Интересно. Особняк Шварца стал мне домом, а Людвиг другом.
— Иди отдохни, Лотта. Ты устала. А потом, вечером, расскажешь, как всё прошло.
— Хорошо.
После слов Людвига я осознала, что и правда едва стою на ногах от навалившейся усталости. Подбежавшая по сигналу Шварца служанка помогла мне снять плащ и шляпку и провела в мои покои, где уложила в кровать, задёрнула балдахин и шторы на окнах, так, чтобы дневной свет не мешал сну.
Впрочем, старалась служанка напрасно. Вначале сон был так крепок, что никакой свет бы не помешал. А потом меня стали мучить кошмары, и я даже обрадовалась бы пробуждению, но вырваться из паутины сна не получалось.
Во сне я снова видела герцога, только он походил на Людвига неестественной бледностью кожи и провалами глаз. Герцог смеялся, бросая маме в руки алый шёлковый кошель, звеневший монетами. Мама радовалась, а я с ужасом видела, что ткань красна от крови, и капли её сочатся вниз, пачкая пальцы и платье.
Герцог вновь прикасался к Лизхен и Гретхен, и те бледнели, становились прозрачней, продолжая при этом счастливо и влюблённо смотреть на него.
— Лотта, защити их, — послышался знакомый голос, и обернувшись на него, я увидела полупрозрачный силуэт отца.
Он висел в воздухе и печально смотрел на меня.
— От чего? Как? — получить ответ мне казалось страшно важным, но отец молчал, опустив голову.
Но вот призрак вновь посмотрел на меня:
— Лотта, прости. Я понял, как виноват перед тобой. Прости.
Я отвернулась, желая вновь увидеть сестёр и герцога. Но они уже исчезли. Я стояла одна на берегу пруда, где рыбачила в детстве вместе с отцом.
— Прости. Прости. Прости, — шелестели травы, лепетали волны ручья, что выбегал из пруда.
А отец молчал, неплотным облаком зависая над поляной. Гнев горячим углем разгорался в груди.
— Ты забрал у меня и сестёр это! — я обвела рукой место, где когда-то чувствовала себя счастливой. — Ты продал и предал меня, а теперь просишь прощения!
— Виноват. Знаю. Отпусти меня.
— Я не держу!
— Не могу уйти без твоего прощения.
— А я не могу простить!
Отвернувшись, посмотрела на гладь пруда, в котором отражалось рассветное небо. Ветер шелестел листвой. Журчал ручей. Сладко пахли травы.
— Тебе так важно моё прощение? Жил же ты без него.
— Жил. А перед смертью понял, как виноват. И теперь не могу уйти.
Я с досадой посмотрела на призрака. Отец и после смерти ставил свои желания на первое место. Хочет упокоиться и значит я должна его простить. Донимает меня.
— Он не мучает тебя? — прошелестел отцовский голос.
— Кто?
— Колдун, которому я проиграл тебя.
— Нет. Шварц не такой. Он хороший.
Призрак шумно вздохнул и стал прозрачней.
— Хорошо. А то я боялся, что тебя так же пытают.
— Меня не пытают!
— Хорошо, — отец прикрыл глаза.
Сквозь его силуэт стали просвечивать деревья. Я поняла, что сейчас он исчезнет и больше мы не увидимся.
— Я прощаю тебя! — сердито крикнула в тающий силуэт.
А то исчезнет, оставив меня виноватой в его последующей неприкаянности.
— Береги себя, Лотта, — прошелестел отец и исчез.
Проснулась я в слезах, и проплакала, не зная о чём, до самого ужина.
Когда в столовую пришёл Людвиг, я рассказала ему о похоронах, об обещании выплачивать матушке пансион от наследника отцовского титула. Деньги эти были невелики, но вместе с рентой, что, оказывается, получал отец, позволяли спокойно скромно жить, особенно если вернуться из столицы в провинцию. Во- всяком случае, так нам объяснил семейный поверенный вместе с управляющим Людвига.
Мама пока не приняла решения, всё случилось слишком неожиданно. Мне показалось, она вообще не слишком поняла их объяснения. Но ничего. Со временем разберётся.
— Получается, теперь ты можешь покинуть меня.
— Вы хотите, чтобы я это сделала?
— Нет. Не хочу. Но это неважно. Важно, что хочешь ты. Обещаю, что не стану удерживать тебя силой.
— Я не хочу сейчас уходить от вас. Не обещаю, что это навсегда. Возможно, потом появится желание уйти. Тогда вы отпустите меня?
— Да. Клянусь, ты вольна уйти в любой момент.
— Тогда я предпочту остаться. Вы ещё не всем секретам магии меня обучили.
Мы улыбнулись друг другу, подтверждая новый договор. Теперь я живу здесь не как пленница, а как друг, свободно, по собственной воле.
Людвиг редко выражал свои чувства, но сейчас мне казалось, я чувствую его радость от высказанного мной решения.
Но воцарившееся в гостиной спокойствие продержалось ровно до той минуты, когда я вспомнила о посещении кладбища герцогом. Странно, но теперь, в присутствии Шварца и после тревожного сна, я не испытывала такого безграничного восхищения от высокой чести, оказанной нашей семье.
Людвиг же и вовсе нахмурился.
— Похоже твоей матери действительно лучше покинуть Райхеен. Поговори с ней, постарайся убедить держаться подальше от герцогского дворца.
— Я попробую.
— А тебе, Лотта, лучше пореже покидать особняк. Принимай гостей здесь.
В его голосе звучала искренняя тревога, и я не стала спорить. Не слишком-то я рвалась из его дома.
Следующий месяц прошёл спокойно. Убедить маму уехать в провинцию у меня не вышло. Да это пока и не получилось бы, даже если бы она захотела. Должно было пройти положенное время до её вступления в остатки отцовского наследства. Но так как из-за траура мама с сёстрами почти не выходили из дома, то я особо не волновалась. Да я и не видела особых причин для волнения. Тревожный сон про герцога забылся, и это ведь просто сон. Про погибших девушек больше тоже не было слышно. Всё казалось входило в привычное русло. Я наслаждалась покоем.
Глава 26. Нежданный гость
Людвиг
Ещё недавно он радовался, что появление Лотты вернула ему ощущение жизни, оживило чувства, разорвало ледяную серую пустоту, в которой он бесцельно барахтался, действуя лишь по привычке. А сейчас заставила вспомнить, что жизнь — это не только радости, но и страдания.
Как он мучился, отпустив Лотту к семье. Боялся, что она не вернётся. Он не мог не отпустить её. Память о семье — отце, брате, — единственное, что до появления Лотты помогало ему сохранять человечность. Он ценил в Лотте её отношение к близким и хотя её отца Людвиг глубоко презирал, но лишить Лотту прощания с ним, не мог.
Все два дня её отсутствия его неживое сердце разрывало от противоположных чувств. То он вспоминал, как Лотта дружески говорит с ним, тепло улыбается, и начинал верить, что она вернётся. То мысленно оправдывал её решение остаться с семьёй. По словам управляющего, уточнившего остатки состояния барона, вдове
