Сварогу доложили о готовности обоих армий, и на сей раз ему уже не удалось опустить прощальную речь. Военный этикет требовал от Верховного Главнокомандующего прямого обращения ко всем экипажам. Уставший техник подал ему знак, что связь установлена, и на каждом корабле уже объявили о его выступлении.
Он перевёл взгляд на лежащую перед ним заготовленную речь. Группа сенатских филологов и политтехнологов корпели над ней целую ночь, вложив в строки горькое варево из напускного патриотизма, сладкой лести, преувеличений и прочей ораторской гипнотизирующей чепухи. Главнокомандующий вскользь пробежал глазами по первым предложениям. Одобренный им вчера документ показался ему вульгарным и насквозь фальшивым.
Техник повторно размахался руками, вновь привлекая внимание Сварога.
– Говорите, – одними губами нервно повторял он.
Ожидание на кораблях затянулось.
Взглянув на вылизанную до приторного идеала речь, Сварог свернул документ, сметая его на пол.
– Друзья! – нестандартно начал он. – Я горд, зная, что вы уходите добровольцами. – Медленно и громко обратился к военным Главнокомандующий.
– Я горд, зная, что вы трезво оцениваете последствия предстоящего вам задания и вопреки этому находитесь именно на своих местах.
Сварог сделал небольшую паузу.
– Я не имею права что-либо вам гарантировать, – чуть тише добавил он. – Впредь лишь ваше усердие, командный дух и боевой опыт будут для вас последним тылом.
Но одно пообещать я могу!
Главнокомандующий собирался лаконично закончить.
– Вы уходите сегодня, – громко заговорил он вновь, – чтобы многим было дано увидеть «завтра»! И я обещаю вам, что это «завтра» будет жить!
Далее Сварог коротко завершил обращение, подтверждая приказы на отлёт.
Армии выходили на межпространственный манёвр.
Вначале из радиуса обзора тихо исчез малый косяк, ведомый координатами Иерихонской системы. Практически за ним с отклонением в пару градусов с трёхмерной проекции карты галактики соскользнула вторая армия.
Глава 9
Мгла увеличивалась. Гнилой пористой губкой она впитывала окружающую её материю и подобно пористым фильтрам высасывала из той любого вида энергию, оставляя после себя практически стерильный след. Размеры мутантов стремительно разрастались, а энергетические всплески в их черноте молниями разрезали и освещали невообразимых многоликих и огромных существ. Но их голод не утихал.
Захмелевшие и глупые сросшиеся твари издавали лишь один понятный для восприятия импульс. Он квантовыми волнами моментально разлетался во всех направлениях видимой и невидимой Вселенной, проникая даже за пределы этого измерения. И каждый, кто находился в достаточной близости от мглы, кто мог не только услышать данный импульс, но и почувствовать присутствие субстанции, породившей его, начинал покрываться зловонными вибрациями страха, что ещё сильнее, как вкусная, ароматная приправа, манило к себе голодных тварей.
Антареса уже порядочно мутило от этого тошнотворного импульса. Он громко и без такта барабанил в его разуме совокупностью сросшихся, одичалых умов, остатки которых поблёскивали в населяющих мглу тварях.
– Убить, убить, – стонали сиплые вибрации. – Туда! Здесь! Дави, дави…
Мгла всё быстрее поглощала подбрасываемые ей Антаресом энергетические куски, и, не успевая заканчивать трапезы полностью, слепо выискивала новую привлекательную цель.
– Есть! Есть! Убить! Голод, голод! Ещё! – кричала темнота, распространяя короткое послание.
Её чрево, казалось, не имело логического строения или элементарного предела. Впитанная энергия ни во что не преображалась, нисколько не влияла на духовное или физическое положительное восстановление бывших рабов, а лишь сильнее сжималась и прессовалась внутри тварей, становясь сдавленным грузом. Мгла полнела и вздувалась от не переваренной мощной силы, которую попросту не могла усвоить, но азарт и резвость, с которыми мутанты набрасывались на очередные выпущенные Антаресом всплески энергии, только увеличивались.
Когда Владыка галактики начинал уводить мглу в открытый космос, нынешних порций энергии хватало на значительно больший отрезок времени, нежели теперь, когда с тем же объёмом мутанты справлялись в разы проворнее.
Антарес замечал, что такой голод невозможно утолить, даже будь в их рационе вся галактика и бесконечность времени на её поглощение, ведь нужда была иллюзорной для тварей. Они заглатывали ценную энергию, но не ощущали её настоящего вкуса, и уже давно не могли воспользоваться ею, отчего их неудовлетворённость и злоба только возрастали. Из-за своего приобретённого в деградации скудоумия, твари не могли в должной степени анализировать происходящее с ними. Всё, что им оставалось, – это распалять горькую ненависть и подчиняться всё тому же стучащему импульсу в их атрофированном уме. И мгла не прекращала вынюхивать бесполезную для себя пищу.
Изначально Антарес посчитал, что несовместимое с существованием количество приобретённой энергии должно разорвать и уничтожить мутантов изнутри. Он надеялся на вероятность такого решения и щедро, не жалея себя, закармливал следующих за ним тварей. Дошло до того, что каждый из мутантов поглотил в себя энергию, равную кумулятивной силе двадцати сверхмассивных звезд. Их чрева представлялись огромными бурлящими сферами, набитыми нестабильными энергетическими процессами, которые бы в нормальных условиях давно б вылились в различные преобразования.
Впитав последнюю каплю, мгла действительно вспыхнула и достигла пика перегруженности, но это вовсе её не уничтожило. Сжатая энергия покинула не только их тела, но и эту Вселенную, преобразуясь в неожиданный квазар-выброс в каком-то другом мире.
Когда колебания растревоженного пространства успокоились и вернулись к плавности и стабильности, Антарес с разочарованием заметил струившихся позади себя уже измотавших его мутантов. Ни объёмный внутренний взрыв, ни предшествующее ему чрезвычайное сингулярное сжатие не навредили сросшимся переродкам. Единственное отличие заключалось лишь в том, что их ещё недавно треснувшие, вывернутые наизнанку желудки вновь были целы, идеально пусты и, как и прежде, ныли холодным голодом.
Пока Владыка галактики осматривал разлетевшуюся в момент яркого взрыва на несколько фрагментов мглу, одна из групп тварей набросилась на самого Антареса, вторая же исчезла, перемещаясь к ближайшему источнику энергии. Антарес отреагировал быстрее, чем понял, что происходит. Он не успел телепортироваться, но выстроил вокруг себя панцирь. Мгла облепила его, повторяя силуэт защитного поля, и ещё яростнее разгорелась разрядами. Щит, как и сам Владыка галактики, так же состоял из своеобразной энергии, преобразованной в разновидность материи, и являлся для мутантов на данный момент, пожалуй, самым желанным, лакомым блюдом.
Антарес опять уловил возобновившийся грубый импульс. Остатки мглы испускали его отчётливо, громко, и не разобрать его смысла было невозможно.
– Дави! Его, его! – мгла взволновано вилась и покусывала ещё крепкий щит, но жаждала она не защитного поля, а того, что было под ним.
– Сожрать его! – копошились твари. – Хотим его!
Щит начинал ослабевать под натиском и постоянными укусами, выбивающими из него энергию. Антарес видел, как ветшают его границы, а вместе с тем уязвимым становился и он. Но его прогноз собственной выносливости не оправдался. Владыка галактики не продержался и половины отведённого себе срока, не сумев переместиться из-под укрытия. В следующее мгновение одному из мутантов удалось образовать отверстие. Оно было небольшим, на молекулярном уровне, но для сросшихся тварей, способных в незначительной мере неосознанно трансформировать под себя окружающую реальность, такого изъяна оказалось достаточно. Одна из тварей просочилась под панцирь защиты и до того, как Антарес успел повторно загородиться, её сотни клыкастых ртов впились в разум и плоть Владыки галактики.
Антарес кричал и трепыхался внутри утратившей пользу защиты, как в жалящем каменном мешке. Для мутантов его совокупная внутренняя энергия оказалось чрезмерно огромной для мгновенного поглощения, и тварям удавалось отхватывать лишь небольшие кусочки. Но с каждым укусом Владыка галактики безвозвратно терял самого себя, а его суммарная сила падала.
Пытаясь стряхнуть уродливые пасти, Антарес перепробовал практически все возможные удары, но твари не реагировали. Между тем боль от ран начинала возрастать, пылать огнём, как и увеличивался объём потерянной с каждым укусом энергии. Мгла приспосабливалась поглощать загнанную в тупик ещё барахтающуюся сильную и вкусную дичь.