышления. Да и сам Дарин, как и Спиро, утверждал, что он не работал ни на меченосцев, ни на Ополчение. Все это совпадало. Кроме того, Дарина, насколько я знала, не интересовало восстание.
Или интересовало? Воспоминания хлынули на меня потоком: Дарин молчал, когда Поуп рассказывал, как вправлял кости ребенку, избитому наемниками. Сжав кулаки, Дарин извинялся, когда Нэн и Поуп обсуждали последние облавы меченосцев. Дарин не замечал нас, рисуя женщин-книжников, дрожащих перед маской, детей, дерущихся в канаве из-за гнилого яблока.
Я думала, молчание моего брата означало, что он отстранялся от нас. Но, быть может, молчание становилось его утешением. Возможно, это был его единственный способ сдержать гнев, когда он видел, что происходило с его народом.
Слова Кухарки насчет Ополчения не давали мне покоя даже во сне. Я видела, как Комендант режет меня снова и снова. И каждый раз она обретала новое лицо: Мэйзена, Кинана, Телумана, самой Кухарки.
Я проснулась, задыхаясь и пытаясь оттолкнуть стены комнаты. Встала с кровати и прошла через коридор лакейской на задний двор, вдыхая ночной прохладный бриз.
Было уже за полночь, облака проносились на фоне почти полной луны. Через несколько дней будет Лунный Фестиваль, который празднуют книжники в середине лета, во время суперлуния. В этом году мы с Нэн должны были принести печенье и кексы. А Дарин должен был плясать, пока не свалится с ног.
В лунном свете устрашающие здания Блэклифа казались почти красивыми. Черный гранит отливал мягкой синевой. Сама школа была, как всегда, до жути тиха. Я никогда не боялась ночи, даже ребенком, но ночи Блэклифа были другими, их тишина давящая, тяжелая, такая, что заставляет тебя оглядываться через плечо. Эта тишина казалась живой.
Я посмотрела на звезды, низко висящие в небе, и подумала, что смотрю в бесконечность. Под их холодным взором я чувствовала себя совсем маленькой. Красота звезд ничего не значит, когда жизнь здесь, на земле, так ужасна.
Я не привыкла к подобным мыслям. Мы с Дарином провели столько ночей на крыше дома Нэн и Поупа – не счесть. Мы следили за Великой Рекой, Стрельцом, Мечником. Наблюдали за падающими звездами и соревновались на желание, кто первым ее увидит. Поскольку Дарин всегда обладал острым, как у кота, зрением, мне вечно приходилось воровать у соседей абрикосы или, подкравшись со спины, обливать Нэн холодной водой.
Сейчас Дарин не мог видеть звезд. Его заперли в камере где-то в лабиринтах тюрьмы Серры. И он не увидит их, пока я не дам Ополчению то, что они хотят. В кабинете Коменданта неожиданно вспыхнул свет, и я вздрогнула, удивившись, что она все еще не спит. Развевались шторы, и из открытого окна доносились голоса. Она была не одна. Я вспомнила слова Телумана: «Я никогда не видел, чтобы твой брат боялся. Он никогда не думал о том, что что-то может пойти не так. Он думал только о том, как сделать, чтобы все получилось хорошо.
Возле окна Коменданта вдоль стены поднималась старая шпалера, покрытая иссушенной летним зноем лозой. Я потрясла ее – шаткая, но взобраться по ней все-таки можно.
Вполне вероятно, что Комендант не скажет ничего полезного. Может быть, она разговаривает с курсантом.
Но зачем бы ей встречаться с курсантом среди ночи? Почему не днем?
Она тебя выпорет, – вопил внутри страх. – Выколет глаз! Отрубит руку!
Но меня уже и пороли, и били, и душили, и я выдержала. Меня искромсали раскаленным лезвием, и я выдержала.
Дарин не позволял страху брать верх над собой. Если хочу спасти его, я тоже не должна.
Зная, что долгие раздумья не прибавят мне мужества, я схватилась за шпалеру и полезла наверх. Вспомнился совет Кинана. «Всегда имей план отступления».
Я сморщилась. Слишком поздно.
Каждый шорох сандалий казался мне взрывом. От громкого скрипа зашлось сердце, я оцепенела, но в следующую минуту поняла, что это всего лишь стон решетки под моим весом.
Добравшись до верха, я все еще не могла расслышать Коменданта. Карниз находился слева, в футе от меня. Тремя футами ниже камни частично раскрошились, образовав небольшой выступ. Я вздохнула, взялась за карниз и качнулась от шпалеры к окну. Казалось, до ужаса долго ноги скребли по гладкой стене, пока я нащупала выступ.
«Только не обрушьтесь, – молила я камни под ногами. – Только не осыпьтесь!»
