— Такие дела творятся в части, с ума сойти! — задержав ладонь Глазова в своей, заторопился Анатолий Павлович. — Просто голова кругом… То побоище в казарме, то вот… срочник Сомик едва не повесился. И Разоев в санчасти… Опять ведь, чего доброго, шум поднимется по поводу разборок на националистической почве!
— Вам Семен Семенович звонил уже? — осведомился Глазов.
— Звонил, как же, — закивал Анатолий Павлович. Он посмотрел на Бурыбу и проделал несколько шагов в сторону, увлекая за собою и особиста. Отойдя на расстояние, на котором, по его мнению, сержант их разговор слышать не мог, спросил, приглушив голос:
— Этот Иванов, который Василий Морисович, твой кадр, что ли, да? Я так понимаю, что да, — не дождавшись ответа, утвердительно произнес Киврин. — Сам Самыч вот не велит вмешиваться… Конечно, Максимыч, я на твою территорию не лезу, но ты и меня пойми. ЧП за ЧП в части — то изобьют кого, то… вешаются вот. И во всех делах этот Иванов замешан…
— Какие же у вас, Анатолий Павлович, претензии к нему? — осведомился Глазов. — В прошлый раз он дерущихся разнимал. Вчера Сомика из петли вытащил.
— А Разоев-то?!
— Что Разоев? Разоев на него сам налетел. Иванов защищался. Да и пострадал ваш Разоев не так уж и сильно — суставы выбитые ему вправили, а других серьезных повреждений у него нет.
Зам. комполка по воспитательной части помотал головой, точно стряхивал с волос воду:
— А спровоцировал-то он Разоева зачем? Как белый день ясно же, что он его спровоцировал! И ведь драться так где-то насобачился… Мансура ухайдакал аж до бесчувствия.
— Ну, на силу всегда сила найдется, — сказал Алексей Максимович, оглянувшись на дверь пристройки. — Я никак не соображу, Анатолий Павлович, у вас что ко мне?
— А то сам не понимаешь! — через заискивающий тон Киврина прорвались иголочки раздражения, впрочем, тут же и спрятавшиеся. — Максимыч, я тебе как на духу… С Сомиком вроде я утряс вопрос. С Разоевым тоже постараюсь разобраться. А этот твой… Морисович… Не зря его Гуманоидом прозвали!
Киврин покрутил в воздухе кистями рук и изобразил на лице крайнее недоумение.
— Я, значит, к нему — выяснять, как дело было, — продолжал он. — А он мне слова вставить не дает! Грузит по полной программе, несет какую-то чушь… То про туалетную бумагу какую-то, то про честь офицера… Шпарит, будто передовицу из «Красной звезды» пересказывает. И, главное, еще с гонором таким! Будто это я — рядовой-срочник, а он — майор, комроты, заместитель командира полка! Поучает! Он нормальный вообще? В смысле — мозгами? А?
— Вы считаете, медкомиссия в военкоматах настолько некомпетентна, что отправит служить душевнобольного? — сказал на это Глазов.
Анатолий Павлович осекся. Пристально, прищурясь, посмотрел на особиста… Затем вздохнул и заговорил снова, теперь голосом обычным, не с подобострастием и без скрытого раздражения:
— Не надо, майор, со мной так. Давай откровенно… О том, что у вас с Самородовым последнее время вполне деловые отношения, почти все офицеры уже в курсе — уж я точно знаю. Так что, мы в одной лодке с тобой, майор. А если так, на хрена нам ту лодку раскачивать? Случись чего, все вместе огребать будем. И я, и комполка, и ты тоже — поскольку ты с ним завязан… по, скажем так, внеслужебным делам. Поэтому ты своего Морисовича угомони. Что хочешь делай, но пусть он заткнется и не выступает больше. А еще лучше — устроить ему перевод в другую часть. Куда-нибудь в Сибирь поглубже, чтобы он там медведям свои пламенные речи толкал. С Сомиком и Разоевым я, как говорил, вопросы порешаю, но этот твой тип явно горит желанием погеройствовать — всех под злодеев подвести и разоблачить. Доступно излагаю, майор?
— Доступнее некуда, — ответил Алексей Максимович.
— Ведь того и гляди, в военную прокуратуру сообщит, — добавил еще Анатолий Павлович. — Чудо, что до сих пор не сообщил.
— Не будет он никуда сообщать, — проговорил Глазов. — Он сам разбираться будет.
— С чего это ты взял, что сообщать не будет?
Алексей Максимович и сам не знал, откуда в нем взялась эта уверенность. Поэтому и не ответил ничего.
Киврин еще раз воткнул под косматые черные брови Глазова остро пытливый взгляд, многозначительно кивнул особисту и, резко развернувшись, затрусил прочь. Поглядев Киврину вслед, на его подпрыгивающий круглый зад, Алексей Максимович испытал сильное желание выругаться, но сдержался. Он вернулся к двери пристройки, которую сержант Бурыба уже успел закрыть и привалить засовом.
— Открывайте, — коротко приказал Глазов сержанту, который уже успел запереть дверь за Кивриным.
Бурыба залязгал ключом, распахнул дверь и посторонился, предполагая, что майор намеревается войти внутрь. Но Глазов не двинулся с места.
— Выводите, — сказал он.
Бурыба на мгновение замешкался.
— Выводите, — повторил Алексей Максимович. — Чего ждете? Я действую по прямому указанию полковника Самородова.
Сержант пожал плечами и, сказав «слушаюсь», ступил в тусклую полутьму сырого помещения, где, казалось, было еще холоднее, чем снаружи.
— Эй, узник совести! — гаркнул он. — На выход с вещами!
Рядовой Василий Морисович Иванов по прозвищу Гуманоид перешагнул порог спустя секунду после того, как окрик Бурыбы провалился в погребную сырость кладовой. На Иванове не было ремня. Длинные язычки лишенных шнурков «берцев» шлепнули по асфальтовому покрытию, когда он со стуком приставил ногу к ноге и вытянулся по стойке «смирно».
— Майор Алексей Максимович Глазов, военная контрразведка, — представился Глазов.
Парень смотрел на него спокойно и с интересом.
— Рядовой Иванов, — приставив ладонь к виску, ответил он.
— Следуйте за мной, Иванов, — сказал майор.
В кабинет Глазова они поднялись, не сказав друг другу ни слова. Алексей Максимович шел впереди, рядовой отставал от него на пару шагов. Войдя в кабинет, майор уселся за свой стол и указал Иванову на табурет, стоящий в центре помещения, прямо в бледно-сером косом прямоугольнике мутного утреннего света, падавшего из окна:
— Присаживайтесь.
— Благодарствую.
Услышав такой ответ, майор приподнял брови. Затем провел ладонью по белой голове и усмехнулся.
Рядовой сел прямо, положив руки (кисть правой руки была толсто забинтована) на колени, и вопросительно уставился на Глазова. Держался этот Иванов-Гуманоид так, не мог не заметить про себя Алексей Максимович, будто никакой угрозы лично для себя не ощущал. Будто в этот кабинет его пригласили, чтобы помочь разобраться в проблеме, к нему самому отношения не имеющей. Это несколько расстроило мысли майора, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы начать разговор.
— Итак, — проговорил Глазов. — Приступим.
— Да, — с готовностью откликнулся Иванов. — Слушаю вас.
Если бы Алексей Максимович не получал от своего осведомителя Сани Гусева доклады по Иванову, не анализировал их и не составлял на их основе отчеты в контору, он бы сейчас точно уверился в ощущении, что Гуманоид над ним издевается. Но майору было известно, что подобное поведение, вызывающее у окружающих недоумение и раздражение, является для рядового Василия Иванова вполне обычным. Поэтому Глазов не подал виду, что слова Гуманоида его царапнули. Внутри него снова всколыхнулся рабочий азарт, и он приступил к игре:
— Ну что ж, Иванов, нехорошие дела у вас, следует признаться. Не хочу вас пугать, но, скорее всего, в недалеком будущем вас ждет следствие, суд и дисциплинарный батальон.
— Навряд ли, — не смутившись, ответил Гуманоид, — дело будет передано в суд. Состава преступления в моих деяниях нет. Согласно статье 114 Уголовного Кодекса Российской Федерации, карается лишением или ограничением свободы на срок до одного года умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, которое произошло в результате превышения пределов необходимой самообороны. Я принужден был обороняться, и пределов необходимой обороны не превышал. Рядовой Разоев уже назавтра будет здоров — тяжкого вреда его здоровью не нанесено. И вы сами не можете этого не знать. Посему, исходя из вышеизложенного, могу предположить, что вы меня напросте вводите в заблуждение, потому что вам что-то от меня надобно.
Проговорив это, Иванов замолчал с видом человека, выдавшего давно и тщательно обдуманный ответ на один вопрос и ожидающего вопроса следующего, ответ на который у него также готов. Это вышло у него так убедительно, что Глазов понял: дальше бить в этом направлении бессмысленно.
Майор открыто улыбнулся парню, сидевшему напротив, давая понять, что сказанное выше было чем-то вроде пробного шара. Чем-то вроде проверки, необходимой перед тем, как перейти к главному…
— Приятно встретить молодого человека, обладающего столь высокой юридической грамотностью, — сказал Алексей Максимович. — Хотя в наше время это не такая уж и редкость. Но ведь у вас, кажется, нет высшего образования?
